Колдовская магия - Джуд Фишер

Король Вран Ашарсон сидел на сундуке в неудобной позе и слушал перебранку ярлов.

Его люди ушли помогать возводить огромный павильон для Собрания. Ашарсон охотнее присоединился бы к ним и занял руки грубой работой, нежели сводил себя с ума политикой.

Взойдя на трон после смерти своего прославленного отца в прошлом году, Вран обнаружил, что титул принес ему мало преимуществ, зато много забот и занятий «государственными делами», в которых он не чувствовал себя ни заинтересованным, ни компетентным.

— …Но мы не можем доверять истрийским лордам, говорю вам, — жарко доказывал ярл Штормового Пути. — У них свои причины предлагать дочерей королю. Да и вообще их стремление само по себе странно и совершенно противоречит их традициям. В Истрии так высоко ценят своих женщин, что выкуп за невесту должен платить мужчина. Что-то происходит, попомните мои слова. По-моему, они собираются использовать нас для прорыва на Дальний Запад. Мы нужны истрийцам только для того, чтобы сражаться с морем и составлять карты для их навигаторов, а потом они набросятся на нас, как собаки на добычу. Империя — зверь, которого тяжело прокормить. Без сомнения, они уже сожгли всех рабов на алтаре своей сучки-богини. Врану нужна хорошая эйранская жена — сильная, прямая женщина, как королева Ауда, а не какая-то интриганка с юга.

— Однако предложение лорда Йетры тоже достойно внимания, — возразил ярл Форстсон. — Рулоны шелка, драгоценности; прекрасная керамика…

Ярл Южного Глаза рассмеялся:

— Какая ты баба, Яйцо. Прекрасная керамика! Любая чаша, брошенная в огонь, треснет.

Форстсон по прозвищу Яйцо, ярл Шепси, сконфуженно потер лысину и приложился к вину. Жуткая дрянь по сравнению с выдержанным красным южным вином, но другого не было. Северному двору недоставало денег, а у него в палатке хранились запасы превосходной выпивки, так как ярл Шепси приехал сюда в основном присмотреть предметы роскоши, которые предлагали истрийцы и кочевники: понадобились немалые усилия, чтобы уговорить его предпринять путешествие по морю в такие дни.

— Как я обнаружил, никто не предлагает нам форентскую сталь в приданое, — заметил ярл Штормового Пути.

— Ну конечно, приберегают для себя, как всегда.

— Жду не дождусь случая показать им, что может натворить маленький кусочек железа, — мрачно проговорил ярл Штормового Пути. — Я был мальчишкой, когда форентская сталь забрала у меня это. — Он поднял левую руку, оканчивавшуюся замотанным в кожу обрубком. — Всегда жаждал встретиться с хозяином того клинка один на один.

Яйцо Форстсон нахмурился. Разговор о старой войне взволновал его, память все еще мучила, как незажившая рана. На войну он пошел всего два года спустя после женитьбы. Два года и два маленьких ребенка, третий на подходе (ибо какой добрый эйранец станет ждать брачных ритуалов, чтобы лечь в постель со своей девушкой?), а он ушел в открытое море вместе с флотом старого короля. Потом пережил качку и голод, шторм и кораблекрушение, стрелы, копья и мечи, что стоило ему дюжины мелких ран. Через четыре года Яйцо вернулся в Эйру, чувствуя себя счастливчиком, потому что остался жив.

Счастливчиком он был, пока не добрался до семейного очага, опустевшего, заброшенного, с прогоревшим до крыши домом и скелетами домашних животных, разбросанными по двору. Никто никогда так и не нашел его жену и детей — их угнали в рабство на южные рынки. Даже после заключения шаткого перемирия Яйцо прочесывал кварталы рабов каждый год на Большую Ярмарку, надеясь отыскать свою любимую Брину. Но как узнать ее, когда все женщины закутаны от волос до кончиков ногтей? А дети, если они еще живы, уже стали взрослыми.

Он представлял своих малюток-дочек взрослыми женщинами, но их образы постоянно ускользали в дымке. Что до третьего ребенка, Яйцо даже не знал его пола. И все же на каждой Ярмарке его внимание привлекало случайное движение, покачивание бедер, взмах руки, наклон головы, и сердце пропускало очередной удар. И каждый год его надежды разбивались в прах. Он снова и снова представлял, как они живут теперь, в чужой стране с теплым климатом и прекрасными домами, вдалеке от разбитых штормами берегов севера, от крытых черепицей лачуг.

Через годы, когда боль ушла глубоко внутрь, Форстсон начал смотреть на особенности жизни истрийцев скорее глазами собственника, чем человека, утратившего все, что любил. Дотрагивалась ли Брина до этой тарелки, этого стакана? Любовалась ли она превосходным голубым блестящим фарфором Йетры, как он? Сохранили ли его дети хоть какие-то воспоминания об Эйре или говорили как коренные истрийцы, с мелодичным акцентом и мягкими согласными? Форстсон размышлял, что бы сделал, если бы нашел их, хотя такой оборот событий и казался слишком нереальным. Стал бы он вежливо торговаться с владельцем рабов, добиваясь более низкой цены? Или разум вмиг заволокло кровавым туманом, и он отобрал бы силой то, что принадлежало ему по праву? Или, как иногда казалось ему, просто закрыл бы глаза и прошел мимо?

— …Яйцо?

Голос короля. Форстсон резко вскинул голову.

— Что ты думаешь о дочери ярла Херинсона?

— Очень милая девушка, мой господин.

Вран засмеялся: его советник, по своему обыкновению, тщательно избегал прямых высказываний.

Король уже знал мнение Яйца: Рагна — милая, маленькая кокетка, а он, Вран, мало напоминал и в характере и в силе воли своего усопшего отца, короля Ашара Стенсона, а когда дело доходило до женских чар, и вообще превращался в полного дурака.

— Да, она такая. Я так понимаю, что она не подойдет?

Отец Рагны, Фалл Херинсон, убежденный пьяница, прогулял все свое наследство и навряд ли создаст какие-либо проблемы, однако и предложить сможет мало чего, кроме невинности своей дочери. А последнее давно утеряно — она вот уже несколько лет приходится любовницей королю…

Вран с надеждой осмотрел собравшихся лордов. Штормовой Путь был хмур, как всегда. Король знал, что он все еще лелеял надежды по поводу собственной дочери, двадцатитрехлетней мужиковатой девчонки, к несчастью, унаследовавшей квадратную челюсть и лохматые брови отца. Но у Врана не хватало смелости сказать Штормовому Пути, что скорее женится на своем призовом жеребце, чем ляжет в постель с дочерью старика.

Были и другие лорды, соревновавшиеся друг с другом за теплое местечко, и он прекрасно понимал это. Например, его кузен, Эрол Вардсон, желающий заполучить наследника королевской крови. Советник его покойного отца, Керил Сандсон, слишком любящий комфорт. Да и куча других, готовых предоставить ему своих прелестных, горящих желанием дочерей с приданым в обмен на кое-какие преимущества при дворе.