Зона поражения - Александр Бородыня

— Приехал уже, Макар Иванович?

— Приехал, — шепотом отозвался тот, он, наверное, прикрывал ладонью микрофон. — Хорошо, один приятель из Министерства энергетики на своей машине подбросил, а то до завтра не смогли бы выбраться.

— Там серьезное что-то?

— Потом! У тебя как?

За спиной Паши мягко стукнул лифт, было слышно, как открылись дверцы.

— Погоди, — сказал Паша в трубку и повернулся.

Он даже испугался, увидев лицо Валентины, оно было таким бледным, таким прозрачным, что подведенные помадой неподвижные губы казались аккуратно нарисованными на листе мелованной бумаги. Валентина не вышла из лифта, она ни слова даже не сказала, только подняла руку и каким-то неловким движением поманила Пашу к себе.

— Что там у тебя случилось? — спросил Дмитриев.

— Перезвоню! — пообещал Паша и повесил трубку.

В лифте оказалось прохладно и очень светло. Прямо перед Пашей было зеркало. Желтый квадратик скользил по узкому световому табло над дверью, лифт двигался вниз. На цифре «один» квадратик замер, но лифт не остановился. Валентина переключила что-то на щитке, и кабина пошла дальше.

— Куда мы? — спросил Паша.

— В морг! — сухо отозвалась она.

— Зачем нам в морг?

Но Валентина не стала ничего отвечать. Они вышли из лифта и, пригибаясь, иначе под трубами не пройти, быстрым шагом углубились в подвальные помещения. Здесь если и были какие-то кондиционеры, то они явно не справлялись, насыщенный гулом и паром воздух показался Паше тяжелым. Валентина остановилась, нажала на ручку двери, металлические створки распахнулись, и они оказались на пороге большого низкого зала. Алюминиевые эмалированные дверцы, гудение. Холодок, идущий от белого кафельного пола, неприятный специфический запах, от которого с непривычки у Паши слегка ослабли ноги.

— Может быть, вы все-таки объясните мне?..

— Сюда! — сказала Валентина. — Пойдем…

В кафельной стене оказалась еще одна металлическая дверь, они вошли в небольшой хорошо освещенный бокс. Паша даже присвистнул от неожиданности. Посредине бокса стоял металлический стол, на котором лежал человек. Белый халат на мертвеце мог принадлежать любому санитару или врачу, а лицо было так изуродовано, что сам черт не разберет. Не сразу, не в первую секунду Паша обо всем догадался. Только разглядев под халатом дорогой костюм, свесившийся вниз с железного края стола пропитанный кровью галстук, неприятно повернутую ногу в начищенном ботинке, он понял, что перед ним на столе лежит Александр Алексеевич Тимофеев, генеральный директор и главный врач МОЦ.

Второй мертвец сидел на полу возле стола. Он все еще протягивал руку, пытаясь дотянуться до свисающего галстука, но растопыренные пальцы все-таки не касались его. Лицо сидящего, в отличие от лица Тимофеева, не было изуродовано. Смерть, похоже, наступила от прямого удара в сердце, но лицо это, сильно поросшее щетиной с вылезающими из-под темной губы желтыми крупными зубами, было журналисту незнакомо.

На мертвом поверх синего рабочего халата был повязан желтый кожаный фартук, какие надевают мясники для работы, и немного ниже левой лямки из фартука торчала металлическая рукоятка большого скальпеля, загнанного в грудь.

В помещении были еще два высоких табурета на колесиках. На одном из них сидела медсестра, которую Паша видел ночью. Он опознал ее по золотым треугольничкам в ушах. Алевтина сидела совершенно неподвижно и смотрела на вошедших. На ее белом халатике отчетливо проступали пятна крови. Халат был порван, на левой ноге женщины не хватало туфли.

— Вы позвонили в милицию? — спросила она и посмотрела почему-то на Пашу.

— Пока нет!

Валентина с трудом удерживала себя, она засунула руки глубоко в карманы, и по шевелению ткани можно было понять, как внутри карманов сжимаются и разжимаются ее кулаки.

— Почему?

— Сначала ты нам все расскажешь, — сказала Валентина. — А потом будет тебе и милиция, и все, что хочешь…

— Что я должна рассказать?

— Все! — В голосе Валентины Паша уловил странную настойчивость. — Все в деталях, подробно. Как ты оказалась здесь. — Валентина будто хотела подсказать заранее отрепетированный ответ. — Ты пришла сюда вместе с Александром Алексеевичем?

Паша с интересом осматривал помещение: на втором табурете плашмя лежала небольшая грязная палитра и запечатанная коробка с краской, там же несколько скальпелей, тюбики с клеем и набор кисточек. Среди кисточек валялся еще один скальпель. Только позже, несколько дней спустя, Паша узнал о назначении этих предметов. При помощи такого набора Макаренко переделывал лица мертвецов, придавая им совершенно иные черты.

На кафельном полу повсюду были рассыпаны запаянные маленькие ампулы. В самом углу на груде каких-то грязных тряпок валялась разорванная картонная упаковка из-под морфия.

— Плохо вам? — спросил Паша, поворачиваясь к медсестре.

Такого белого лица он не видел даже в Грозном во время бомбежки. Женщину трясло.

— Ломает ее, — сказала Валентина. — Абстиненция. Наркотическое голодание. И все-таки, что здесь произошло, — обращаясь уже к медицинской сестре, с трудом удерживающейся на своем стуле, спросила она. — Ты нам расскажешь?

Мокрые губы Алевтины неприятно дернулись, по подбородку стекла мутная струйка слюны.

— Да! — хриплым шепотом сказала она. — Я помню! Я расскажу. Только дайте дозу!

3

Он не стал дожидаться утра, Валентина взяла у дежурного ключи, не задумываясь, сорвала пломбу в помещении ка-стелянной, и Паша наконец избавился от пижамы. Валентина обещала не вызывать милицию еще в течение получаса, так, чтобы он мог уехать. Паша был совершенно уверен, что если его возьмут здесь, то в лучшем случае обойдется тремя сутками задержания и подпиской о невыезде. В обмен он обещал Валентине, что со стороны газеты попробует подать скандал в максимально удобном для нее варианте. Он обещал, что о подмене морфия вообще не упомянет в статье и всю вину за провокацию с наркотиками он возьмет на себя.

После мягкой полутьмы и тишины клиники уличные фонари просто ослепили его. Спальный район был погружен во мрак, ледяной ветер обжигал лицо. Поймать машину на пустом шоссе показалось невозможно, какой таксист заберется в это время сюда, на окраину, какой частник остановится?

«Как-то уж очень все быстро получилось, — спасаясь от холода резкими движениями рук и приседая, думал он. — Так не бывает. Все это больше похоже на инсценировку. И Валентина, кажется, знала каждую следующую реплику в этом спектакле, каждый следующий шаг. А я был единственный зритель. Зачем нужен в такой ситуации единственный зритель? Ну это понятно! Зритель, он же свидетель! Не стоит Полностью доверяться этой жене депутата. Не стоит. Дураку понятно, она знает больше, чем говорит. А к тому же я вроде и не дурак совсем!»

Паше повезло. Подпрыгивая прямо под фонарем с поднятой рукой и провожая взглядом на большой скорости проскакивающие мимо машины, он думал, что милиция приедет раньше, чем ему посчастливится отсюда убраться. Рядом остановился потрепанный красный «Москвич». Водитель, опустив стекло, назвал цену, за которую можно было долететь на самолете от Киева до Москвы. Паша согласился, отдал деньги вперед, забрался на заднее сиденье, и, постреливая стареньким мотором, «Москвич» покатил. Через минуту навстречу прошли бесшумно две милицейские черные «Волги» с включенными мигалками.

«Нужно будет связаться по факсу с редакцией, — думал Паша, разглядывая пустой город, проносящийся мимо. — Перебросить статью! Написать — час, передать еще полчаса… Материал небольшой, по телефону передам. Главное — быстро написать. Приеду, устроюсь на кухне и напишу… Там и машинки пишущей нет, придется от руки… Ясности тоже пока никакой, но это просто. Изложу только голые факты. Факты без комментария… Факты без комментария- это то, что котируется… Факты без комментария — это самый цимес!..»

За двадцать минут, проведенных в дороге, Паша уже точно знал, что напишет от первой заглавной буквы до последней точки, никаких радиоактивных покойников в статье пока не будет, никаких шуб, а будут случаи эвтаназии в раковом корпусе, будет убийство главного врача одним из его подчиненных, и гибель самого убийцы от руки преданной медсестры. Личные впечатления журналиста, оказавшегося на месте преступления еще до появления милиции.

Единственное, что теперь беспокоило Пашу, так это то, что личные ощущения хоть и были весьма сильны, но опереться на них было нельзя. Опираться приходилось исключительно на версию Валентины. Вся логика происшедшего выстраивалась только с ее слов.

Выходило, что трагедия произошла из-за замены морфия, а это именно она подменила ампулы с морфием на другие. Паша, конечно, взял одну, посмотрел. Убедился, что не морфий. Но почему он должен верить? Где доказательство, что их вообще подменили? Может быть, никакого морфия вообще не было?