Голоса выжженных земель - Андрей Гребенщиков

Освещение в зале было довольно странным: купол и верхняя часть стен буквально терялись в неестественно жгучем, слепящем сиянии, зато пол и все пространство под ногами утопали в кромешной тьме. Иван озирался, ожидая новых испытаний и потрясений. Что еще готовит для него проклятое место? Однако минуты шли, но ничего не происходило. Дозорный успел перевести сбитое от длительного забега дыхание и теперь с осторожным интересом рассматривал замысловатые рисунки на грубо побеленных стенах. Непонятные символы, скверно изображенные фигуры животных и людей, крючковатые письмена, написанные крупными, но не различимыми с такого расстояния буквами. Желая рассмотреть их получше, Ваня приблизился к стене. Под ногами что-то отчетливо и весьма неприятно для уха захрустело. Пришлось пошарить на ощупь — увидеть что-либо сквозь плотный темный туман, застлавший землю, не представлялось возможным. Рука сразу же нащупала продолговатый, тонкий посередине предмет, расширяющийся на концах. Вытащив находку на свет, юноша вздрогнул он неожиданности: в его крепко сжатом кулаке была кость. Обыскав пол, Иван без труда обнаружил косточки самых разных размеров и форм, но чьему скелету они когда-то принадлежали? Зверь, мутант, человек? Все сомнения развеял найденный вскоре череп, на котором сохранилась остатки голубого берета… Останки несчастного десантника вывались из рук, и с укоризненным стуком посыпались наземь. Мальгин вряд ли бы смог объяснить почему, но он точно знал: это тот самый десантник из «кино», виденного в туннеле с аномалией.

Следуя внезапному порыву, юноша резко опустился на корточки и оказался по ту сторону тумана. Высокий потолок немедленно исчез, зато все пространство снизу оказалось видимым, как на ладони.

Дед иногда употреблял малопонятное внуку слово «гекатомба», и вот теперь его внуку пришлось увидеть ее воочию.

Обозримая часть пола была усыпана человеческими скелетами. Некоторые из них хорошо сохранились, другие уцелели лишь частично, третьи, подобно найденному десантнику, превратились в разрозненный набор костей. Количество мертвых поражало! Неужели все виденные ранее люди нашли здесь свою смерть?! Иван заметил несколько остовов в не затронутых временем тяжелый армейских бронекостюмах, рядом с которыми валялись пулеметы Калашникова, редкие спецназовские «Абаканы» и прочие внушающие трепет и уважение «железяки». Крутых, хорошо обученных, вооруженных до зубов и защищенных самыми надежными панцирями вояк не спасло ничто! Они полегли всем отрядом…

«Не суди их! Это были настоящие солдаты, и они сражались до самого конца». — Голос прозвучал очень слабо, на грани слышимости, будто издалека.

Мальчишка вскочил, нервно оглядываясь и выцеливая давно опустошенным пистолетом неведомого противника. Осознав беспомощность своего оружия, он снова бросился вниз, рассчитывая разжиться трофейным автоматом или пулеметом. Мертвым воителям они были ни к чему.

Однако туман во второй раз не принял его, сгустившись настолько, что стал непроходимым.

«Глупое железо не помогло гораздо более могучим и опытным мужам. Стоит ли повторять чужие ошибки?» — Теперь голос звучал значительно громче.

Иван в панике пытался пробиться внутрь тумана, но запутывался в нем, словно в липкой паутине, — каждое новое движение давалось с неимоверным трудом. «Не трать силу понапрасну. Она тебе скоро понадобится».

Наконец Мальгину удалось краем глаза засечь нечеткий силуэт на границе между залом и ведущим в него проходом. Именно оттуда всего несколько минут назад пришел он сам. «Неужели привидение?» — пронеслось в разгоряченном мозгу.

В ответ на невысказанную мысль странный собеседник лишь беззлобно рассмеялся:

«Увы, привидениям не дано беседовать с живыми».

Юноша изо всех сил пытался выскользнуть из неожиданно крепких объятий обволакивающего тумана, чтобы, наконец, повернуться к незваному гостю и рассмотреть того во всех подробностях, но тщетно. Мистические оковы не резали и не холодили рук и ног, но держали надежнее всякого металла.

«Ты не должен бояться. Я помогу. Они все погибли, потому что пытались видеть, хотели иметь власть слышать, обладали способностью говорить. Ты — справишься. Должен справиться. Я проведу тебя через Бажовскую костницу…»

«Бажовская, Бажовская, Бажовская, — молоточками застучало в голове обливающегося горячим потом Ивана. — Неужели…»

Голос пробивался сквозь хаотичные, беспорядочные мысли испуганного до смерти юноши:

«…я сомкну твои очи — они не увидят зла. Мидзару. Я прикрою твои уши — они не услышат зла. Кикадзару. Я закрою твои уста — они не скажут о зле. Ивадзару». Захлебывающийся адреналином Иван закричал, вложив в вопль все накопившееся отчаяние, выплеснув неотступно преследующую боль, излив непомерные страдания, выпавшие на его долю. Но было уже поздно — звуки умерли, негасимый свет померк. Наступила вечная ночь.

Живчик протер глаза и ошалело покрутил тяжелой от не принесшего отдохновения сна головой.

— Ваня! — позвал он. — Ванька, где ты?

Ответа не было. Костя напрасно чиркал зажигалкой, отыскивая Мальгина, — слабый, колышущийся огонек выхватывал из тьмы только каменные стены бесконечных коридоров.

— Ваня!

«Ваня, Ваня, Ваня» — передразнивало гулкое, издевательское эхо.

— Где ты?

«Ты, ты, ты…»

Принять то, что он остался в кромешной темноте, посреди неизвестного подземелья в полном одиночестве, Живчик не хотел, да и не мог. А потому упорно продолжал звать потерянного товарища.

«Ваня, Ваня, Ваня».

Костя не страшился ни черноты исчезающих в неизвестности туннелей, ни ужасающего для многих одиночества. Напротив, он давно привык путешествовать в одиночку, не мучая себя бременем чужих страхов, надоедливых истерик и капризов. Однако это таинственное место приводило бывалого путешественника в панический, сокрушительный, ничем не объяснимый ужас.

Живчик злился на себя, ругал последними словами за трусость, пытаясь распалиться и встретить опасность в адреналиновом угаре. Вместо этого все тело сотрясала мелкая дрожь да бессильное, вгоняющее в беспросветную тоску отчаяние брало сердце в железные тиски.

«Где ты, ты, ты…»

Федотов продолжал бессмысленный поиск, терзал слабеющую на глазах зажигалку, и та, наконец, породив крошечный прощальный огонек, иссякла. Зато заговорил дозиметр, выдав череду пока еще коротких, отрывистых тресков. Впереди ждало нечто фонящее, а значит, смертельно опасное.

Дважды чертыхнувшись (один раз на так не вовремя закончившуюся зажигалку, второй — на свою неуемную энергию, уничтожившую единственный источник света), Живчик все же продвинулся на несколько шагов вперед. Дозиметр уже надрывался, голося изо всех сил, — идти дальше, даже в радкостюме, было чистейшим безумием.

«Что же там, черт возьми, такое?» Конечно, очаги повышенной радиации попадались не только на поверхности, но и под землей, однако исключительно редко. Живчик пошарил рукой по земле, поднял небольшой камешек и зашвырнул его далеко вперед, по направлению к предполагаемому излучающему объекту. Вопреки Костиным ожиданиям, камень не ударился о твердое препятствие, а, свободно пролетев отмеренное расстояние, приземлился почти бесшумно. «Почти», потому что перед тем, как встретиться с полом, он все же издал один характерный, пусть и еле слышимый звук. Всплеск! Всего в нескольких метрах от Живчика была открытая вода, и, похоже, отнюдь не лужа.

Открытие фонящего источника не принесло молодому человеку никакого облегчения. Напротив, обозначившаяся проблема буквально пригвоздила его своей неразрешимостью: как Ванька смог здесь пройти?! А он прошел именно здесь, потому что других путей попросту не существовало! Ни ответвлений, ни перекрестков, ни развилок — ничего, лишь единый, монолитный туннель. Не мог же дисциплинированный Мальгин наплевать на собственный дозиметр!

И только в последнюю очередь Живчик вспомнил о себе. Ему некуда было отступать, а дорога, ведущая вперед, оказалась непроходимой. Он оказался в западне.

Глава 15

ХОЗЯЙКА МЕДНОЙ ГОРЫ

Самые важные человеческие чувства, зрение и слух, исчезли. Растворились в ночи, бросив ослепшего и оглохшего калеку Ивана на произвол злой судьбы.

Он хотел закричать и не мог: язык не слушался. Неведомый голос выполнил свои обещания: мидзару, кикадзару, ивадзару. Не вижу, не слышу, не говорю. Причудливые, странные слова наконец-то обрели смысл. Однако плата за его обретение оказалась чрезмерной. Поколебавшись с секунду, дозорный осторожно приподнял ногу и сделал шаг. Тело, лишенное почти всех чувств, оставалось покорным — конечности безропотно выполняли все команды, а сам он двигался. Неизвестно куда и зачем, но двигался!