Иван Ефремов. Книга 3. Таис Афинская - Иван Антонович Ефремов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты сказал, отец, Антэрос?
— Ты побледнела. Чего ты испугалась?
— С детства нам внушали, что самое худшее несчастье, которого боится сама Афродита, — это неразделенная любовь. Она обрекает человека на невыносимые муки, мир становится для него Нессовой одеждой[227]. Бог такой любви — Антэрос — изобретает все новые уязвления и мучения. И я не могу преодолеть детского страха.
— Теперь ты победишь его, посвященная в знание орфиков и Трехликой. Ты увидела людей, подобных нашему поэту, владеющих даром подчинять людей своей воле. Есть такие тираны, демагоги, стратеги. Беда, если они служат силам зла, причиняя страдания. Ты узнала, что следует избегать всякого общения с подобными людьми, распространяющими вокруг себя вредное дыхание недоброй магии, называемой черной. Знай, что есть способы влиять на людей через физическую любовь, влечение полов, через красоту, музыку, танцы. Подчиняясь целям и знанию черного мага, женщина, обладающая красотой, во много раз увеличивает власть над мужчинами, а мужчины над женщинами, и горе тем, которые будут ползать у их ног, презираемые и готовые на все ради одного слова или взгляда. Все это есть истинный Антэрос! Бесконечно разнообразны жизнь и люди. Но ты владеешь силой не подчиняться слепо ни людям, ни любви, ни обманным словам лживых речей и писаний. Зачем же тебе бояться неразделенной любви? Она только укрепит твой путь, возбуждая скрытые силы. Для того я и обучал тебя!
— А грозные спутники Антэроса — месть и расплата?
— Зачем тебе следовать им! Нельзя унижать и мучить мужчину, так же как унижаться самой. Держись тонкой линии мудрого поведения, иначе спустишься до унижаемого и оба будете барахтаться в грязи низкой и злобной жизни. Вспомни о народах, считающих себя избранными. Они вынуждены идти на угнетение остальных военной ли силой, голодом или лишением знаний. Неизменно в их душах растет чувство вины, непонятное, слепое — и тем более страшное. Поэтому они мечутся в поисках божества, снимающего вину. Не находя такого среди мужских богов, бросаются к древним женским богиням. А другие копят в себе вину и, озлобляясь, делаются мучителями и палачами, издевающимися над достоинством и красотой человека, топча их, стаскивая в грязь, где тонут сами. Эти наиболее опасны. Некогда у орфиков были неметоры — жрецы Зевса Метрона, обязанностью которых было своевременно отравить подобных людей. Никто не знает, сколько их погибло, потому что яд действовал не сразу и незаметно. Но сейчас давно уже нет поклонения Зевсу Измерителю тайных жрецов его. Число злобных мучителей растет в ойкумене. Иногда мне кажется, что дочь Ночи Немесия[228] надолго уснула, одурманенная своим венком из дающих забвение наркиссов.
— А ты знаешь тайну яда?
— Нет. И если бы знал, то не открыл тебе. Назначение твое иное. Совмещать разные пути нельзя. Это приведет к ошибкам.
— Ты сам меня учил — орфики не губят людей. Хотелось узнать на случай…
— Случаев нет! Все нуждается в понимании и разоблачении — двух великих составляющих Справедливости. Что бы ни встречалось тебе в жизни, никогда не ступай на черную дорогу и старайся отвратить людей от нее. Для этого ты вооружена достаточно! Можешь идти домой. Я устал, дочь моя. Гелиайне!
Гордая афинянка упала на колени перед учителем. Благодарность переполняла ее, и успокоение отразилось на лице делосского философа, когда она поцеловала его руку.
— Если ты научилась здесь скромности… нет, ты родилась с этим счастливым даром судьбы! Я рад за тебя, прекрасная Таис!
Острая тоска, предчувствие долгой разлуки с полюбившимся наставником заставили Таис медлить с уходом. Делосец с трудом поднялся с кресла, и афинянка опомнилась. Ей стало стыдно. Сбежать вниз по боковой лестнице пилона было делом мгновения. Она пошла к главному входу, вспомнила про свой странный и яркий наряд и остановилась. Так нельзя идти по улице… и может быть, одежда не принадлежит ей, а дана лишь временно? Как бы в ответ дворик перебежал знакомый мальчик-служка этого безлюдного храма. Низко поклонившись, он повел ее в боковой притвор, куда она приходила в первый раз. Там она нашла свою одежду и сандалии. Мальчик сказал: «Я провожу тебя домой».
Глава шестая
НИТЬ ЛАКОНСКОЙ СУДЬБЫ
Голова ее слегка кружилась от простора, после девятидневной тесноты и темноты храмовых комнат. Ветер Сета прекратился. В прозрачном воздухе снова виднелись гигантские пирамиды в восьмидесяти стадиях на севере. За храмом два узких озерка почти обмелели. Таис, подобрав подол своей льняной столы, перешла по утоптанной глине между прудами, напрямик в большой парк, избегая шумной, улицы. Она чувствовала себя неуверенно среди толпы.
Едва вышла она за ограду парка и повернула вдоль нее к набережной, как услышала за спиной быстрый и четкий военный бег. Не обернувшись, Таис узнала Менедема.
— Откуда ты, милый? — ласково приветствовала она спартанца.
— Я бродил вокруг храма. Сегодня десятый день и конец твоего плена. Поздно догадался, что ты пойдешь через пруды. Я стосковался без тебя. Я даже не успел попрощаться, когда проклятый митиленский чародей отвел нам глаза на симпозионе. Спасибо фиванке, она разъяснила мне все, а то я переломал бы кости митиленцу.
— Не ревнуй! — Таис положила руку на тяжелое плечо воина.
— О нет, совсем нет. Я знаю теперь, кто ты, госпожа!
Таис даже остановилась.
— Да, да! — продолжал спартанец. — Вот! — он поднял руку гетеры, склонился и поцеловал кольцо со знаком треугольника на ее пальце.
— Ты орфик? — с изумлением воскликнула Таис. — Ты тоже посвящен?
— О нет. Мой старший брат — жрец Реи. От него я узнал тайны, понять которые неспособен. Однако они манят меня завесами жизни и смерти, любви и красоты. И я могу чувствовать, не разумея, я — недалекий воин, воспитанный для сражений и смерти. А истинный орфик не убивает даже зверей и птиц, не ест мяса…
Таис вдруг ощутила необыкновенную нежность к этому могучему мужчине, как мальчик нежному и чувствительному в делах богов и любви.
— Пойдем ко мне, — сказал Менедем, — я хотел отпраздновать твое посвящение.
— Пойдем, — согласилась Таис, — хорошо, что ты встретил меня.
Менедем для свиданий с Таис нанимал глинобитный домик на западной окраине, среди редких пальм и огородов. Здесь долина реки суживалась, и домик стоял недалеко от третьей главной аллеи. Обставленное бедно даже для спартанца жилище Менедема всегда трогало Таис. Она неизменно хвалила его главные достоинства — тишину и отсутствие кусачих москитов во все времена года. Она забывала, что с лаконской точки зрения Менедем
