Белая кошка в светлой комнате - Лариса Соболева

– Ничего не касайся, – предупредил Фрол.

Косых мигом отпрянул от стены, опасливо отряхнул руки от побелки. Самойлов осмотрел помещение, явных следов не было. Тогда он направился к выходу, схватил парня за локоть и вытолкнул наружу.

– Веди к Гире.

Пройдя половину пути, Федька вымолвил:

– Как же это?.. Кто его? – И красноречиво посмотрел на Фрола.

– Не я, – ответил тот, продолжая твердо шагать. – Скажи, только честно, Гиря известен как вор, а на убийство он способен?

– Никогда не хвалился мокрухой. Деньги у него всегда водятся, пару раз я видал, как он загонял вещи… Краденое, наверно. Но если б он хоть раз обмолвился, что людей гробит, я б его на порог не пустил! На кой ляд мне с душегубом дружбу водить? Он домушник, говорят, а домушники…

– И про тебя говорят, будто ты карманник.

– Врут! – воскликнул Федька. – Из-за Гири все. Мне вообще-то нравилось вором считаться, люди они свободные, бесшабашные, таких уважают. Но я плотник. И отец был плотником, он и научил плотницкому делу, а не воровскому. Мне заказывают то полы перестелить, то табуретку сделать или буфет. Зарабатываю неплохо, потому что один работаю.

– Ладно, ладно, мне все равно, чем ты занимаешься, я не собираюсь тебя сдавать. Скоро придем? Уж на окраину вышли.

– Да вон хата, где он квартирует, – показал на светящиеся окна Федька, обрадованный, что его не упекут в тюрьму.

Заглянув в окно, Фрол увидел за накрытым столом крупного мужчину. Он сидел, уронив голову на стол. Кажется, упился.

– Это Гиря? – спросил шепотом Фрол.

– Ага, он.

– Еще кто-нибудь в доме живет?

– Нет, он один. Хозяйка замуж вышла, а хату сдает.

Зная, кто такой Гиря, и предполагая, что он сильно будет возражать против допроса, Фрол достал пистолет и тихонько вошел в покосившуюся хату. Федька отказался идти внутрь, заверил, что подождет на улице. Впрочем, Фролу уже не важен был Федька Косых, он привел его к Гире, пусть теперь катится. На цыпочках Самойлов приблизился к пьяному со спины, затем резким движением, схватив за рубашку левой рукой, потянул на себя и приставил пистолет к виску. В следующий момент он уложил его обратно, метнулся к двери и позвал:

– Косых! Косых!

– Чего? – вынырнул тот из темноты.

– Заходи.

– Не, я не хочу с ним ссориться.

– Заходи, не бойся.

Тот робко вошел…

22

– Гирю застрелили, – сказала Регина Аркадьевна. – Рана на груди была свежая, а тело еще теплым, значит, убили его буквально перед приходом Фрола.

– Он связал эти два убийства с гибелью жены и с тем, что допрашивал Штепу?

– Связал, конечно. Он был чекистом, прекрасно знал, как заметаются следы. Цепочка прервалась, ведь Федька Косых не знал, к кому она вела, сам страшно был напуган. Фрол поинтересовался, есть ли у него место, где он может пожить некоторое время…

– Гиря знал все мои места, – трясло парня. – Меня убьют, да? За что?

– Не убьют, – мрачно пообещал Фрол, закуривая папиросу. – Идем отсюда, соберешь вещи и поживешь у меня.

Он не мог предположить, как развернутся события, а Федьку решил поселить у себя в качестве приманки. Те, кто приходил убить Штепу, наверняка дознались у него же, что отметины на его лице оставил Фрол, следовательно, задушили парикмахера, чтобы у Самойлова не было свидетеля. Значит, они боятся. Если им надо убить и Федьку, обязательно прознают, где он живет, придут к Самойлову, а там он справится.

В квартале, где жил Федька Косых, изредка брехали собаки. Перед домом Федька задержался, не решаясь идти внутрь.

– Боишься? – презрительно усмехнулся Фрол. – Иди. Если бы тебя собирались ликвидировать, то пришли бы к тебе сразу после Штепы. Иди, я покурю.

– За что меня… это… ликвидировать? Я ничего не знаю.

– Тогда тем более иди.

Несмело Федька двинул к себе домой за вещами, а Фрол прислонился к стене дома плечом, затянулся глубоко дымом и задумался, как ему действовать дальше. Желание найти мерзавцев росло, становилось одержимостью.

Вдруг кто-то тронул его за плечо, Фрол резко обернулся. Федька Косых свистящим скорым шепотом заговорил:

– Дверь моей комнаты открыта!

– Запереть забыл?

– Нет, я запер на ключ, точно помню, когда уходили. Сейчас я подошел на цыпочках, потрогал дверь, а она… чуток приоткрылась. Вдруг там… меня… ждут?

– Дверь твоя скрипит? – спросил Фрол, отбросив папиросу.

– Нет, я петли смазывал.

– Стой здесь.

Фрол метнулся в дом. По коридору шел осторожно, подкрался к двери, приложил ухо к щели, прислушался. Вынув пистолет, чуть тронул дверь – действительно открыта. Резко распахнув ее, спрятался за косяк…

Внутри тишина. Прошла минута. Фрол просчитывал: станет стрелять тот, кто, может быть, притаился в комнате Федьки, или нет? Это ведь не хата, где убили Гирю, не окраина города, здесь живет несколько семей под одной крышей. После выстрела убийце придется пройти по коридору, а в него наверняка выбегут люди… И Самойлов решил: нет, если там, в темноте комнаты, кто-то есть, стрелять он не будет. Если убийца внутри, он нападает без выстрелов. Что же припас неизвестный для Федьки? Нож, камень, веревку?..

Фрол выбежал на середину комнаты, начал поворачиваться вокруг своей оси, выставив пистолет. Внезапно из угла в него полетел темный тяжелый предмет. Реакция у Фрола отличная, он мгновенно присел, и табуретка, лишь слегка задев голову, шмякнулась на пол. Фрол не успел выпрямиться, как тень рванула к нему, но и тут он смог увернуться – нож лишь поранил плечо. Самойлов не чувствовал боли, только пытался определить, где находится убийца, как вдруг получил удар ногой в живот. Отлетев к стене и ударившись спиной, он замер на секунду, оттолкнулся…

А его противник, которого Фрол не видел, выбил ногой ветхую раму окна, прыгнул в него, как ныряют в реку. Фрол бросился за ним. Первый выстрел он сделал, когда мужчина перемахивал через забор. Услышал вскрик, значит, попал. Мужчина все же спрыгнул с другой стороны, раздался топот ног. Фрол, не мешкая, кинулся за ним, определяя по топоту впереди, куда следует бежать. Под фонарями, видя фигуру бегущего, Фрол останавливался и стрелял, затем, чертыхаясь, преследовал снова. У него не было задачи убить того человека – только ранить, он был нужен ему живым.

У границы пустыря, где стоял последний фонарь, а дальше простиралась черная бездна, Фрол опять увидел его, встал, широко поставив ноги, прицелился и выстрелил. Мужчина погрузился в тень. Ну все, ушел, расстроился Фрол, глядя в черноту, сжимал от обиды и негодования челюсти. Но неожиданно мужчина вынырнул из темноты. Он двигался как-то боком и взмахивал руками, словно танцуя. Вот он шатнулся в одну, затем в другую сторону. Когда Фрол подбежал к нему, мужчина рухнул наземь. Повернув его на спину, Самойлов подтащил упавшего к свету фонаря, присел рядом. Это был Коптев – собутыльник Якова Евсеевича, которого Фрол давно подозревал в доносительстве на полковника Огарева, только доказательств того не имел. Заметив, что Коптев дышит, Фрол схватил его за плечи, приподнял:

– Что, подыхать неохота? А никто не хочет подыхать. Ты написал донос на Огарева? Отвечай, сука!

– По… мо… ги… – шевельнул тот губами.

– Отвечай, ты писал донос? А Лене записку? Кто написал ей записку? Ты? – безжалостно тряс его Фрол. – Говори, иуда! Говори!

– Фрол Пахомыч, он помер, – сказал Федька.

Фрол бросил безжизненное тело, вытер рукавом лицо, спросил:

– Ты откуда взялся?

– За вами бежал.

– Бери его за руку.

– Зачем? – попятился Федька.

– Оттащим подальше на пустырь, собаки подметут.

Время было не сытое, насчет собак Фрол верно сказал: одичавшие псы, облюбовавшие пустырь, нападали даже на людей.

Самойлов не стал прогонять Федьку, привел его к себе домой, напоил водкой, чтоб тот легче пережил события ночи, и постелил ему на полу. Мальчики спали в соседней комнате.

Рана от ножа была глубокая, Федька помог ее перевязать, так как обращаться к врачу Фрол не собирался. Коптев оставил его в неведении, один он действовал или с кем-то. Однако Фрол подозревал, что и Сальников участвовал в заговоре, поэтому решил прощупать его, обдумывал, как это сделать.

А через день поздним вечером раздался резкий стук в дверь.

– Кто это? – насторожился Федька, живший все это время у Фрола. Чтоб его Самойлов не выгнал, он управлялся по хозяйству, проявив неплохие познания в этом деле.

– Не знаю, – вставая со стула и выходя из кухни, сказал Фрол, затем бросил через плечо: – Спрячься в ванной.

Стук повторился. Фрол попросил Дениску Огарева открыть, сам же стал у двери своей комнаты, глядя через стекло на вход. Рука сжимала пистолет. Но это была Даша, бывшая домработница. То, что она принесла, привело его в шок – карман от гимнастерки и… донос на него! По почерку он не смог определить, кто написал пасквиль, обнюхивал карман, пытаясь разгадать запах кляузника. Теперь следовало действовать решительней и что-то придумать. Донос накатал кто-то из сослуживцев, Фрол в этом не сомневался, ведь с обычными людьми он вообще не общался. Почерк! Только по нему можно узнать автора. В доносе было много ошибок, буквы написаны вкривь и вкось, следовательно, этот человек малограмотный. Но таких полно в управлении. А образцы почерка хранились в кабинете Якова Евсеевича, куда Фрол не имел доступа. Как же быть? Промедление смерти подобно в прямом смысле. Писаке ничего не стоит накатать новый донос, а там разбираться никто не будет – поставят к стенке, как Огарева.