В зоне листопада - Артем Полярин

Никон пытается перекричать причитающих:

– Она инструмент в чужих руках. Мы бессильны, что-либо изменить.

– Да! Да! – восклицает Берестов. – И я так говорил! Ее используют злые люди.

– Мы никогда не бываем бессильны! – восклицает монахиня. – Наша сила – в терпении и надежде. В нас сокрыта великая сила, которую усыпили те, для кого она опасна. Надо проснуться.

– Опять ты со своими проповедями! Да, что за мечтатели. А я все думаю, в кого внучка пошла?

– И пошла! Она сильная! Только заблудилась. Все еще исправится. Иначе нельзя!

Уходят с еще большим чувством вины, чем пришли. Разбудили убаюканные ледяной зимой переживания. Глотнули горечи, выпавшей в мерзлый осадок и растопленной теперь неловким движением ищущей души. А, может быть, так и надо? Не вечно же носить в себе этот яд, потихоньку отравляющий. Надо же что-то делать…

Глава 9.

Этому посетителю Никон не радовался вовсе. Граф, он же – Гриф явился в хорошем настроении. С удовольствием упивался контрастом. Он весь такой – лощеный и успешный молодой человек. А напротив него сидит неудачник. За несколько месяцев скатившийся, почти с его, Графа уровня к самому днищу социального бытия. Болезненному, гниющему и зловонному. Такому теперь посочувствовать можно и пожалеть иронично. Такой теперь – и не конкурент вовсе. Не игрок на поле желанного девичьего сердца.

– Здравствуйте, Никон Тенко!

– И Вам не хворать!

Никон ответил расхожей в новом обществе фразой, стараясь вложить в нее максимум иронии из возможной.

– Вы изменились. Адаптировались к новым условиям существования.

– Слава Богу, не жалуюсь! А вот Вы нисколько не изменились.

– Да, я верен себе.

Влюбленный в себя человек только себе и может быть верен, промелькнуло в голове у Никона. Для сохранения контроля над беседой, спросил:

– Что на воле новенького?

– Новостей вам здесь не показывают?

Вот, что же за людина такая, подумалось, про себя, Никону словами Виктора! Решил – выражать такие эмоции вслух еще рано. Принялся зондировать почву на предмет причастности Грифа к его поимке.

– А Вы как думали? Здесь условия очень суровые. И врагу не пожелаешь. Если в этом городе и есть Ад, то он здесь.

– Мда, сочувствую. Видите, куда могут завести человека ошибки.

– Чьи ошибки?

Вопрос глупый совершенно. Понятно чьи. Но, если хочешь добиться поставленной цели, не зазорно и дураком прикинуться. Возможность обсудить подробнее чужие огрехи Графа весьма обрадовала. Оживился:

– Наверное, Ваши. Или нападение на абонентку и регионального координатора вы ошибками не считаете?

– Как ни странно, но после этого я оставался на свободе.

– Для преступника попасть в тюрьму – дело времени.

Вот же гнида! Издевается! Сдерживаться все сложнее и сложнее. Никону очень захотелось вцепиться в горло этому холеному моральному уроду. И душить, душить. Смотреть в его глаза, наполненные ужасом. Вот это будет контраст! Секунду назад самовлюбленно, свысока издевался. И вдруг – корчится на грязном пыльном полу. Да, теперь он мог вытворить и такое. Опять заставил себя сдержаться, улыбнулся:

– Закономерно. Про уголовный кодекс и тюрьму – это понятно. Вот интересно, а куда попадают люди, совершившие преступление против совести?

– Что вы имеете в виду?

Осторожный Гриф тоже не боялся показаться неумным собеседником.

– Ну, вот, к примеру. Если, друг моего друга – мой друг. Этот друг друга скрывается от полиции. А я беру – и этого друга друга сдаю. Ведь это же выходит – предать друга. Куда должен попасть человек, совершивший преступление против совести – предавший друга.

– Это как-то сложно Вы сформулировали, – нахмурился Граф, более теперь походящий на Грифа. – Если человек скрывается от полиции – значит он преступник. Опасен для общества, – затянул нудятину. – Способен причинить людям вред. Как законопослушные граждане, мы обязаны помочь ему попасть в такие условия, где он сможет исправиться. Переосмыслить свои ошибки. Иначе, потом будем чувствовать вину от того, что не сделали это вовремя. Ради общего блага надо уметь жертвовать и дружбой.

Он что, подонок, пытается мне объяснить, почему сдал меня? Никон опять еле сдержался. С кем поведешься – от того и наберешься. До тюрьмы проблем с самоконтролем и разговорами с неприятными людьми не возникало.

– То есть, закон для вас важнее дружбы?

– Таковы требования нашего общества.

Никон промолчал. Тишина затянула пространство между собеседниками паутинистым пологом. Порвать его стоило некоторых усилий.

– Вообще, я пришел поговорить об Элеоноре.

Опять тишина. Никон заметил, что его молчание доставляет Графу некоторый дискомфорт. Возможно, такое молчание противоречило этикету. Как же страшен человек, испытывающий дискомфорт от мелочей, и вовсе не испытывающий оного от собственных вопиющих преступлений.

– Она достойна большего…

– Чем что?

«Чем ты, опустившийся зек!» Никон представил Графа, произносящего такое – внутренне рассмеялся. Нет, на прямую открытую грубость такой человек не способен. Как говорят некоторые, он ссыт. Вот на завуалированную окольную подлость. Так, чтобы сделать все чужими руками, а самому остаться в стороне чистеньким и, как бы, и ни при чем – это да. Это его метод. Такой человек способен уничтожить тысячи, запустив в них ракету. И совершенно не способен даже ударить, глядя человеку в глаза. Мягко стелет – да кости ломит.

– Чем…ожидание…эээ…связь с человеком, потерявшим доверие общества. Она молода. Ей нужны возможности и стабильность. Я хотел сказать, что, если Вы по-настоящему испытываете к ней теплые чувства, то должны понять…

Вот ключевые слова, подумал Никон: «теплые чувства». Мягко стелет. Вежлив и учтив. Не холоден и не горяч. Как же противно! Вцепился, как пиявка. Никон перебил тяжко высераемую сквозь фильеру норм этикета подлую мысль:

– Вы хотите сказать, что ей нужен человек как Вы?

– Ну, можно и так сказать.

– Это Вы так решили или она?

– До того, как Вы вмешались в нашу жизнь, она тоже так думала.

Никон промолчал опять. Пусть эти слова повисят в воздухе. Пусть сам попытается понять, что только что сказал. Похоже, автор не понял. В стремлении манипулировать людьми в корыстных целях, логика этого человека, вероятно, претерпела ужасные деформации. Лжец, обманывающий других, в конце концов, начинает обманывать и себя. Сам теряет возможность понимать истину. Разум, подчиненный страстям, задыхается и извращается.

– Очень хотелось бы, чтобы Вы сделали выводы, – Граф замялся. – Вы должны понять, что судьба Элеоноры важнее Вашей эээ… жизни. Если вы сами не прекратите это… Найдутся способы…

Никон возвращался в камеру в очень взбудораженном состоянии. Все размышлял: какие, на хрен, еще способы??!!

Глава 10.

Мысль о том, что Виктор и Михаил – отец и сын, закралась в сознание Никона, когда он сопоставил ряд фактов, так и просившихся, чтобы их рассмотрели в одной системе. Отчество Михаила – Викторович. Возраст подходящий. Есть некоторая схожесть характеров.

Коин позволяет секвенировать ДНК за несколько дней. Его молекулярные машины захватывают клетку, выдирают из бедняжки хромосомы, после чего, быстренько сканируют последовательности нуклеотидов. Стандартная процедура при внесении нового абонента в базу данных Мнемонета.

Запрос генетической экспертизы – дело сложное. Для обоснования нужны весомые аргументы. Информация, которую экспертная система Мнемонета широко использует для своих нужд, для простых работников почти не доступна.

О сравнении генетического кода Виктора и Михаила ходатайствовало начальство.

Все получилось банально и глупо. Никон старался утаить свое предположение. Не хотел навредить этим и так покалеченным жизнью людям. Один раз, совершенно тихо и невзначай, он поинтересовался у Михаила, как бы тот отнесся к тому, что здесь, в соседнем корпусе, находится его отец. Михаил посчитал это злой шуткой и опять высыпал на Никона кучу проклятий. Однако, эта идея не скрылась от всеслышащего уха. Анализ голоса показал, что она значима для произнесшего. Сепаратор отобрал слова в категорию «важно» и уже через неделю главный по тюрьме задал прямой вопрос, на который Никон не смог ответить ни утвердительно, ни отрицательно.

Сравнение показало, что предположение верно. Поди, пойми: хорошая это новость или плохая? Для одних сулит выгоду. Для других – переживания и душевную боль. Угрызения совести. Никону ничего не оставалось, как сообщить родственникам, по совершенно удивительному стечению обстоятельств, оказавшимся в одной тюрьме, правду. Виктор отреагировал бурно:

– Ты что мелешь, сволочь? Какой, на хрен, сын! Ты мне, людина бестолковая, лучше жену тут подыщи. Потребуй у главного, пусть ко мне в камеру посадят ту тварь, что сдала меня бессовестно. Тогда, может, я хорошо и подумаю. Поднатужусь и вспомню, где ништяки честно награбленные зарыты. Сына он мне нашел. Ты что, фильмов индийских насмотрелся? Или это главный, перед пенсией, из ума выживать начал и, вместе со старушкой своей, за слезным кино залипает?