Москва акунинская - Мария Беседина

«С силой распахнулась узкая дверь, и во двор вышел, даже почти выбежал знакомый служитель, только в форменной фуражке и с папочкой под мышкой. Мелкими шагами просеменил мимо мусорных ящиков, повернул варку.

— Спешит, — шепнул Эраст Петрович. — Это очень хорошо. Значит, п-протелефонировать не сумел или же некуда. Интересно, как он известил Линда о вашем приходе? Запиской? Тогда получается, что логово доктора где-то совсем недалеко. Все, пора!»

…Но вот наконец и площадь Мясницких ворот (в свое время носившая вместе с улицей имя Кирова). В ее исконном названии — память о воротах Белого города, через которые проходила некогда Мясницкая. Здесь придется поднапрячь фантазию, чтобы хорошенько представить себе, как выглядело это место во времена Фандорина, — обширное заасфальтированное пространство с расположенном в центре павильоном метро появилось на карте города лишь в 1935 г, для чего понадобилось снести несколько зданий — сегодня мы восприняли бы их как овеществленные свидетельства приключений Эраста Петровича.

Как уже упоминалось, именно у Мясницких ворот обманутые мадемуазель Деклик Фандорин и Зюкин приобрели для нее, «жертвы доктора Линда», «прюнелевые башмачки на каблучке в три четверти — последний шик-c… Светло-палевое платье из барежа-шамбери с золотой нитью и накидкой-сорти… Шляпку из кружевного тюля с шотландским фаншоном…» и другие предметы туалета, но благодарности не дождались: «Господи, что это? Какой ужас! За кого вы меня принимаете!?» — завопила по-французски Эмилия. «На Фандорина было жалко смотреть. Он совсем сник, когда мадемуазель объявила, что розовый корсет с лиловой шнуровкой совершенно вульгарен, такие носят только кокотки, а по размеру превосходит ее скромные пропорции по меньшей мере втрое… Из всех его приобретений одобрение получили только шелковые чулки, — прокомментировал случившееся Зюкин. — Я был возмущен. Этому человеку ничего нельзя поручить! Стоило мне на минуту отвлечься, и он все испортил».

Но именно во время покупки пресловутого корсета Фандорин и Зюкин услышали беседу неких дам, обменивавшихся циркулировавшими по городу слухами о реакции членов императорской фамилии на ходынскую трагедию. «Всеобщая ненависть обрушится не на московского генерал-губернатора, а на царя с царицей», — был вынужден печально констатировать «потихоньку подобравшийся ближе» Зюкин, взволнованный уроном, нанесенным «авторитету высочайшей власти».

Влево от площади отходит Сретенский бульвар, вправо — Чистопрудный. Но пока мы продолжим наш путь по Мясницкой. Собственно, нам осталось лишь поглядеть на Гусятников переулок, который ответвляется от Мясницкой почти сразу же за площадью, идя параллельно Чистопрудному бульвару. В «Азазеле», направляясь к помещице Спицыной «от Мясницкой, где располагалось Сыскное управление», Фандорин «жевал на ходу пирожок с вязигой, купленный на углу Гусятникова переулка (не будем забывать, что в следственной ажитации Эраст Петрович остался без обеда)». Собственно, это единственный эпизод, где фигурирует старинный московский переулок. Остается добавить, что в Средние века в этих местах велась торговля живой и битой птицей, а в пору составления официальных городских планов сразу несколько почтенных домовладельцев носили фамилию Гусятников — несомненно, по профессии предков. Что натолкнуло советскую власть присвоить именно этому живописному переулку наименование «Большевистский» — загадка, которую, пожалуй, и сам Эраст Петрович не взялся бы решать.

И напоследок мне хочется разъяснить небольшое недоразумение, которое порой возникает при обсуждении акунинских текстов. Говоря о почтамте, мы с вами установили, что нынешнее здание было возведено в 1912 г. Некоторые с полным убеждением доказывают, что волнующие эпизоды слежки за Почтальоном разворачивались в так называемом старом почтамте, находившемся в старинном здании под № 40а. Глядя на многократно перестроенный дом, трудно представить себе, каким был его облик в далеком XVIII в., однако действительно не подлежит сомнению: с 1742 г. здесь размещался почтамт. «А то, другое здание появилось лишь в XIX в.! — доказывают спорщики. — При чем же здесь меншиковский дом?» Да вот при чем: уже в 1783 г. в старом почтамте осталось лишь несколько служебных отделов — почтовики переселились в более просторный дом по другую сторону площади Мясницких ворот.

Чистопрудный бульвар

При всем разнообразии снеди, которую снова, как в старые добрые времена, можно купить на улицах Москвы, раздобыть на углу Гусятникова переулка пирожок с вязигой у нас вряд ли получится. Ну что ж, ограничимся хотя бы блином с икрой и по стопам Эраста Петровича выйдем на Чистопрудный бульвар. «Он резво шагал по Чистопрудному бульвару, где допотопные старухи в салопах и чепцах сыпали крошки жирным, бесцеремонным голубям. По булыжной мостовой стремительно катились пролетки и фаэтоны, за которыми Фандорину было никак не угнаться, и его мысли приняли обиженное направление. В сущности, сыщику без коляски с рысаками никак невозможно» («Азазель»). И задумаемся вот над чем. Как без запинки ответит вам любой москвич, название бульвару дали Чистые пруды. Однако в конце ухоженного сквера нам предстает всего лишь один пруд. Это объясняется просто: некогда обитатели Мясницкой слободы запрудили журчавший под стеной Белого города правый приток Яузы — речушку Рачку, прозванную так за обилие водившихся в ней раков. В районе нынешнего бульвара образовалось несколько глубоких прудов.

Kaк известно, присутствие в экосистеме реки раков — лучшее доказательство кристальной чистоты воды. Но слобожане, беспечно сбрасывавшие в Рачку и каскад ее прудов отходы с окрестных боен, быстро превратили реку в сплошную массу гниющей органики. Из-за отвратительного вида и запаха пруды получили прозвище Поганых.

Так продолжалось до 1703 г., когда поселившийся на Мясницкой Ментиков позаботился о том, чтобы вычистить пруды. Изменения были настолько разительны, что название прудов сменилось мгновенно, причем без участия официальных властей.

Впоследствии, уже в XIX в., московские славянофилы обнародовали легенду, по-иному объяснявшую старое название пруда. Мол, еще до того, как боярин Кучка воздвиг свою крепость на будущем Кучковом поле, на берегу Рачки находилось капище жившего в этих местах угро-финского племени. Возмущенный человеческими жертвоприношениями, которые якобы совершали языческие жрецы, Кучка во главе своих воинов уничтожил капище, а пруд получил название «поганого» от латинского «paganus» — язычник. Однако, несмотря на то что в легенде содержится и ряд подлинных исторических фактов, признать ее полностью достоверной конечно же нельзя. Не говоря уже о том, что древние обитатели Кучкова поля отнюдь не практиковали регулярные человеческие жертвоприношения, самих прудов в ту пору не было.

Еще одна легенда, не выдерживающая критики, такова: Поганые пруды, буквально означающие «оскверненные», якобы получили название после того, как Юрий Долгорукий утопил в этих местах тело собственноручно убитого им того самого Кучки.

Но вернемся к истории бульвара, проложенного в 1820 г. Тогда-то и остался из всего каскада прудов лишь один водоем, который теперь питается не водами Рачки, а от городского водопровода. Это один из самых протяженных отрезков Бульварного кольца (822 м!) и едва ли не самый уютный. В конце XIX в. на льду пруда каждую зиму устраивали самый популярный в Москве каток, а летом няньки со всех окрестных улиц приводили на бульвар вверенных их попечению малышей. На пруду в ярко раскрашенных лодках катались парочки. На бульваре стояло множество киосков с игрушками и лакомствами. Еще одной приметой Чистопрудного бульвара были многочисленные уличные фотографы, почему-то тяготевшие к этому месту.

С Чистопрудным бульваром связаны многие эпизоды приключений Фандорина. Мы идем по направлению к Покровским воротам, и с правой стороны бульвара открывается поворот в Архангельский переулок (сравнительно недавно именовавшийся Телеграфным). Название переулку дано по стоящей в нем церкви во имя архангела Гавриила, история строительства которой и описание курьезной «оккупации» ее масонами была описана в предыдущей главе. Теперь лишь добавлю, что храм в Архангельском переулке уникален для Москвы — он выстроен в виде башни, объединяющей собственно церковь и колокольню. Когда-то кроме своего привычного каждому москвичу прозвища Меншикова башня церковь имела еще одно — сестра Ивана Великого. Петровский фаворит приказал увенчать и без того высокую башню непропорционально высоким шпилем. Как и следовало ожидать, в одну из гроз 1723 г. в шпиль ударила молния, уничтожив и его, и верхний деревянный этаж башни. Москвичи немедленно сложили очередную легенду о том, как подстрекаемый колдуном Брюсом Алексашка решил вознести свою башню выше кремлевской звонницы, а Господь специально устроил грозу, дабы покарать гордыню. Усматривали в повреждении башни и связь с печальной судьбой самого фаворита.