Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии - Андрей Буровский

Так что, если Вишневецкие поверили Дмитрию — это большой плюс для признания его «подлинности». Очень большой.

Адам и Константин Вишневецкие рассказали о Дмитрии тестю Константина, Мнишеку… О феодальном клане Мнишеков придется рассказать особо… Хотя не всегда ясно, что рассказывать, а главное — в каких выражениях. Начать с того, что сам старший Мнишек раза три переходил из одной веры в другую. Его сыновья «прославились» поставками юных дев любвеобильному королю Сигизмунду-Августу, а после смерти короля дочиста обобрали его. О поведении Марины Мнишек говорить и неприятно, и главное — очень непросто. Повторять зады грязных сплетен не хочется, а ничего хорошего об этой даме так никто ничего и не сказал.

Клан насчитывал десятки семейств, и все были примерно таковы же. История сохранила слова княгини Камалии Радзивилл, сказанной кому-то из своих внуков. Смысл сказанного в том, что дети приличных людей не играют с детьми воров и проституток.

Что делало Мнишеков ценными союзниками — это невероятная искушенность в интригах и сплоченность клана. Если ставка была высока, клан прекращал внутреннюю грызню и дружно образовывал единый фронт.

Вот он, первоначальный расклад: богатейшие люди Речи Посполитой и ее виднейшие интриганы получают в руки не что-нибудь, а царственную особу. Законного наследника всех четырех престолов: Московии, Великого княжества Литовского, Польского королевства и Речи Посполитой. Близкий родственник Ягеллонов, родной брат последнего Великого князя Московии, сын Ивана IV, Рюрикович по прямой правящей линии! Сажать его можно было буквально на любой из престолов, и с полным на то основанием.

Сначала возникла идея посадить Дмитрия на престол Речи Посполитой. Подумали, прикинули варианты, поняли — слишком трудное занятие, слишком многие окажутся против. Не говоря ни о чем другом, существующий король шляхту, в общем-то, устраивал, и менять его она не собиралась.

«Оставался» престол Московии, и это даже было лучше. Мало того, что заговорщики восстанавливали справедливость, разумно устраивали мир — а это мужское занятие было в цене тогда, осталось и теперь. Люди не любят несправедливости и любят справедливость, что характеризует их не очень плохо… Кроме того, посадив Дмитрия на Московский престол — великокняжеский или царский — один пес, можно было на практике осуществить давнюю идею Польско-Литовско-Московской Унии. Что сулило не только колоссальное усиление всех трех государств, но и еще сразу несколько важных итогов:

1. Польская шляхта могла найти применение своим силам — несравненно лучшее, чем делить и переделивать земли нынешней Украины.

2. Открывался фонд неосвоенных земель, и избыточное население Польши и Западной Руси — и шляхетское, и крестьянское — могло переселяться на Урал и в Сибирь.

3. Открывалась реальная возможность вести войны за Крым, Причерноморье — за территории, которые отвоюет только Потемкин спустя полтора столетия.

4. Московия стала бы не исключительной и пугающей, а нормальной и органичной частью русско-польского мира.

Тут, конечно, возможно легкое возражение: сами же польско-литовские католики не давали ей стать этой частью… Сама же негибкая, уродливая политика непременного окатоличивания порождала отъезды русских князей в Москву и тем самым усиливала Московию. Не будь этой дурацкой проблемы, вызванной к жизни нехваткой гибкости, терпимости и даже попросту ума, Московия сама давно бы пала или превратилась бы в периферию Речи Посполитой.

Но люди XVII века если и понимали это — то очень смутно. А посадить Дмитрия на Московский престол было, в общем-то, вполне возможно.

После смерти убийцы собственных детей Ивана IV 18 марта 1584 года (в 54 года) на престол сел его слабоумный сын Федор. Степень его слабоумия описывают по-разному, вплоть до истории, как, сидя на троне, Федор как-то обмочился. Но эту смачную историю передает шведский посланник, а он-то вряд ли симпатизировал Федору… да и любому московитскому царю.

Федор очень любил колокольный звон и сам был прекрасным звонарем. Федор любил и умел мирить поссорившихся супругов; умел найти убедительные слова, показать людям друг друга с самой выгодной стороны. Федор был добр, хлебосолен, и виноват ли он, что править и не мог, и не хотел? Из него, вероятно, вышел бы добрый русский барин XVIII–XIX веков — придурковатый, но приятный.

Брат жены царя, Борис Годунов забирал власти себе все больше и больше, а с 1587 года стал фактическим правителем государства, с правом личных дипломатических отношений с другими странами… от имени Московии, конечно.

Единственное дитя Федора, Ирина, прожила недолго; сам Федор Иванович помер 7 января 1598 года.

Был, правда, и еще один сын Ивана IV, Дмитрий… После смерти отца мальчик получил в удел город Углич, где и жил себе с матерью. 15 мая 1591 года мальчик был найден с перерезанным горлом, здесь же валялся и нож. Богдан Вельский, дядя Дмитрия, и князь Василий Шуйский провели тщательнейшее расследование и пришли к выводу: мальчик страдал падучей болезнью и зарезал себя сам. Как могли дать нож больному мальчику? На этот вопрос ответа не было.

Итак, все дети Ивана IV померли. 17 февраля 1598 года Земской собор избрал Годунова на царство. Не то чтобы так уж не было никаких других претендентов, но с этими претендентами обязательно что-то приключалось или в лучшем (для них) случае их никто не поддерживал.

Был ли Борис Годунов плохим царем? Нет, скорее всего, был хорошим. Решения принимались разумные, государство его мерами укреплялось. Примерно до 1602 года Борис был умеренно популярен во всех классах общества, ничто не прочило ему падения.

С именем Бориса Годунова связано введение патриаршества на Московской Руси в 1589 году и отмена Юрьева дня. Теперь крестьянин уже НИКОГДА не мог уйти от одного барина к другому.

Менее известно, что Годунов первым послал нескольких «робят» учиться в Европу. Потом, правда, началась смута, и ни один из посланных не вернулся, а один так вовсе стал англиканским священником в Британии.

Во многих городах Годунов развернул типографии, всерьез планировал создание школ и университетов по европейским образцам. Стремясь сблизиться со странами Европы, Годунов разрешил свободно передвигаться по стране и за ее пределами немецким купцам, вывезенным Иваном из Ливонии, дал им большие ссуды из казны, позволил открыть лютеранскую церковь на Кукуе. Свою личную охрану Годунов сформировал из наемников-немцев, а больше всего любил вести беседы с иностранными медиками о порядках в Европе.

Многие ученые всерьез полагают, что, будь у Бориса Годунова несколько «спокойных» лет правления, реформы по типу петровских начались бы уже при нем: и притом более органично, естественно, без жутких перегибов начала XVIII века.

Беда Бориса Годунова состояла вовсе не в том, что он был скверным царем. Во всяком случае, был он куда лучше Федора и уж тем более — Ивана. Беда Бориса Годунова состояла в том, что он был незаконным царем. Даже Федор был законным, привычным — потомком Рюрика; пусть и мочился на послов с высоты трона. А вот Борис Годунов, хоть его и избрал Земской собор, потомком Рюрика не был… Потому в глазах современников права на престол имел самые сомнительные, на престоле сидел непрочно, и достаточно было толчка, чтобы упал. Современники считали, что таким толчком стал голод…

Летом 1601 года на всем протяжении Восточной Европы зарядили холодные дожди. Двенадцать недель шли дожди. В июле выпал первый снег. В конце августа по Днепру ездили на санях, «яко посреди зимы».

Урожая в этом году не было. Весна 1602 года выдалась ранняя, теплая. Показались ранние всходы озимей… И снова грянули морозы, в конце мая. А яровые хлеба погубила невероятная жара и засуха. Все лето не было дождей. Урожая в этом году почти не было. А ведь даже в наше время человечество живет от урожая до урожая. 1603 год был самым обычным, но не везде остались запасы семян, голод охватил больше половины страны. Можно долго нагромождать страшные и жалкие подробности: как умиравшая с голоду женщина изгрызла своего, еще живого младенца. Как продавали пироги с человечиной, выкапывали покойников, резали и ели постояльцев на постоялых дворах. Стоит ли?

Считается, что умерла треть населения страны. Из двухсот пятидесяти тысяч населения Москвы умерло, по одним данным, сто двадцать тысяч, по другим — даже сто двадцать семь.

Разумеется, и с этой бедой можно было бороться.

В Курской, Владимирской земле, на черноземных окраинах урожай 1603 года был такой, что хватило бы на всю Московию.

Чтобы «бороться», нужно было «только лишь» два фактора. Во-первых, авторитетный царь, имеющий бесспорные права.

Во-вторых, хотя бы относительно нормальное общество. За годы правления Ивана что-то «поломалось» в людях. Спасаться от общей беды можно только вместе, а тут никто не думал ни о чем и ни о ком, кроме самого себя. Общество пережило уже страшный голод 1569–1570 годов, такое количество жестокостей, что уже стало равнодушным к смерти и к страданиям людей. Всем было на все наплевать.