Вакханалия - Юлия Соколовская

— Ой, Бронь, перезвоню… — охнула я, отрубая связь. Из подъезда вышел не кто-нибудь, а Роман Красноперов собственной важной персоной. Как водится, с легкого бодунца. В красно-желтой курточке, всклокоченный, с подозрительно шныряющими глазками.

— Он? — поинтересовался Эдик.

— Он, — кивнула я. — Клоун Карандаш, прошу любить и жаловать.

Пару минут Ромка постоял в каком-то обезбашенном ступоре, потом неуверенно двинулся к гаражу — коня из конюшни выводить. Дураком он, впрочем, никогда не был — ежу понятно, что в таком состоянии далеко не уедет, да и гаишники в черте города распоясанные, заметут как два пальца. Остановился, почесал хохол на голове, затем пригладил его и потащился в обратную сторону — к выходу со двора. Я и сплющиться не успела — он прорулил мимо нас, чуть не сбив зеркало. Таращился при этом Ромка куда-то в запредельное пространство.

— Давай медленно за ним, — шепнула я. — И учти, этот тип дерганый, в движениях логики нет, можем потерять.

Я просто восхищалась родной милицией — либо я ее в упор не замечала, либо она в упор не замечала Ромку. Он двигался абсолютно бесконвойный — вышел на Красный проспект и побрел по тротуару, пялясь на пестрые витрины, словно никогда их раньше не видел. Нам приходилось ехать с черепашьей скоростью, прижимаясь к бордюру. Эдик уже психовал сквозь зубы — попадемся на глаза какому-нибудь гаишнику, объясняй потом, куда это мы тут крадемся.

По счастью, гаишники где-то прятались. И движение в этот день отличалось малой интенсивностью. Ромка пробороздил два квартала, купил в киоске сигарет и очень эффектно, махнув рукой, типа «была — не была», вошел в секс-шоп «Джакомо» (надо думать, Казанова).

— Так, на вечер чего-нибудь взять, — прокомментировал Эдик.

— Дороговатенький магазинчик, — задумчиво заметила я.

— Секс оправдывает средства, — поучительно заметил Эдик. — Кажется, такой девиз у нынешней маркетинговой кампании этой уважаемой продукции?

Вышел Ромка какой-то кислый. Рассовал по карманам халявные презервативы, подошел к бордюру и поднял руку. Хорошо, что мы стояли за магазинчиком — пришлось бы его подвозить. «Ну и подвезли бы, — подумала я, — эка невидаль. Меня не заметит, Эдика не знает. Познакомимся…» Самое смешное, что на призыв Красноперова отозвался не какой-нибудь задрипанный частник на отечественной рухляди, а яркий спортивный «феррари». Посадил Ромку (точнее, уложил) и рванул под сотню. «Блин!» — только и успел промолвить Эдик. Впрочем, самое смешное заключалось не в этом, а в том, что мы догнали Ромку — вопреки здравому смыслу и отечественной коробке передач! Не без помощи, правда, нескольких светофоров, у которых «феррари» просто вынужден был стоять, оскорбленно посверкивая тормозными огнями. Такой кошмарной гонки я не претерпевала даже с Бронькой Хатынской! Одно дело нестись сломя голову на приличном «кефире» и совсем другое — на родимой «шестерке», пусть и отлаженной… Мы опять пронеслись по мосту на левый берег. Ромка выскочил на Горской. «К Постоялову чешет!» — мелькнула ошарашивающая мысль, но быстро угасла. Подрезав пассажирский «пазик», отходящий от остановки, Ромка перебежал дорогу и вошел в аптеку, центральный отдел которой занимал… секс-шоп «В гостях у Дон Жуана», обслуживающий жителей Левобережки.

— Не-е, — протянул Эдик, — в натуре маньяк…

— В лучшем смысле этого слова, — проворчала я. — Давай, Эдик, разворачивай коня, как пить дать назад поедет.

Для кого это, интересно, Ромка старался? Для Ритки? Поднимать замороженный разводом тонус? А безоружной фантазии, значит, уже не хватает? Мы не скрывали своего разочарования. Сидели и плевались во все стороны. Вскоре Ромка осчастливил, появился — с огромным пакетом и улыбкой во всю ширь. Махнул не глядя и сел не глядя — в «Москвич», скребущий бампером по асфальту. Кое-как доехал до Дворца бракосочетаний; напрямую, через дворы, потащился домой. Там и заприметила я «жульку» с Костяном Борзых в роли пассажира. Ну слава богу, успокоилась я, проснулась доблестная милиция.

— А вот и наши, — сказала я. — Долго жить будут. Богатенькими помрут. Паркуйся ему в лоб, объедут при нужде.

Водитель в милицейской машине сладко спал. Костян практически бодрствовал. На нас посмотрел сурово, но не разорался, как истеричка, — лень заела. Проследил за погружением Романа в подъезд и откинул голову. Минут через двадцать Красноперов выволокся с рюкзаком и отправился к гаражу. На дачу поедет — догадалась я. Похмелье выгнал, кофейку тяпнул, можно и за руль. Только время с ним убили.

— Содержательно мы с тобой работаем, Эдик, — расстроенно вздохнула я. — Ладно, уступи ментам, отъедь. Сейчас они за Красноперовым рванут.

«Десятка» укатила, постреливая выхлопной трубой. «Жулька» — следом. Я взяла в руку мобильник — что-то давно мы с лучшей подругой не общались, но тут он и сам запищал.

— На ловца и зверь, — печально сказала я.

— Очень оригинально, — фыркнула Бронька. — У меня тут раздвоение личности намечается. Молодой и красивый энергетический бандит сидит в машине под домом, прогревает мотор — надо думать, поедет куда-то; а твоя институтская сопоточица ему из окна платочком машет.

Я взглянула на часы. Полдень. Куранты.

— Покушать бы, — напомнил Эдик, поворачивая утомленное пустым времяпрепровождением лицо.

— Вас понял, — сказала я в говорилку. — Падай на хвост, а мы забираем на поруки Сургачеву. Давай, Эдик, к ЦУМу, — я убрала мобильник и потянулась к сигаретной пачке. — Там и заправимся. У Сургачевой «Подорожник» в двух шагах…

Тоскливое подозрение, что с отчаяния я ввязалась (и людей взбаламутила) в пустую авантюру, с каждым часом росло. Эдик старательно не подавал вида, но я видела, что это безжалостное убийство выходного дня уже начинает его донимать. Мы сидели в машине в пустом дворе, жевали пресные пирожки из «Подорожника», запивали минералкой, болтали ни о чем. Ас по поиску и сбору информации (с ее последующей обработкой, но не синоптик) оказался бездонным вместилищем анекдотов. Я тоже из кожи вон лезла, чтобы он не начал испытывать к моей персоне антипатию. До того перестаралась, что сама себя возненавидела. Позвонила Бронька и, откровенно зевая, доложилась, что «красавчик» припарковался у элитки на Каменской. Подъехал какой-то широкоформатный господин респектабельной внешности, обменялся с Марышевым рукопожатием, и оба исчезли в недрах дома для богатых. Клиент, незамысловато решила я. Или что-то вроде этого. По случаю выходного дня — общаются не в офисе, а на квартире.

— Лидок, — пожаловалась Бронька, — это байкодром космодур какой-то. У меня уже просидни на заднице. Нельзя ли это дело как-нибудь свернуть? Я, конечно, понимаю, что тебе в тюрьму неохота, но, прости, где связь?..

В этот момент из подъезда и выплыла Сургачева…

— Сиди, — приказала я (не вечно же ей приказывать), — а мы поехали. У нас работа, понимаешь…

Одна из пяти главных подозреваемых выглядела чертовски сногсшибательно. Модный плащик, шарфик небрежным узлом, головка не покрыта. Глазки в черной туши. Спустившись с крыльца, глянула на часы, призадумалась и зашагала к выходу на Димитрова, призывно цокая каблучками.

— Офигеть, — прошептал более чем заинтригованный Эдик.

— Ну конечно, нам, серым, это недоступно, — фыркнула я.

— Прости, — он стушевался, — ты-то здесь при чем?

Вот именно. Я-то здесь при чем? Я тут и близко не лежала…

Пока она двигалась вдоль дома, сразу трое оглянулись ей вослед: копошащийся в моторе «уазика» мужичонка в фуфайке, дедушка с палочкой и палевый красавчик дог, привязанный к мафиозному джипу. Все трое по определению не могли работать в милиции, из чего явственно выходило, что наши органы опять где-то не доехали (гроша не стоят уверения Вереста, что фигурантов обложат). Сургачева беспрепятственно вырулила на Димитрова и повернула к ЦУМу. «Скупляться пошла», — догадалась я.

— Мы в ЦУМ не въедем, — с сомнением произнес Эдик.

— Въеду одна, — вздохнула я.

— Давай мне свой сотовый.

Я отдала ему трубку. Сургачева уже входила в распахнутые двери — эффектная, блин, — словно в новый век…

— Сколько номеров запрограммировано? — спросил Эдик.

Я мысленно подсчитала:

— Три. — Больше и не надо одинокой разведенке — дом, Бронька, Рубикович…

Он поколдовал с кнопочками, вернул мне телефон.

— Держи. Моя труба отныне у тебя под номером «четыре». Звони на здоровье. Я буду стоять напротив главного входа…

Сургачеву я нашла в ювелирной секции. Это правильно. Выбор для некоторых невелик — либо цацки, либо косметика. Потому и не тревожилась, что потеряю. С косметикой у Сургачевой временно все в порядке — «Дюпоном» от нее разило на весь этаж (интересный, между прочим, дядечка — Дюпон: мало того что изобрел нейлон, целлофан, лайкру-спандекс и тефлон, так еще и баб ублажал; правда, лично мне целлофан нравился больше). С драгоценностями, очевидно, у Сургачевой было напряженно. Она стояла у строгой витрины, где на черном бархате с подсветкой покоились маленькие такие финтифлюшки. Видок у Сургачевой при этом был довольно траурный. А меня на полную разобрала злость. Я подошла и встала рядом. Сургачева покосилась в мою сторону. «Ха, — подумала я. — Ноль эмоций. Виват, Жорик». Она отвернулась и продолжала созерцать выставленную продукцию. Я тоже стояла, внимательно созерцая. Правда, не продукцию, как Сургачева, а ценники. Излишне говорить, насколько мрачное они производили впечатление. Даже избалованным достатком особам, вроде той же Сургачевой, здесь было над чем задуматься (она и думала). А я… Да нет, мне ничто не мешало приобрести любое из выставленных на обозрение колечек, даже самое увесистое с бриллиантиком на полкарата, но прежде было бы неплохо написать десяток книг, выгодно их продать (не Рубиковичу), а за время написания постараться не есть, маму сослать на дачу, а ребенка сдать в детдом.