Медальон сюрреалиста - Алина Егорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Правильно ли я вас понял, что вы считали излишним общаться с родней в последние годы?
— Да, считала! Я вообще оборвала всякие контакты с Виолеттой после того, как она мне отказала в доме. Только не делайте из меня чудовище! Мои поступки — невинные шалости по сравнению с тем, как ведут себя другие. Анька Меньшикова была готова на все, лишь бы избавиться от пасынка. Сама буфетчица буфетчицей, а возомнила себя госпожой! У нее мозгов, как у канарейки. Анькой управлять легко. Это я надоумила ее написать заявление о краже вазы, которую расколошматил ее пасынок. И знаете для чего? Для того чтобы, если Аринка успела понести от Аркадия, у нее случился бы выкидыш от тасканий по допросам! Что вы на меня так смотрите?! Думаете, я одна тут такое исчадие ада — ненавижу свою так называемую внучку — а другие в белых одеждах? Вы глубоко заблуждаетесь, молодой человек! Люди за редким исключением — ничтожества, их души — гниль! И тем гнилее та гниль, чем больше они лицемерят. Все делают вид, что любят своих родственников, а как только заходит речь о наследстве, готовы глотки друг другу перегрызть. Анька побагровела от злости, когда ее муж притащил в семью своего брошенного сынка Аркашку! Она-то выходила замуж за мужчину без прицепа, а тут на тебе — наследничек! С тех пор Анька мечтала избавиться от Аркадия, особенно это желание у нее обострилось, когда пасынок привел в дом невесту и объявил о свадьбе. Не сомневаюсь, что Аркадий погиб не без участия мачехи и ее любовника.
— У Меньшиковой был любовник?
— Конечно! Своим мужем она брезговала: староват, неказист, простоват. У Александра одно преимущество — деньги. Наружность и манеры у него колхозные, а Анька — девушка с запросами, ей благородного подавай.
— И кто же этот благородный?
— Виталик Савельев. Кстати, в доме Меньшикова он единственный человек достойного происхождения. Кроме меня, естественно.
— Вы уверены в наличии между ними любовной связи? Вы никак свечку держали? — с сарказмом спросил следователь.
— Мне, молодой человек, достаточно одного взгляда, чтобы понять, что происходит между людьми. Уж я-то в людях разбираюсь! Анька с Савельевым не один год мелькают перед моими глазами.
— То, что Меньшикова с Савельевым организовали убийство Аркадия, вы тоже на глазок определили?
— Во-первых, я слышала их разговоры. Виталик держался с Анькой подчеркнуто вежливо, даже наедине, и, разумеется, лишнего не болтал. Анька же на язык несдержанна и глупа. Прямо об убийстве пасынка она не говорила — все-таки у этой девушки в голове не совсем пусто, — но намеки были. И хочу заметить, когда Аркадий погиб, Савельев в доме Меньшиковых отсутствовал. Он появился спустя два дня со следами загара.
— Учтем, — задумчиво произнес Тихомиров, протягивая Светлане Ивановне протокол. — А почему вы всех называете девушками? Анне Борисовне тридцать шестой год пошел. Не верится, что по-матерински, с высоты собственных лет — вы же ее не любите.
— Любить мне Аньку не за что. Я всегда обращаюсь к таким «девушка», указывая им на их место, а эти невежды не видят подвоха. Боже! Сколько у нас невежд! «Девушка» — значит «простолюдинка», «чернь», «девка». «Барышня» — вот достойное обращение к молодым особам, но барышень крайне мало.
Отпустив Светлану Сизикову, Тихомиров невольно вспомнил разговор с Виолеттой Металиди. После взятия под стражу Ариадны приехала ее мать. Женщину интересовала судьба дочери лишь в связи с тем, на какой срок и в какой мере можно распоряжаться ее имуществом.
— Понимаете, это моя квартира. Моя! — отчаянно произнесла Виолетта Александровна сиповатым голосом. — Мой отец записал на имя Ариадны то, что должно принадлежать мне. Он обделил меня в ее пользу! Это было несправедливо. Я всю жизнь работала и жила в плохих условиях, а она, еще будучи ребенком, получила хорошую квартиру в Петербурге просто так. Если бы мой отец отдал эти деньги мне, я жила бы достойно. Я бы не пахала все эти годы, не имела бы такой неухоженный вид, вышла бы замуж! Так пусть хоть сейчас восстановится справедливость! Я имею право на эту квартиру! На мою квартиру!
— А как же ваша дочь?
— А что дочь? Она молодая, выйдет замуж, и будет ей квартира.
— Я сейчас не о квартире. Вас не беспокоит, что ваша дочь находится под подозрением в убийстве?
— Беспокоит. Но что я могу сделать?! — полыхнула она черными, как душа дьявола, глазами. Следователь Виолетту начинал раздражать своими, как ей представлялось, глупыми вопросами.
— Хотя бы поддержать. Вашей дочери сейчас необходимо знать, что вы ее любите.
— Так я привезла ей передачку. Он яблок купила и теплые вещи положила.
Несмотря на то что Виолетта Александровна четко выговаривала звук «в», в слове «вон» она его проглатывала. Эта маленькая деталь выдавала в ней провинциалку.
Светлана Сизикова и Виолетта Металиди. Мать и дочь. Обе не любят своих дочерей. Илья Сергеевич никак не мог понять — за что? И как вообще можно не любить своего ребенка? Обе женщины не маргиналы, обе выросли в хороших семьях: Светлана — в профессорской, Виолетта — в семье главного инженера. Чего им не хватало? Или хватало всего, но хотелось большего, а помеху обе женщины видели в своих детях? Дети ограничили их свободу и выбор, стали преградой к новому браку и новой лучшей жизни. Тихомиров где-то слышал: бывает, что матери завидуют своим дочерям — их молодости, красоте, возможностям. Об этом в обществе говорить не принято, потому что такие чувства и мысли считаются неправильными и невозможными. Но ведь это явление есть — он сам видел! И от него отмахнуться нельзя, как ни старайся.
Против Сизиковой, кроме подброшенных ею подвесок и медальона, у них ничего не было. Ненависть к Ариадне Металиди могла бы послужить мотивом убийства Земсковой, но у Сизиковой алиби — особняк в то время она не покидала. На Анну Меньшикову тоже ничего нет. Если бы Меньшиковой помешала Земскова, она бы ее попросту уволила. Убийство Аркадия — вполне возможно, дело рук Хаси и Савельева, если, конечно, Сизикова не наговаривает. Только искать улики в доме Меньшиковых бесполезно. Если бы они там были, Александр Меньшиков давно бы свернул шею своей супруге за сына.
Виталий Савельев. Молчаливый, скупой на движения и эмоции, бесшумный, с неяркой, абсолютно незапоминающейся внешностью, за что в особняке его прозвали Тенью. Кажется, Савельев одиннадцатого мая уехал в Финляндию. По оперативным данным, ранее Савельев к уголовной ответственности не привлекался, в связях с уголовным миром не замечен, если не считать его связи с Меньшиковым.
Если Савельев и был в Испании, то отметки в его паспорте о пересечении испанской границы не будет. В любом случае, дело Аркадия Меньшикова закрыто, и расследовать его ему пока никто не поручал.
1921 г. Испания
Катрин тихо подошла к Сальвадору, когда тот сидел у оврага и что-то рисовал карандашом. Прежде чем художник увидел девушку, он почувствовал ее легкое дыхание.
— Что ты рисуешь? — спросила цыганка.
— Так, ничего, — Сальвадор смущенно спрятал набросок, в котором угадывались черты Катрин.
— На, забери, это твое, — Катрин протянула на узкой ладошке медный со вставками из разноцветных камней медальон.
— Я думал, что я его потерял. Откуда он у тебя?
— Мне дал его мой брат Хосе.
— Это он украл у меня сапоги! — догадался Сальвадор. — Он же и почистил мои карманы!
— У нас, у цыган, говорят: краденая лошадь дешевле обходится. А еще говорят: воровать умеешь — ремесло имеешь.
— Воровство оно и есть воровство, как его ни назови, — отрезал художник. Он протер медальон от невидимой пыли, открыл его, убедился, что в нем по-прежнему пусто.
— Надо же! Не подложила никакого заговорного корешка!
— Больно надо! — передернула острым плечиком девушка.
— Когда отец Кристиано дал мне этот медальон, он сказал, что будто бы он ставит людей на одну ступеньку. Я думал, что это вранье, а теперь смотрю — работает.
— Как это? — не поняла Катрин.
— Вот я, сын нотариуса, а ты дочь бродяги. Мы с тобой находимся не то чтобы на разных ступеньках, у нас разные лестницы! И никогда, ни при каких обстоятельствах мы не должны были оказаться рядом, а теперь мы стоим в полушаге друг от друга и разговариваем.
— Больно надо! Могу и уйти! — Цыганка резко развернулась.
— Постой! — поймал ее за руку Сальвадор. — Я это так сказал, к слову пришлось.
Он заглянул в ее глубокие, блестящие глаза. Небо вместе с пестрым лугом качнулось и опрокинулось в овраг, по телу побежала дрожь, к щекам прилила кровь.
Последний летний месяц пролетел как один миг, он сгорел дотла в пламени страсти. Сальвадор рисовал юную цыганку в разных образах и все глубже тонул в омуте ее чар. Она была похожа на стрекозу: грациозная, тонкая, немного угловатая и необычайно гибкая. Катрин больше не казалась ему грязной и недостойной, «она такая же, как я», думал юноша.