Назад в юность - Александр Сапаров

Но ноги упрямо несли меня в Уреку.

Лангеты на моей руке уже не было, но небольшая повязка еще оставалась и Аня, увидев ее на моей руке, сразу принялась меня расспрашивать, что случилось. Мне не хотелось особо распространяться о своей глупости, и я только коротко сказал, что случайно поранился, но уже все хорошо.

Наталья Ивановна заулыбалась, увидев меня, но, тем не менее, упрекнула:

— Сережа, ты у нас теперь редкий гость.

— Наталья Ивановна, совсем нет времени. Все лето работал, даже дома практически не бывал. А сейчас учеба навалилась. С чем-то придется расставаться или с работой, или тренировками, но, скорее всего с тренировками.

Наталья Ивановна, вы не против, если я Аню на сегодняшний вечер у вас украду? Мы пойдем, погуляем, может, в кино сходим.

Естественно разрешение было тут же дано. И пока Аня переодевалась в другой комнате, мы с Натальей Ивановной пили чай, и я рассказывал ей о своем житье-бытье.

Когда Аня вышла к нам, бабушка высоко подняла брови, Аня была одета не для кино, пожалуй, в таком наряде можно и в ресторан пойти.

— Ресторан? А, что, это идея! — подумал я.

И когда мы вышли на улицу, я решительно подхватил Аню под руку, и мы пошли к центральному проспекту нашего города, естественно носящему гордое имя Ленина, где располагался один из трех ресторанов, имевшихся на весь наш трехсоттысячный город.

Когда мы подошли к входу, Аня, поняв, куда мы идем, занервничала:

— Сережа! Ты куда меня привел! Это же ресторан, нам сюда нельзя, и там наверно очень дорого, а у меня всего пятьдесят копеек.

У меня в кармане лежало тридцать рублей, но Ане говорить об этом не стал, а просто взял ее за руку и мы вошли в ресторан мимо вышибалы, для которого еще не было работы, прямо в гардероб.

Когда мы вошли в зал, оркестр еще только усаживался на эстраду и готовил инструменты. За столами покрытыми белыми скатертями сидело немного посетителей, на стол у них в основном стояли графинчики с водкой и закуска.

Мы сели в уголок, подальше от оркестра и вскоре к нам подошла улыбающаяся официантка и дала нам меню. Заказывал я все сам и вскоре официантка, под округлившиеся глаза Ани, принесла и открыла нам бутылку вина Ала-башлы, затем на столе появились конфеты и апельсины, и я разлил немного вина по бокалам и с удовольствием выпил эту сладкую тягучую жидкость, которой не пробовал лет сорок. Скоро заиграл оркестр, и мы с Аней пошли танцевать. Танцы в ресторане отличались от школьных, как небо и земля. Там на нас смотрели десятки любопытных глаз и мы были, как под прицелом, здесь же никому до нас не было никакого дела. Во время танца Аня тревожно спросила меня:

Сережа, а у тебя хватит денег расплатиться, вон нам еще мясо принесли, ты очень много всего заказал?

— Аня, ни о чем не думай, все будет хорошо, давай лучше танцевать.

И мы танцевали еще, пили сладкое вино, и ели эскалопы.

Все удовольствие обошлось мне в девять рублей с полтиной. Правда Аня, услышав такую сумму, побледнела и тревогой посмотрела на меня.

Мы вышли из ресторана около девяти часов и медленно пошли по уже почти пустой улице, Аня шла, держа меня за руку, когда я посмотрел на нее при свете фонаря, то увидел на ее лице слезы.

— Аня, почему ты плачешь, ведь все хорошо?

— Сережа, это я от радости плачу. — И она снова захлюпала носом. Но пока мы шли до ее дома слезы у нее высохли, и мы, договорившись о следующей встрече, расстались.

Я шел домой, на душе было спокойно и мне казалось, что я сегодня сделал то, что нужно.

Постепенно я вошел в учебу, и второй курс проходил незаметно, учеба, работа в больнице, и корпение над учебниками книгами по психиатрии и психологии занимали большую часть времени. Я втянулся в работу старосты курса и уже быстро решал все вопросы. Быть старостой имело и другие преимущества меня знали все руководители кафедр и преподаватели и поэтому при решении каких-то моих проблем, мне охотно шли навстречу. В общем, свободного времени почти не оставалось

Но, несмотря на это, с Аней мы стали встречаться гораздо чаще, да и она сама частенько заходила к нам и часами болтала с моими родными, что им очень нравилось.

Я по-прежнему занимался в кружке хирургов, но после моей травмы Аркадий Борисович как-то поостыл ко мне, и ничем не выделял из других. И я планировал после второго курса покинуть кружок и вплотную заняться кардиологией.

Но зато передо мной открылся мир психиатрии. Когда я учился в ВМА, то у нас это был довольно краткий курс, больше имеющий прикладное значение, как лечение психических нарушений и травм, связанных с военными действиями, действием оружия массового поражения и тому подобное. Сейчас же я читал книги, которые студенты, не планирующие стать психиатрами, читать не будут. И за второй курс я прочитал почти все, что было в нашей библиотеке.

По мере того, как я вчитывался я начал вспоминать, что никогда за всю мою жизнь ко мне не подходили цыганские гадалки, сколько раз я видел такую картину; на рынке, решительным шагом ко мне направляется гадалка и, вдруг не доходя до меня несколько шагов, поворачивается и уходит. Я никогда об этом не задумывался, хотя мои друзья иногда со смешком говорили:

— Чуют, что от тебя ни копейки не получат.

Потом сколько раз в жизни, когда мне что-то было нужно от вышестоящего начальства, практически всегда я мог их убедить в необходимости такого решения.

Моя вторая жена частенько по этому поводу говорила мне, что было бы неплохо, если бы эти способности я использовал на благо семьи. Но, к сожалению, использовать мой дар убеждения для себя у меня не получалось.

И поэтому слова Мессинга, засевшие в моей голове, становились все реальней. Я знал. что он через семь лет он будет в Энске на гастролях, и думал, что может быть попробовать его расспросить про его предсказание. Но это еще было так далеко в будущем. Тем более я видел, как от моего появления в прошлом, все шире расходятся круги изменений этой реальности и что будет через семь лет, я даже не мог себе представить. Я никак не мог понять, к чему, в том сне я видел Сталина в кабинете, или это при общении со мной как-то передал Мессинг. Эти непонятные мистические штучки начали не на шутку волновать меня. Ведь каким-то образом я очутился здесь. Потом я начал раздумывать о влюбленности Ани. Мне совсем не хотелось, чтобы эта влюбленность была просто следствием моего неосознанного внушения, и я, все-таки, надеялся, что это не так.

Тем временем второй курс был закончен. Как обычно я сдавал весеннюю сессию на пятерки, и это никого уже не удивляло.

Аня тоже сдавала экзамены и регулярно информировала меня о своих успехах, в наши редкие встречи в эти горячие июньские денечки мы в основном говорил о экзаменах и о учебе, если бы не я, то Аня вообще бы зубрила день и ночь. Поэтому мне приходилось почти силой вытаскивать ее из дома, чтобы немного проветриться. В день, когда она сдала на пятерку последний экзамен, я заявился к ним домой с букетом цветов, которые еще пришлось поискать. Радостная Аня к моему удивлению в отличие от бабушки не обратила на них никакого внимания, а, не обращая внимания на маму с бабушкой, обменявшихся многозначительными взглядами, повисла у меня на шее и затараторила:

— Видишь, Сережа я уже тоже взрослая и тоже буду поступать в университет, и мы сможем вместе ходить на занятия, у нас через неделю выпускной, ты ведь придешь? Ну, пообещай мне, пожалуйста.

Я уточнил у нее, когда это торжественное событие произойдет, и клятвенно заверил, что обязательно приду. После чего мы отправились на речку загорать.

Когда мы лежали рядом с ней на пляже, я обратил внимание, что Аня в отличие от прошлых лет не покрывается краской смущения, когда я слишком явно рассматриваю ее почти обнаженное тело, а наоборот старается повернуться так, чтобы быть в наиболее выгодном ракурсе. Я лежал под горячим солнцем и, закрыв глаза, думал о ней. Аня тихо лежала рядом, держа меня за руку. Где-то раздавался плеск воды, веселые голоса, солнце, желтым пятном просвечивало через закрытые веки. И в эту нирвану ворвался шепот Ани мне в ухо:

— Сережа, скажи пожалуйста, ты меня любишь?

Я поднял веки и увидел ее темные глаза над моим лицом с тревогой смотрящие на меня.

Вместо ответа я привлек ее к себе и поцеловал в послушно открытые мягкие губы.

— Анечка, я тебя очень давно люблю и хочу, чтобы ты была всегда со мной.

Теперь на меня смотрели сияющие счастьем глаза:

— Я знаю Сережа, я поняла это еще два года назад, ты тогда пришел в класс такой странный, не похожий на себя и ничего не понимал, я сразу это заметила. А когда ты погладил меня по ноге, я не обиделась, потому что видела, что ты ни о чем таком не думал, а просто хотел успокоить меня. И я тогда подумала, наконец, этот глупый мальчишка понял, что он мне ужасно нравится.