Месть обреченного - Виталий Гладкий

Правда крохотный, как детская спальня, с одним узким окном и ветхозаветным письменным столом из карельской березы – райкомовским наследством, обломком крушения компартии – но все же, все же… -… Недосыпаешь?

Палыч смотрел на меня исподлобья, помешивая кофе своей серебряной ложечкой-талисманом. Сколько я его помню, он таскает этот странный фетиш с собой даже в отпуск.

– Не то слово…

– Много работы? – Да.

Я не стал разубеждать старика (впрочем, какой он к черту старик! разве что по сравнению со мной), хотя недосыпал совершенно по иной причине.

– Есть результат?

– А когда он был?

– Ну, в мои времена…

– В ваши времена я мог посадить под замок любого подозреваемого и выкачать из него все, что мне необходимо. – Предположим, не любого… – Вы имеете ввиду партайгеноссе высокого ранга?

– И не только их. К торговой мафии тоже было не подступишься. Пока не получишь указание свыше, на торгашей… э-э… возбранялось даже пальчиком грозить.

– Да, "кормильцев" партийные бонзы сдавали очень неохотно. Сражались за них, как за родину.

– У них родина и тогда была, и сейчас находится… э-э… под знаком золотого тельца. Только нынче все они перекрасились в больших демократов. – Ну, вам лучше об этом знать. – Да уж… – Иван Палыч потускнел. – Демократия…

– Вот и я о том же. Теперь, когда прокурор подписывает постановление на арест, у него не только поджилки, но и руки трясутся – как бы чего не вышло. В лучшем случае попадет под сокращение штатов. А в худшем… Завалят – и глазом не мигнут.

– Веселые пошли денечки… – хмуро кивнул, соглашаясь со мной, Палыч.

– Веселей некуда… Ничего, прорвемся.

– Ты по-прежнему оптимист?

– Нет, я стал прагматиком. Принимаю жизнь такой, какая она есть на данный момент.

– Значит, ты постепенно… э-э… переползаешь на ИХ сторону. – Меня перетаскивают. Но я упираюсь. – И как, удается? – Пока да. А что будет дальше… – Я развел руками. – Все дело в цене.

Меня понесло. Наверное, от большого нервного напряжения, которое я испытывал все эти дни и ночи. – Ты так любишь деньги? Раньше я этого… э-э… не замечал. – А кто их не любит? Может, вы?

– Ну, я… – Палыч вдруг засмущался. – Я пенсионер.

– Ладно, хватит об этом. Деньги – зло. Это я нутром понимаю. Но зло чертовски приятное. И с этим выводом не поспоришь. А что касается работы… Вам привет от Ивана Савельича.

– Спасибо. – Иван Палыч оживился. – Как он там?

– По-прежнему партизанит: полает – спрячется, грызнет – и в конуру.

– Хитрый хохол… И все равно – толковый мужик.

– Кто против? Я его не осуждаю. Он, по крайней мере, не лезет вверх по головам своих коллег и товарищей по работе, не подличает и не берет взяток.

– Как по нынешним временам, Иван Савельевич… э-э… выглядит белой вороной.

– Вам виднее, – не без иронии и с намеком сказал я.

– Да уж… – сокрушенно покачал головой Палыч. – У нас тут такое творится… с ума все посходили. Только и слышно: кто какую дачу себе отгрохал, кто жене бриллианты прикупил, кто… э-э… импортную тачку – ясное дело, ворованную – за бесценок приобрел. Бардак – он и есть бардак.

– За что боролись, на то и напоролись. Капитализм на марше. Открывай ворота шире.

– Так ведь если бы все так жили, пусть его. А то старикам пенсию не платят уже третий месяц. Как дальше быть? На паперть с протянутой рукой?

Я только сочувственно нахмурился.

Несмотря на свою расчетливость, Иван Палыч за всю жизнь скопил всего ничего, да и те скромные сбережения съели денежные реформы.

Слава Богу, он пока при здоровье. Но что будет спустя пять-десять лет?

– Иван Палыч, я к вам за советом. У вас время найдется?

– До обеда еще далеко… А, ладно! Закрой дверь на ключ. Чтобы не мешали. Что там у тебя?

– Информация сугубо конфиденциальная, – предупредил я, понизив голос.

– Можешь не предупреждать.

– Я по поводу взрыва на стадионе…

Пока я выкладывал Палычу данные экспертов и свои соображения, он сидел, полуприкрыв глаза и нахохлившись, как сыч.

Со стороны чужому человеку могло показаться, что мой бывший шеф просто дремлет под бременем преклонного возраста.

Но я-то знал, что сейчас до сих пор светлая башка Палыча работает словно новейший компьютер, анализируя каждый, даже малозначительный, факт, сопоставляя услышанное с "архивом" угрозыска за последние тридцать лет, который намертво въелся в его мозговые извилины.

– …Спрашивается в задаче: есть ли в нашем городе специалист такого класса? – закончил я свой, несколько затянувшийся, монолог.

– Почему ты считаешь, что взрывник должен обязательно быть из местных?

– Примем это предложение как аксиому… – уклонился я от прямого ответа.

– А все ли ты мне, дружочек, обрисовал?

– Иван Палыч, не скрою – есть нюансы. Но о них, во избежание больших неприятностей, не должен знать никто.

– В том числе и я?

– Извините…

– Не нужно извинений. Ты – опер. И вправе сам решать, как дозировать факты. Но мне сдается, что… э-э… тебе известно об этом деле гораздо больше, чем комиссии по расследованию теракта на стадионе. Я не прав?

– Иван Палыч, у меня к вам только один вопрос…

– Ладно, ладно, замнем для ясности. Я так понимаю, ты ведешь игру на свой страх и риск. Это водилось за тобой и в мою бытность. С одной стороны – это неплохо, потому как… э-э… ты диктуешь правила поединка, а не противник, но с другой – ты не можешь рассчитывать на помощь, так как служишь приманкой, что всегда чревато.

– Возможно… – неопределенно ответил я, стараясь не встречаться взглядом с Палычем.

– А что касается взрывника… Да, это профессионал высокого класса. Как ты думаешь, где могут быть такие?

– В спецгруппе по разминированию?

– Нет, в нашей системе подобные люди не нужны. Так же, как и в армейских саперных частях. Их главная задача: хорошо знать материальную часть, тип мин и взрывателей и методику работы по разминированию. Но не наоборот!

– Ну почему, военные…

– Нет и еще раз нет! – прервал меня Палыч. – Поставить стандартный заряд сможет и мальчишка шестнадцати лет от роду. Но рассчитать направление взрыва, количество взрывчатого вещества, ударную волну (ведь проход, что вел к гостевой трибуне, имел поворот, не так ли?), которая бы "вымела" всех и вся из коридора… э-э… но не затронула опорных стен и балок – на это способен только ас своего дела.

– Вы предполагаете…

– Именно! Бывший сотрудник КГБ.

– А у них разве были специалисты подобного профиля?

– На них работали спецы любого профиля. Мне в свое время приходилось сотрудничать с комитетом при расследовании нескольких дел, так что я все это знаю не понаслышке.

– Тогда – кто?

– В том-то и дело – кто? Есть у меня на подозрении один человек… приходилось встречаться…

– Местный?

– И да, и нет.

– Не понял…

– Он учился в нашем университете, на химическом факультете. Даже поступил в аспирантуру. Но потом… Короче говоря, он преступил закон. И как раз мне довелось вести его дело.

– И в чем оно заключалось?

– Работая на кафедре ассистентом, он во внеурочное время разрабатывал – естественно, тайно – новые виды взрывчатых веществ, в чем и преуспел.

– Как на него вышли?

– А как все это обычно и бывает – случайно. Он сконструировал несколько миниатюрных взрывных устройств и не нашел им лучшего применения, как для глушения рыбы в старом карьере. На месте преступления, так сказать, его… э-э… не поймали, но зато выловили одно неразорвавшееся устройство и в конце концов вычислили и самого изобретателя. Правда… э-э… на заключительной стадии дело затребовал КГБ и больше нас к нему не подпускали.

– Его посадили?

– Как тебе сказать… Ходили слухи, будто осудили условно, что в те времена было довольно странно и необъяснимо – и за меньшее давали пять лет. Но что его в городе не встречали по меньшей мере лет… э-э… десять – это точно.

– И где он обретался?

– Трудно сказать. Могу только одно отметить – по приезде в город он стал работать на Комитет госбезопасности. И, наверное, имел солидный чин.

– Почему вы так решили?

– Ему дали квартиру в престижном доме на Цветочном бульваре, а туда, сам знаешь, абы кого не поселят.

– Он так и остался в штате службы безопасности?

– Не знаю.

– А как узнать?

– Обратиться в их отдел кадров, – ехидно ухмыльнулся Палыч.

– С официальным запросом?

– Так они тебе и ответят, – пробурчал Палыч. – Не думаю, что это разумное решение.

– Фамилию и адрес вы мне можете сказать?

– Плешнев… А имя… э-э… мне кажется Николай… или Никодим… Точно не помню. И адрес не знаю.

– Если он и сейчас живет на Цветочном бульваре, то для меня адрес не проблема.

– Только ищи не в адресном бюро, а по спискам ЖКО. Не следует преждевременно "пускать воду", чтобы не спугнуть его. Вдруг он и впрямь причастен к теракту. К тому же в адресном столе может и не быть его координат – обычная практика в работе комитета.