Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии - Андрей Буровский

Но вот уж правда — битому неймется! И уже в 1570 году Иван «Грозный» порывается жениться на племяннице Елизаветы Английской, Марии Гастингс. Ивана опять не очень волнует собственное семейное положение — если будет нужно, он спровадит жену в монастырь. А какое впечатление это окажет на «следующую» жену — он, видимо, не понимает. Или искренне не думает об этом. К 1570 году времени Иван сменил уже четырех или пятерых жен, и Елизавета буквально не знала, как ей отвадить страшненького жениха.

Хитрые придворные посоветовали королеве послать царю портрет не известной красавицы Марии, а какой-нибудь невзрачной девушки. Может, чудище московское остынет? Совет королеве понравился, и царю Ивану послали портрет рябой, очень пышной девицы из свиты настоящей Гастингс, по общему мнению, очень некрасивой.

Увы им всем! Как раз эта рябая девка и поразила чувства царя. Иван IV воспылал очередной страстью и потребовал себе Марию Гастингс. Пришлось показать ему портрет настоящей Марии… И получилось! Увидев умное, тонкое лицо королевской племянницы, Иван немедленно от нее, как выражаются мои студентки, «отлип».

И правда, зачем была такому «царю» умная, образованная девушка, красивая и тонкая? Хотя да, тянуло же его неудержимо к Ягеллонке…

Но вот в чем разница между историями с Марией Гастингс и Екатериной Ягеллонкой: от Марии он «отлип» сразу, как только увидел ее настоящий портрет. В случае же с Екатериной вел себя просто как помешанный — царапал лицо, дико кричал, пинал предметы… вел себя, говоря мягко, несдержанно. Может, и правда влюбился в нее до безумия?!

Или все-таки не в личных отношениях тут было дело. Не просто жену себе искал международный маньяк, которому и рябой девки было много. А просто пахло тут короной… Даже двумя сопряженными вместе коронами.

Ведь как бы Иван IV ни изображал презрения к каким-то там выборным королишкам, как ни напяливал тогу потомка Августа, а всякая власть, даже тень власти, была ему уж как не безразлична…

А тут короны сами пошли в руки! В 1572 году помер бездетный Сигизмунд-Август — последний прямой потомок Владислава Ягелло. Возникло бескоролевье, и шляхта думала о выборе нового короля. Кандидатуры предлагались разные…

В том же 1572 году в Москву явился уполномоченный Речи Посполитой с каким угодно, только не с польским именем Воропай — официально известить о смерти Сигизмунда и заодно о том, что там среди прочих идей и такая: возвести на престол Речи Посполитой младшего сына Ивана, Федора Ивановича.

В это трудно поверить, но факт: Иван IV пытается отговорить поляков посадить на трон своего сына. Он пытается убедить шляхту, что сажать на трон нужно его самого. Волей-неволей шляхта начинает обсуждать уже эту кандидатуру…

Очень трудно сказать, насколько сильна оказалась «ивановская» партия в Речи Посполитой. Много сторонников Ивана было среди мелкой и средней шляхты коронных польских земель, среди этнических поляков. Мелкая шляхта верила, что Иван станет пресловутой «сильной рукой», наведет порядок и возьмет в руки магнатов. Многие понимали, что шляхетские вольности достигли полного маразма и нужно их как-то того… вводить хоть в какие-то рамки. А жили они все-таки подальше от Московии и слабо представляли себе Ивана. Или всерьез принимали разговоры о том, что Иван правит скотами, как знать?

Характерно, что Иван моментально завел с послами разговоры о том, что он, конечно, злой, но для кого? Для злых. А для добрых он готов снять последнюю рубашку, вот он какой человек!

Не ясно, насколько верили ему послы, но уже видно, что Иван прекрасно знал свою репутацию.

Сложность, впрочем, была не только в репутации Ивана IV и в вероисповедных различиях. Сложность была в том, что Иван не очень понимал — а что такое вообще «избрание»? Что это не когда к нему в ноги упадут поляки, умоляя взять их под свой скипетр, а что надо понравиться шляхте. Тем более в числе выборщиков будет и шляхта из Великого княжества Литовского, а западные русские вряд ли будут голосовать за москаля, слишком хорошо они его знают…

Констатирую факт — Иван так и не сделал ни малейшей попытки начать собственную политическую игру. Более того, он начинает вести себя так, словно вопрос о его избрании — дело уже решенное. Ведет с поляками мелкую торговлю по поводу территориальных уступок, рядится чуть ли не за каждое село. Если он скоро будет и королем Речи Посполитой, и Великим князем Московским… то какая, казалось бы, разница?

А потом вдруг и заявляет Иван, что короноваться будет только русским митрополитом, никакого участия католические прелаты в венчании на царство принимать не будут. Иван оставляет право строить в Польше столько православных храмов, сколько захочет, и на старости лет уйти в монастырь.

Поляки разумели само собой, что Иван перейдет в католицизм… его заявление было, выражаясь мягко, несколько неожиданным.

Так все и заглохло, при полной неготовности Ивана сделать хоть что-то для собственного избрания. Речь Посполита избрала Генриха Валуа, потом Генрих сбежал домой, чтобы стать французским королем; спектакль избрания короля повторился…

Иван опять произносил какие-то речи о своей готовности… Но уже несравненно более вяло. Видимо, и он уже понял, что дело бесперспективное. Королем стал Стефан Баторий.

Так каков все-таки был шанс? И был ли он? Разделим два понятия: «шанс на избрание Ивана» и «шанс на создание Польско-Литовско-Московской Унии». На мой взгляд, и первого шанса, шанса на избрание Ивана, реально не было. Нет, не избрали бы его. Слишком хорошо знали Ивана на Западной Руси, а выбирался король голосами всей шляхты, в том числе и литовской, и православной. Хоть кто-то из литвинов да крикнул бы «вето!». Не прошел бы Иван и потому, что многие магнаты были против его кандидатуры, а у них были и собственные голоса, и возможность покупать голоса других выборщиков. Генрих Валуа устраивал всех в несравненно большей степени.

По поводу Унии… Уверен, что, даже став королем Речи Посполитой, Иван усидел бы недолго. Не было бы прочной унии, не возникло бы устойчивого государства. Потому что, сев на престол Речи Посполитой, он стал бы королевствовать так, как привык царствовать в Москве.

И с большой степенью вероятия он привел бы с собою своих, привычных ему и послушных бояр и дворян из Московии — ведь король Речи Посполитой почти не имел собственной армии, не имел возможности творить насилие. Подключив к управлению Речью Посполитой Московию, Иван обрел бы такую возможность.

Допустим, первые несколько срубленных голов шляхта, оцепенев от изумления и ужаса, не отомстила бы. А потом? Конфедерации. Рокош. Допустим, Иван сумел бы подавить первые мятежи усилиями верных московитов, покрыл бы Краков плахами, сгонял бы студентов Ягеллонского университета и горожан на зрелища поджаривания на сковородах и травли медведями. И что же? Это только лишь сделало бы неизбежным наступление на Краков армий крупнейших магнатов, в том числе западнорусских, православных Понятовских и Вишневецких.

Не удалось сразу? Появился бы новый, «альтернативный» Ивану король, постоянный или временный. Даже если ухитрился бы Иван унести ноги, Уния-однодневка все равно бы приказала долго жить. Не потому, что вообще невозможна. А потому, что очень уж неподходящей личностью на роль создателя такой Унии был Иван IV, только и всего.

Странно, что до сих пор не рассматривается другая кандидатура создателя такой «тройственной Унии». То есть, возможно, в Польше такое обсуждение и ведется, но для меня эта литература малодоступна. На русском же языке вполне определенно никто не называл Стефана Батория как возможного царя Московии.

Планы Стефана Батория были сродни наполеоновским! Он вполне серьезно хотел отвоевать у турок Константинополь. Сделать это без Московии было невозможно, а Московия на Унию не шла, общий крестовый поход отвергала. Более того — Московия как раз воевала с Речью Посполитой. Воевала… Воевала? Воевала! Вот она, возможность! Надо покорить Московию, сделать ее частью Речи Посполитой или посадить там дружественного короля.

В 1581 году Стефан Баторий шел на Псков с тем, чтобы следующий удар направить уже на Москву. А потом, основательно подготовившись, сплавляться по Дону, взять Азов и выйти в Черное море. Дальше — понятно; дальше только Константинополь.

Реальная ль задача? Зная Стефана Батория, можно уверенно сказать, что да. У него как-то все получалось. Увы! В 1586 году Стефан Баторий помер в Гродно; было ему тогда всего 53 года, и многое могло быть впереди. Отравили? Об этом много говорили уже тогда. Так или не так — неизвестно.

Уверен — если бы не помер, завоевание Московии становилось бы вполне возможным. Потому что невозможно представить себе более подходящую для таких дел, более крупную и более привлекательную личность.