Медальон сюрреалиста - Алина Егорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он заглянул в ее глубокие, блестящие глаза. Небо вместе с пестрым лугом качнулось и опрокинулось в овраг, по телу побежала дрожь, к щекам прилила кровь.
Последний летний месяц пролетел как один миг, он сгорел дотла в пламени страсти. Сальвадор рисовал юную цыганку в разных образах и все глубже тонул в омуте ее чар. Она была похожа на стрекозу: грациозная, тонкая, немного угловатая и необычайно гибкая. Катрин больше не казалась ему грязной и недостойной, «она такая же, как я», думал юноша.
Приехавший в конце лета отец Сальвадора удивился, что его сын, ранее так рвавшийся домой, не хотел покидать монастырь.
— Ты собираешься поступать в академию или нет?
Катрин не появлялась вот уже пятый день, отец торопил юношу домой, готовиться к экзаменам. Сальвадору хотелось ответить отцу, что он в гробу видал его академию вместе с экзаменами, и если бы Катрин была рядом, если бы она попросила его остаться, он так и сделал бы.
Не дождавшись возлюбленной, Сальвадор отправился к месту стоянки табора. Шатра там уже не было, остались лишь две пегие лошадки. Оглядевшись, Сальвадор заметил знакомого ему паренька.
— Хосе! — крикнул художник.
— Чего тебе? — настороженно отозвался цыган. Он шагнул в густую траву, чтобы Сальвадор не заметил на нем своих ботинок.
— Эй, где Катрин?
— В город с табором ушла. Ты ее не ищи. Отец узнал, что сестра с гаджо гулять стала, сердитым стал.
— Это я-то гаджо?! — возмутился Сальвадор. — Да я из знатного каталонского рода!
— У нас, у цыган, свои законы. Цыгане говорят: приходи любой — гостем будешь, а в родню не всякий попадет.
Сальвадор оторвал от рисунка клочок бумаги, начеркал на нем адрес дома, где проживала его двоюродная бабка дона Паула: Santjago la Ricada, 4. Старуха всегда была рада Сальвадору, она его баловала, позволяла делать все, что ему заблагорассудится. К тому же дона Паула была туга на оба уха и слаба глазами, так что в ее доме он мог без опасения встречаться с цыганкой — бабка все равно ничего не заметит, а если заметит, то родителям не выдаст.
Положив бумажку с адресом в медальон, Сальвадор протянул его цыгану.
— На вот, возьми, передашь ей.
— Знакомая вещица, — хмыкнул Хосе. — Услуга требует платы, подкинь пару песет Христа ради.
— Плату ты уже взял вперед. Мои ботинки сшиты у лучшего в Фигерасе башмачника.
— Верно говоришь, хорошие башмаки, — согласился цыган. — Ладно, так уж и быть, передам.
Мадридская королевская академия искусств Сан-Фернандо выпустила не одного талантливого художника. В ней учились: Франсиско Гойя, Пабло Пикассо, Хуан Луна, Хосе Балака. Она считалась одним из самых престижных учебных заведений Испании. Поступление в академию для Сальвадора Дали много значило — юноша это понимал, но по обыкновению не смог обойтись без эксцессов. К вступительному экзамену Сальвадор подготовил слишком маленький рисунок, из-за чего его не приняли к рассмотрению. Следующая работа, представленная Сальвадором, оказалась еще меньше. Правда, рисунок был выполнен весьма талантливо. Несмотря на странный поступок юного дарования, преподаватели сделали для него исключение и зачислили неординарного юношу в академию.
В том же году умерла дона Филиппа Доменеч, мать Сальвадора, что послужило для юноши страшным ударом. В «Резиденции» — студенческом общежитии, куда он переехал, Сальвадор заливал горе вином и вел щегольский образ жизни. Его закружила шальная студенческая жизнь: вольница, новые знакомства и увлечения. В Мадриде Сальвадор познакомился с Луисом Бунюэлем, Федерико Гарсиа Лоркой, Педро Гарфиасом; стал читать работы Фрейда, экспериментировать с различными методами живописи.
Он часто вспоминал Катрин, но так ни разу не заглянул в дом старой доны Паулы, где сам же назначил девушке встречу. Их разделяло расстояние и целая пропасть событий, произошедших в жизни Сальвадора Дали.
* * *Вновь открывшиеся обстоятельства по делу Земсковой позволили следователю Тихомирову взглянуть на показания Ариадны Металиди иначе. Он вызвал ее на допрос и начал все сначала.
— Так кому все-таки принадлежал найденный у вас медальон?
— Мне. Я его получила от мамы. Он у нас хранился дома в коробке из-под леденцов, и никто никогда его не носил, хотя считалось, что он мамин. Бабушка не разрешала, говорила, что носить его нельзя. Я думаю, что просто пугала, боялась, что потеряем. Чем-то он был для бабушки памятен: то ли тем, что достался от нашего родственника цыгана, то ли еще чем — я точно не знаю. Толком мне никто ничего не рассказывал, в нашей семье была какая-то история, говорить о которой запрещалось. Я ее слышала лишь обрывками: от мамы и бабушки, когда они вдруг проговаривались или когда не знали, что я все слышу. Конечно, я пыталась разузнать подробности, но мои вопросы оставались без ответов. Я поняла только то, что в роду у нас есть цыгане и мой дед Александр Венедиктович мне не родной. Но все равно я его всегда считала своим дедом.
В восемнадцать лет цыганский медальон стал моим — мне его подарила мама. На совершеннолетие положено дарить что-нибудь значимое, — грустно улыбнулась Арина, и следователь понял, что девушка знает, что нелюбима матерью. Ну, конечно же! Подарить на столь важную дату валяющуюся без дела медную цацку может только равнодушный к своему ребенку родитель.
— Кто-нибудь из посторонних знал про медальон?
— Лена знала. Поэтому мне и пришлось ей его подарить. Выклянчила. К тому времени бабушка Вера уже умерла, так что следить за тем, чтобы медальон не трогали, стало некому.
— Почему вы его отдали? Неужели только потому, что вас попросила Земскова?
— Александр Тимофеевич питает слабость к аристократическим корням. Моя греческая фамилия пришлась ему по душе. Когда Аркадий меня представлял, его отец одобрительно кивнул и сказал, что греков очень уважает за их голубую кровь. Я спорить не стала — приятно ему считать меня аристократкой, пусть считает. А этот цыганский медальон… Ну, вы понимаете… Если бы Меньшиков-старший узнал, что в моем роду цыгане, а не греки, то разразился бы страшный скандал.
— Земскова вас шантажировала, и вы дали ей медальон в качестве откупного.
— Я не хотела лишнего шума. Да и надоела уже Лена со своими то просьбами, то угрозами. Я отдала ей медальон, чтобы она от меня отвязалась.
— И как, отвязалась?
— На какое-то время. А потом опять пристала, сказала, что какой-то человек хочет со мной поговорить и что, если я не хочу огласки, я должна явиться в условное место.
— Что за человек, когда и куда вы должны были явиться? — заинтересовался Илья Сергеевич.
— Встреча должна была произойти двенадцатого мая, в тот вечер, когда погибла Лена. По ее словам, некто ждал меня где-то в парке, недалеко от дома Меньшиковых. Кто это был, я не знаю, меня к нему должна была привести Земскова.
— Огласка чего подразумевалась?
— Наверное, все того же — наличие цыган в моей семье, — усмехнулась Металиди. — Лена решила, что может мною манипулировать при помощи этого «весомого» компромата.
— Странная просьба: явиться на встречу с неизвестно кем, непонятно зачем, — скептически заметил Тихомиров.
— Я тоже тогда так подумала. Но Лена она вообще была такой… не то чтобы со странностями… Лена часто все усложняла, любила городить огород. Она это делала не нарочно, а, как мне кажется, из-за неуверенности в себе.
— Встреча состоялась?
— Нет. Я туда не пошла, у меня в тот день были другие дела. И вообще, не выношу шантажа! Один раз я Лене уступила, и этого достаточно. Я не собиралась идти у нее на поводу. Понимаете, я отдала Земсковой медальон совсем не потому, что боялась скандала в доме Меньшиковых. Скандал, конечно, был для меня нежелателен, но не настолько, чтобы стремиться его избежать во что бы то ни стало. В детстве, когда я похвасталась медальоном перед нашей дворовой компанией, в которую входила и Лена, я сказала, что медальон чудодейственный, что он стирает социальные границы между людьми. Тогда я и сама в это верила. Потом, конечно, верить перестала. А Лена, как оказалось, продолжала принимать все за чистую монету. Она считала, что я стала невестой Аркадия исключительно благодаря своему медальону. Лена тоже хотела встретить принца. Я тогда решила, что пусть возьмет медальон — может, тогда ей повезет. Ведь, когда человек во что-то верит, это сбывается.
— Вы покинули особняк спустя десять минут после ухода Земсковой. В парке вы ее не видели?
— Нет. Парк ведь большой.
— Это верно, парк не маленький, — согласился следователь. Юнтоловский лесопарк почти не отличался от леса, разве что имел множество протоптанных тропинок и располагался рядом с жилыми массивами.