Ночная Земля - Уильям Ходжсон

И когда я был готов окончательно поверить в это, передо мной замаячил слабый и неровный свет. Не знаю, способен ли я передать на бумаге свое великое ликование и надежду: душа моя уже истосковалась по благословенному свету; и я все время надеялся, что спускаюсь не в полный мрак.

Поднявшись на колени, я поглядел, напрягая зрение: и вот — внизу был свет. Но вдруг мне показалось, что надежда и фантазия одурачили меня и что нет его. Но, поглядев снова, я убедился в том, что вижу огонь. О! Меня разрывало желание броситься вниз, пробежать остаток пути, и я покорился ему. Но, не успев сделать и нескольких шагов, споткнулся, ощутив жестокую боль. Пришлось покрепче стиснуть зубы, прежде чем боль оставила меня.

После этого я вновь опустился на четвереньки; так прошло более часа, я часто глядел вдаль, и свет сделался более очевидным, однако он не прекращал мерцать самым странным образом. Через шесть часов я уже решил, что приблизился к источнику света. Чувства мои обманули меня: свет колыхался где-то вдалеке, до него было еще три часа ходу. Все это время я спускался вниз, но склон стал теперь не столь темным.

Наконец я остановился и поднялся на ноги, чтобы лучше видеть свет. В тот же самый миг послышался далекий звук, — словно некое странное чудовище трубило в ночи. Я немедленно опустился на четвереньки и попытался вжаться в землю между камней, чтобы приближающейся неведомый зверь не заметил меня.

Однако я ничего не увидел и еще час спускался по склону, а звук тем временем становился все сильней и сильней.

Когда же, наконец, я воистину приблизился к источнику света, еще скрытому огромными скалами, то повернул налево и шел половину мили. Свист же становился все громче и громче, и теперь казалось, что сама земля изрыгает дикий вопль. Я старался идти осторожнее, а потом, преклонив колена между трех скал, принялся рассматривать дальнейший путь.

Тут я понял, что нахожусь в огромном ущелье; левая сторона его находилась далеко от меня, и я видел ее, лишь когда пламя вспрыгивало повыше. Справа оно с постоянной яркостью освещало откос ущелья, уходивший вверх, в Вечную Ночь. Передо мной маячила цепочка далеких и неясных огней. Словом, я наконец достиг окончания Великого Склона, однако ущелье уводило в глубины более далекие.

Наконец я возобновил путь, и скалы передо мной расступились, как говорят моряки, открыв синее пламя, извергавшееся из земли, посреди великих утесов, похожих на собравшихся на поклонение гигантов.

Сие пламя не слишком озадачило мой рассудок, успевший увязать далекое зарево со свистом и ревом. Однако порожденное природой удивительное зрелище потрясало чувства; пламя плясало, иногда съеживаясь до какой-нибудь сотни футов, а потом с оглушительным ревом взмывало к предельным высотам, образуя ослепительный факел, футов, должно быть, в тысячу, который освещал тогда бока ущелья, и я мог видеть его во всю ширину, — на семь примерно великих миль, удивительно ясно и четко, тогда-то становился заметным и откос горы, составлявшей правую сторону ущелья во всей ее погруженной в ночь беспредельности.

Вполне естественно, что я довольно долго глазел на это чудо и успел хорошенько осмотреться. Вокруг меня лежала пустыня. И на всем многомильном протяжении своем она была покрыта унылыми камнями. Передо мной простиралось великое ущелье, то тут, то там освещенное далекими огоньками, как бы выплясывавшими каждый свою пляску.

Вновь хорошенько приглядевшись к Великому Пламени, я не заметил возле него признаков жизни, а потому отправился дальше. Долго шел я в свете синего огня; нередко передо мной ложилась длинная тусклая тень, а потом, — о! — внезапная вспышка вдруг озаряла ущелье восхитительным светом, и тень моя густела и укорачивалась.

Я часто поворачивался, чтобы поглядеть на пляску огромного пламени, величавую и для глаз, и для моего духа… пламени, знающего Великую Вечность. Я даже попытался представить себе те несчетные века, в течение которых огонь вершил свою пляску у подножия Великого Склона, не имея и единого зрителя. Поймите же и вы все запустение того края, ощутите глубину моего одиночества.

Спускаясь вниз, я слышал неумолчный рев, доносившийся уже из-за моей спины; горы отражали звук, посылая следом за мной странное и полное тайн эхо. Холодный пронзительный свист нередко преображался в достойное чудовища бормотанье, и я пригибался, чтобы спрятаться среди булыжников и валунов… как знать, не собралась ли какая-нибудь тварь наброситься на меня.

Шесть часов шел я вперед, иногда припадая к земле в припадке внезапного испуга.

Но прошло время, и рев превратился в трубный глас, тот в свой черед обрел громкость свиста, но отголоски все еще преследовали меня в ночи. Ну а потом настала тишина, извечно царившая в этом ущелье, если забыть про рев газового фонтана. Надеюсь, вы поймете меня. За время своего спуска по Великому Ущелью, я миновал четыре огня, которые видел от подножья Склона; первый, второй и четвертый оказались голубыми, третий же был зеленым; причудливая пляска их бросала дрожащие тени на ложе ущелья. От них исходил то посвист, то негромкий и странный стон, словно бы газ встречал преграду на своем пути. Факелы эти я миновал без приключений, не увидев ничего нового. Далекие отблески огромного газового фонтана я увидел в первую треть седьмого дня моего пути вниз по Великому Склону, после чего в тот день прошло уже шестнадцать часов. И как вы догадываетесь, я вовсе не ел после того, как увидел свет, потому что уже привык к голоду, но прошло девятнадцать часов после моего пробуждения, и все это время я провел в трудах.

И я огляделся, чтобы найти надежное место для сна, которое отыскалось почти сразу: вокруг были только скалы и камни, и я скоро заметил нишу между двумя огромными валунами.

Тогда я съел четыре таблетки, — столько, сколько положено, лишняя не прибавила бы сил, а потом сделал себе воды; она забурлила, но я успел заметить, что из хорошей щепотки получается большая кружка, факт сей я объясняю густотой воздуха, которая придает химии дополнительную силу. А потом заснул, устроившись привычным образом с Дискосом на груди, но, засыпая, с лаской думал о Наани, как делал сотню раз после того, как приблизился к дарующим надежду огням ущелья.

В ту ночь мне приснилось, что Слово Власти затрепетало в ночи; однако я не проснулся, и поэтому не знаю, был ли то сон или нет.

Проснувшись через семь часов, я вспомнил об этом, но мог быть уверен лишь в том, что уцелел во время сна; голова моя и конечности отяжелели, призывая к дальнейшему отдыху, но было уже довольно.

Поев и попив, я надел снаряжение и прицепил к поясу Дискос, потому что пробираться по россыпи огромных камней можно было только пользуясь обеими руками. А потом восемнадцать часов шел сквозь сумрак, царивший в огромном ущелье, сделав остановки на шестом и двенадцатом часу, чтобы поесть.