Гордость и гордыня - Джейн Остин

Как по-иному предстало все, что касалось его! Его ухаживание за мисс Кинг выглядело теперь всего лишь отвратительным расчетливым корыстолюбием, а скромность ее состояния доказывала теперь не его умеренность, но стремление завладеть хоть чем-то. Его поведение с ней самой не находило теперь достойного объяснения: либо он заблуждался относительно ее состояния, либо тешил свое тщеславие, завоевав расположение, которое, как ей теперь казалось, она весьма неосторожно ему выказывала. Еще не угасшая надежда найти ему оправдание становилась все слабее, а в подтверждение правоты мистера Дарси она не могла не вспомнить, что мистер Бингли еще давно в ответ на расспросы Джейн заявил о полной безупречности его поведения с Уикхемом, что какими бы гордыми и отталкивающими ни были его манеры, она за все время их знакомства — знакомства, которое за последние дни укрепилось частыми встречами и открыло ей в нем много нового, — не заметила ничего, указывающего на непорядочность или несправедливость, ничего, говорящего о его безбожности или безнравственности; что люди, близкие с ним, уважают и ценят его и что даже Уикхем признал его заботливым братом, а она часто слышала, как он говорил о сестре с нежностью, опровергающей обвинение в бесчувственности. K тому же, будь его поступки такими, какими их представил Уикхем, столь возмутительное нарушение всех понятии о чести и справедливости не укрылось бы от глаз света, да и дружба между негодяем, способным на подобное, и таким превосходным человеком, как мистер Бингли, была бы немыслимой.

Ей стало невыносимо стыдно за себя. Она не могла думать о Уикхеме или о Дарси и не почувствовать, какой она была слепой, пристрастной, предубежденной и неразумной.

— Как непростительно я себя вела! — вскричала она. — Я, столь гордившаяся своей проницательностью! Я, столь ценившая себя за свой ум, так часто презиравшая благородную доброжелательность моей сестры и баловавшая свое тщеславие незаслуженным недоверием. Как унизительно подобное открытие! И все же как справедлива эта унизительность! Будь я влюблена, и то не могла быть более слепой. Но в моей глупости повинна не любовь, а тщеславие. Польщенная предпочтением, оказанным мне одним, обиженная пренебрежением другого в самом начале нашего знакомства, я во всем, что касалось их, опиралась на предвзятое мнение и неосведомленность, отвергая здравый смысл. До этой минуты я не знала самой себя.

От себя — к Джейн, от Джейн — к Бингли, и этот ход мысли вскоре напомнил ей, что объяснения мистера Дарси, касавшиеся их, показались ей совершенно неубедительными, и она вновь перечла эту часть письма. Насколько иным оказалось ее впечатление! Как она могла и дальше, отрицать его утверждения в одном случае, хотя вынуждена была признать их верность в другом? Он утверждал, что совершенно не подозревал о чувстве ее сестры — и она не могла не вспомнить, какого мнения придерживалась Шарлотта. Не могла она и отрицать справедливость его описания Джейн. Да, чувства Джейн, хотя и глубокие, всегда тщательно скрывались, а в ее лице и манерах была та тихая безмятежность, которая редко сочетается с пылкостью сердца.

Когда она дошла до упоминания остальных членов ее семьи в словах столь обидных, но заслуженных, она испытала жгучий стыд. Справедливость их поразила ее слишком сильно, и она не могла ничего отрицать. A обстоятельства, на которые он, упомянув бал в Недерфилде, особо указал как подтверждающие правоту его изначального неодобрения, запечатлелись в ее памяти, вероятно, даже более ясно, чем в его.

Комплимент ей и Джейн не остался незамеченным. Он успокаивал ее гордость, но не мог утешить, не избавил от мысли о презрении, которое навлекли на себя остальные ее близкие. Когда же она подумала, что горе Джейн, в сущности, — вина ее матери и сестер, когда поняла, как сильно компрометирует их обеих столь вульгарное поведение этих последних, ее охватило уныние, какого она еще никогда не испытывала.

Вот так она два часа прохаживалась по проселку, предаваясь самым разным размышлениям, по-новому понимая события, взвешивая вероятности и стараясь по мере сил свыкнуться со столь внезапной и столь важной переменой в себе, но затем усталость и мысль о своем долгом отсутствии заставили ее вернуться. В дом она вошла, стараясь придать себе обычный веселый вид и твердо решив пока не возвращаться к размышлениям, которые, несомненно, помешали бы ей поддерживать общий разговор.

Ей тотчас сообщили, что в ее отсутствие по отдельности заходили оба джентльмена из Розингса. Мистер Дарси лишь на несколько минут, чтобы попрощаться, но полковник Фицуильям просидел с ними не меньше часа, надеясь, что она вернется, и чуть было не отправился на ее розыски. Элизабет могла лишь изобразить сожаление, что не увидела его, так как в душе радовалась этому. Полковник Фицуильям больше не занимал ее мыслей. Она могла думать только о письме Дарси.

Глава 37

Оба джентльмена покинули Розингс на следующее утро, и мистер Коллинз, поджидавший у ворот, чтобы на прощание отвесить им еще поклоны, вернулся домой с приятным известием, что оба выглядели в добром здравии и в столь превосходном расположении духа, сколь можно было ожидать после печального расставания в Розингсе. Затем он поспешил в Розингс, дабы утешить леди Кэтрин и ее дочь, а вернувшись, с большим торжеством передал слова ее милости — ей очень скучно, и она желает, чтобы они все пообедали у нее.

Элизабет, глядя на леди Кэтрин, не могла не подумать, что, пожелай она, и как раз сейчас была бы, возможно, представлена ей, хозяйке Розингса, как ее будущая племянница, а потом с улыбкой представила себе негодование ее милости. «Что она сказала бы? Как повела бы себя?» — вот какими вопросами она себя забавляла.

Разговор начался с упоминания потери, которую понесло общество в Розингсе.

— Уверяю вас, я очень расстроена! — сказала леди Кэтрин. — Мне кажется, никого так не огорчает разлука с друзьями, как меня. Но к ним обоим я привязана особливо и знаю, как горячо они привязаны ко мне! Им было так жаль уезжать! Впрочем, не менее, чем всегда. Милый полковник почти до конца сохранял бодрость духа, но Дарси как будто очень страдал — более, мне кажется, чем в прошлом году. Его любовь к Розингсу, несомненно, растет.

Тут мистер Коллинз вставил комплимент с тонким намеком, что было принято матерью и дочерью с милостивыми улыбками.

Леди Кэтрин после обеда изволила заметить, что мисс Беннет, кажется, не в духе, и тут же сама объяснила это, предположив, что ей не хочется возвращаться домой столь скоро. А затем добавила:

— Но если так, напишите своей маменьке и испросите дозволения остаться тут подольше. Не сомневаюсь, миссис Коллинз будет рада вашему обществу.

— Я весьма благодарна вашей милости за ваше любезное приглашение, — ответила Элизабет, — но не в моей власти принять его. Я должна быть в столице в следующую субботу.

— B таком случае вы пробудете здесь лишь полтора месяца, а я полагала, что ваш визит продлится не менее двух. Я сказала это миссис Коллинз до вашего приезда. Вам нет причин уезжать так скоро. Миссис Беннет, конечно же, может обойтись без вас еще две недели.

— Но мой отец не может. На прошлой неделе он написал, чтобы я поторопилась с отъездом.

— О, разумеется, ваш отец может обойтись без вас, раз уж ваша мать вас не торопит. Отцы никогда не нуждаются в дочерях. A если вы прогостите здесь второй полный месяц, я смогу подвезти одну из вас до Лондона, так как в начале июня поеду туда на неделю. Даусон отлично устроится и на козлах ландо, так что для одной из вас места будет достаточно, а если погода выдастся не жаркая, то я даже возьму вас обеих, вы же обе не в теле.

— Вы сама доброта, сударыня, но, мне кажется, мы должны остаться при первоначальном намерении.

Леди Кэтрин как будто смирилась.

— Миссис Коллинз, вы должны послать с ними слугу. Вы знаете, я всегда говорю без обиняков, и мне нестерпима мысль, что две молодые барышни поедут одни в почтовой карете. Это неприлично! Вы должны кого-нибудь послать с ними. Я не терплю подобного. Молодые девицы всегда должны быть оберегаемы и сопровождаемы согласно с их положением в обществе. Когда моя племянница Джорджиана прошлым летом отбыла в Рамсгет, я настояла, чтобы ее сопровождали два лакея. Мисс Дарси, дочь мистера Дарси, владельца Пемберли, и леди Анны, должна иметь приличествующее сопровождение. Я весьма взыскательна в подобных вещах. Вы должны послать с барышнями Джона, миссис Коллинз. Я рада, что мне пришла эта мысль. Ведь вас очень уронило бы, если бы вы отпустили их одних.

— Мой дядя должен прислать за нами слугу.

— O! Ваш дядя? Он держит слугу? Я рада, что у вас есть кто-то, кто думает о подобных вещах. Где вы будете менять лошадей? О, в Бромли! Ну, разумеется. Если вы упомянете мое имя в «Колоколе», вам окажут всяческое внимание.