В зоне листопада - Артем Полярин

Боевые дроны, охранявшие обычно зону с воздуха ночью, рухнули еще до подлета коптеров. Словно управляемые пьяным оператором, один за другим, они начинали раскачиваться из стороны в сторону, крутиться на месте, переворачиваться. Разбивались о стены и об асфальт. Люди в темно-серых, неожиданно теряющихся в полумраке костюмах, выскочили резво и слаженно. Пока охрана панически раздумывала о том, что это может происходить в три часа ночи и пыталась дозвониться вышестоящему начальству, снайперы заняли позиции и запретили всякую возможность ответного огня.

Проникновение в здание стоило двух минут завывания универсальной пилы. В коридорах корпуса Икнилатс послышалась тихие щелчки автоматических винтовок, взрывы светошумовых и шипение дымовых гранат, мягкий топот ботинок с интеллектуальной амортизацией. В камерах завелась возня. Нападавшие принесли с собой несколько болгарок и портативных плазморезов. Отдали узникам первых же вскрытых апартаментов. Вместе с инструментом принесли несколько мешков легких и компактных, пластиковых, кроме ствола и затвора, пистолетов – пулеметов. Патронов тоже не пожалели. На всем протяжении коридоров расклеили к стенам небольшие серые мыльницы.

Когда камеру, в которой ночевал Никон, вскрыли – нападавшие уже улетели. Забрали с собой нескольких узников и упорхнули, изредка отстреливаясь от чрезвычайно смелых и опасных попыток охраны поразить коптеры из стрелкового оружия. Корпус гудел. По коридорам шарахались перевозбужденные узники с болгарками и автоматами. Это удивило Никона потому, что все они должны были лежать и ждать, когда коины по команде с сервера отключат экстренную стабилизацию. Особо нервные и неуравновешенные действительно лежали – коин сработал в автоматическом режиме.

В толпе сразу нашлись командиры, готовые управлять запущенным извне и обратившимся было в хаос революционным процессом. После непродолжительной драки за оружие, и исключения из конкурентной борьбы наименее приспособленных к совместному труду и обороне, быстро сформировался костяк, готовый действовать слаженно. Одни побежали по камерам строить неактивную часть населения. С требованием, если и не дежурить у входов, то хотя бы забаррикадировать и сторожить окна. Другие заступили на вахту у главных дверей, загородившись от возможной контратаки разнообразной мебелью и подручным хламом.

Снаружи уже вовсю жужжали полицейские дроны, с большим опозданием поднятые по тревоге. На крышах соседних высоток мерзли спросонья снайперы. Кого-то особенно неосторожного и любопытного, подстрелили через окошко. Ситуация стабилизировалась к обеду. Щелкать одиночными с обеих сторон перестали. Наладили видеосвязь. Даже договорились о том, что в обмен на жизнь заложников из числа охраны и некоторых узников, осаждающая сторона не будет бить стекла и отключать отопление.

В новой системе невольных отношений, Никон опять оказался в числе заключенных. Некто, дядя Горя, обходя камеры в поисках желающих побыть потенциальными, ради еды и тепла, убиенными, узнал работника Мнемонета, задававшего ему давече вопросы скучные и подозрительные. Тыча твердым дулом в спину, вытолкал из камеры, которую покидать ох как не хотелось, в темный коридор. Никон, имея уже некоторый опыт, изловчился вмазать конвоиру апперкотом и завладеть его автоматом. Ролями удалось поменяться ненадолго. Привлеченные трехэтажными матами, сплевывающего кровавые слюни, Гори прибежали еще двое с автоматами. Объяснили Никону, что это недоразумение и надо просто пройти с ними и разобраться. Так он оказался в актовом зале, где перед внимательным зрачком камеры уже сидела потрепанная охрана в наручниках и группка, загрустивших от вечных гонений, стукачей, лжецов и других нетоварищей, прослывших редисками и ненадежными людьми.

Лотерея, придуманная для стимуляции медлительных и несговорчивых властей, была предельно проста. Пятьдесят два человека, в число которых вошли и плененные охранницы, тянули из колоды по одной карте. Обладатель пикового туза должен был принять в свой мягкий, дрожащий и плохо пахнущий от страха организм твердую и быструю стальную пулю прямо перед камерой. Тянуть оказалось страшно, но выбора никакого не было. Хоть своей рукой тяни, хоть чужой – все равно достается верхняя, в абы как перетасованной колоде, карта. Никон взял сам. Посмотрел. Тройка червы. Выдохнул с облегчением. На этот раз злосчастный туз достался мрачному и лысому худощавому мужчине. Его и повели к черной пропасти, смотрящей в зал. Прямо в центр кадра. Человек, которого дядя Горя называл Крин, исполнить приговор вызвался сам. Намотав на голову платок так, что для обозрения остались одни тяжелые и колючие глазки, расположился в том же кадре, уткнув автомат в левую подмышку жертве. Скомандовал:

– Назовите свое имя и статью! Четко и громко!

– Медяйко Владислав Иванович.

Голос подрагивал, но приговоренный к расстрелу старался держать себя в руках.

– Статья!?

– Триста шестьдесят восьмая. Взятка.

– Интересно! Какую должность занимали и в каком году?

– Заместитель губернатора. Пять лет назад.

– За что взятку брал?

– За тендер.

Крин, внимательно выслушав, уставился в камеру:

– Слышали!? Кто там теперь при власти? Медяйко Владислав Иванович. Заместитель губернатора. Наверное, ваша оппозиция. Вытянул пикового туза. За час вы должны сложить у входа консервы, водку и сигареты. Еще десять аптечек.

Обернулся к группе, стоявшей вне кадра. Крикнул:

– Что там еще надо?

– Тонну консерв на первое время, – послышались советы. – Хлеба и печенья. Сигарет разных десять ящиков. Водяры побольше! Чая и кофе десять ящиков. Сахара тонну, в мешках.

– Водки только три ящика, – перекричал всех Болт.

Постепенно он занимал позицию лидера. Довольно трезвый и острый ум, при большой физической силе, заставлял окружающих прислушиваться.

– Почему мало так?

– Чтоб ты, Косяк ходячий, не ужрался и палить куда попало не начал. Водка только для тех, кто вернулся с наряда!

– Правильно! – поддержали Болта остальные. – Дисциплина нужна!

– Примусы с топливом и крупы разные!

Крин повторял все, что удавалось разобрать в жадном и суматошном споре на камеру. С каждым словом, все больнее тыкая заместителя в ребра. Резюмировал:

– Через час видео расстрела этого вашего политика попадет в интернет. Спутниковый канал вы не заглушите. Весь мир узнает, что вы зажали за его жизнь несколько тонн продуктов. Время пошло!

Уселся в первом ряду. Тоже в кадре, но уже за спиной жертвы. Подпер подбородок левой рукой. Так, словно сидит на одном из скучных представлений тюремного театра, которых, впрочем, до настоящего момента, здесь уже давно не бывало.

С безопасностью канала революционеры погорячились. Люди в сером, конечно, оставили тарелку, смотревшую теперь в далекое вольное небо, сквозь тюремную крышу, с чердака. Она могла автоматически настроиться на любой из трехсот геостационарных спутников, что висели на куполе. Но дроны, хаотично шнырявшие над крышей, закрывали любой спутник за полминуты. Ловили вектор и собирались стайкой прямо на линии, связывающей фокус тарелки и антенну приемника.

В ожидании вердикта час пролетел быстро. Никаких продуктов у главного входа не оказалось. Человек, ведший переговоры с той стороны, убеждал, что еще не успели собрать все необходимое. Уставший и вялый, в съехавшей набекрень серой шапке старого армейского образца, делегат не вызывал никакого доверия. Неуверенные слова о том, что в требуемом количестве пока удалось собрать только водку, всех сначала рассмешили, а потом разозлили. Хаотично посовещавшись, новое руководство корпуса решило дать на выполнение требований еще час. А для того, чтобы хоть как-то отреагировать на халатность вялых властей, рядом с заместителем поставили еще одну жертву. Карты уже не раздавали, а просто вытянули одну из другой колоды. На этот раз выпала бубновая дама. Несчастным обладателем карты оказалась одна из охранниц.

Почему из тридцати двух охранников, взятых в плен, двадцать девять оказались женщинами? Вероятно, потому, что во время штурма они сидели тихонько под кроватями, и слушали, как часть охранников-мужчин, героически гибнет в перестрелке. И, возможно, наблюдали в окна, как вторая часть охранников-мужчин позорно убегает из корпуса под пулями снайперов. Как бы там ни было, врожденные инстинкты позволили дамам сохранить жизнь в очень сложной ситуации. То, что некоторые из них лишились деталей строгого уставного туалета, получили клички и уже были по нескольку раз проиграны в карты – сущие мелочи.

Полная, кряжистая дама, без кителя в одной порванной блузке, услышав свою карту, расстроилась. В ответ на требование поднять руку с бубновой дамой вверх, вжалась в кресло, завертела круглой головой. Это не скрылось от зорких глаз организаторов лотереи.