Базар житейской суеты. Часть 3 - Уильям Теккерей

Итакъ, Пегги Одаудъ все та же, какою мы знали ее за нѣсколько лѣтъ. Добрая и великодушная въ мысляхъ и поступкахъ, нетерпѣливая и бурная въ движеніяхъ, она командуетъ безконтрольно надъ своимъ Михаэлемъ, и справедливо считается дракономъ между всѣми дамами Трильйоннаго полка. Материнское ея покровительство, теперь какъ и прежде, распространяется на всѣхъ молодыхъ людей: она ухаживметъ за ними въ болѣзни, утѣшаетъ ихъ въ скорби, защищаетъ въ напастяхъ, и слыветъ истинною матерью между всѣми прапорщиками и подпоручиками своего полка. Но всѣ обер-офицерскія жены интригуютъ страшнѣйшимъ образомъ противъ леди Одаудъ. Онѣ говорятъ, что Глорвина ужь слишкомъ задираетъ носъ, и будто сама Пегги невыносимо властолюбива. Тутъ есть частичка и правды. Однажды неустрашимая супруга Михаила Одауда разогнала и разсѣяла, съ большимъ скандаломъ, шайку Кувыркателей, которую вздумала было основать въ Мадрасѣ мистриссъ Киркъ, уже начавшая, среди своихъ слушателей и слушательницъ, произносить эстетически-умозрительныя рацѣи собственнаго сочиненія. Леди Одаудъ весьма основательно замѣтила, что если Трильйонный полкъ почувствуетъ нужду въ такихъ рацѣяхъ, такъ она съ удовольствіемъ предложитъ ему сочиненія собственнаго своего дядюшки, достопочтеннаго декана, а мистриссъ Киркъ всего лучше сдѣлаетъ, если бросивъ эти кувыркательскія засѣданія, будетъ сидѣть дома и починивать бѣлье своего мужа. Въ другой разъ, она положила предѣлъ волокитству поручика Стоббля, который вздумалъ-было ухаживать за лекарской женой. Пегги Одаудъ, въ полномъ собраніи, потребовала съ него деньги, которыя онъ былъ ей долженъ, и легкомысленный молодой человѣкъ, не думая больше о своей интригѣ, взялъ отпускъ за болѣзнью, и уѣхалъ въ Капъ. Съ другой стороны, она пріютила у себя и защитила бѣдную мистриссъ Поски, убѣжавшую однажды ночью отъ преслѣдованій своего взбѣшеннаго мужа, который принялся буянить немилосердо послѣ выпитыхъ имъ двухъ бутылокъ водки. Пегги спасла несчастнаго отъ пагубныхъ послѣдствій delirii trementis, и вынудила его дать торжественную клятву, что онъ не будетъ больше пьянствовать во всю свою жизнь. Словомъ сказать, при несчастныхъ обстоятельствахъ, Пегги Одаудъ была самою лучшею утѣшительницею въ мірѣ, но не было друга сварливѣе и безпокойнѣе ея при обстоятельствахъ счастливыхъ. Всюду и всегда она проникнута была глубокимъ сознаніемъ собственныхъ достоянствъ, и мужественно побѣждала всякія препятствія на пути къ предположенной цѣли.

Между-прочимъ она забрала себѣ въ голову, что старинный нашъ пріятель, майоръ Доббинъ, непремѣнно долженъ жениться на сестрѣ ея, Глорвинѣ. Мистриссъ Одаудъ знала ожиданія майора, высоко цѣнила добрыя его свойства и хорошую репутацію, какою онъ пользовался въ полку. Тутъ нечего было и сомнѣваться, что сама судьба предназначила Глорвинѣ составить счастье такого человѣка. Это была молодая, голубоокая красавица съ чорными какъ смоль волосами и цвѣтущими розами на щекахъ. Она ѣздила на конѣ какъ гусаръ, танцовала какъ сильфида, пѣла какъ жаворонокъ: какой еще невѣсты нужно было для майора? Это ужь само собою разумѣется, что плаксивая Амелія ни въ какомъ отношеніи не могла сравниться съ миссъ Глорвиной.

— И посмотрите, какъ Глорвина входитъ въ комнату: плыветъ вѣдь точно пава, говорила мистриссъ Одаудъ, я очень люблю бѣдняжку Эмми, но вы сами знаете, какъ она плаксива и робка: курица заклюетъ ее у насъ въ полку. Глорвина достойна васъ, майоръ, и вы достойны Глорвины. Вы созданы другъ для друга. Вы человѣкъ спокойный, тихій, и жена съ веселымъ нравомъ будетъ для васъ истиннымъ сокравищемъ. То правда, что порода ея не такъ знаменита, какъ Мелони, или, Моллой-Гленмелони, но все же позвольте вамъ замѣтить, что древность ея фамиліи можетъ служить предметомъ гордости для всякаго нобльмена.

Но прежде чѣмъ великодушная Пегги принялась расточать эти ласки майору Доббину, склоняя его на сторону Глорвины, мы обязаны признаться, что сама Глорвина расточала любезности всякаго рода на многихъ, европейскихь и азіатскихъ пунктахъ. Одинъ сезонъ прожила она въ Дублинѣ, и мы не умѣемъ пересчитать, сколько сезоновъ она провела въ Коркѣ. Киллерни и Малло. Она безъ разбора волочилась за всѣми военными, пригодными для женитьбы, и всѣ помѣщики-холостяки служили безразлично мишенью для ея сердечныхъ цѣлей. Шесть или семь джентльменовъ въ рландіи были съ ней очень любезны; но всѣ они, неизвѣстно вслѣдствіе какихъ причинъ, оставили ее одинъ за другимъ. Въ Мадрасѣ и на военной станціи переволочилась она чуть-ли не за всѣми офицерами поодиначкѣ, и повидимому не безъ успѣха. Всѣ удивлялись миссъ Глорвинѣ, всѣ танцовали и любезничали съ ней, но ни одинъ джентльменъ, удобный для женитьбы, не сдѣлалъ предложенія голубоокой красавицѣ съ черными волосами. То правда, безъусый прапорщикъ вздыхалъ по ней очень долго, и двое безбородыхъ джентльменовъ по статской части формально объяснились ей въ любви, но всѣмъ имъ отказала миссъ Глорвина, отказала на отрѣзъ. А между-тѣмъ, даже младшія ея подруги безпрестанно выходили замужъ, одна за другой! Такова судьба. Есть женщины, умныя и прекрасныя, которыя однакожь никакъ не могутъ попасть въ милость къ Гименею. Онѣ влюбляются съ рѣдкимъ великодушіемъ во всякаго молодаго человѣка, танцуютъ напролетъ чуть-ли не всѣ зимнія ночи, гуляютъ и катаются верхомъ чуть-ли не каждый поэтическій вечеръ, и что же? Проходитъ десять, двадцать лѣтъ, а какая-нибудь миссъ Огреди — все та же, вѣчно юная, вѣчно цвѣтущая миссъ Огреди, жаждущая обручиться съ идеальнымъ другомъ сердца. Глорвина была однакожь убѣждена, что не поссорься Пегги съ этой женой мадрасскаго судьи, счастье ея за океаномъ утвердилось бы на прочномъ основаніи. Нѣкто мистеръ Чотни, человѣкъ пожилой, лѣтъ этакъ шестидссяти, уже совсѣмъ хотѣлъ-было сдѣлать предложеніе миссъ Глорвинѣ, да только Пегги Одаудъ, своимъ взбалмошнымъ характеромъ, испортила все дѣло, и мистеръ Чотни, вѣроятно съ горя, предложилъ свою руку молоденькой тринадцатилѣтней дѣвчонкѣ, только-что привезенной изъ одного европейскаго пансіона.

Очень хорошо. Хотя Пегги Одаудъ и миссъ Глорвина жили между собою, съ позволенія сказать, какъ кошка съ собакой и бранились по тысячѣ разъ каждый Божій день (я право не понимаю, какъ это Михаэль Одаудъ, въ обществѣ такихъ женщинъ не сошелъ съ ума; это обстоятельство доказываетъ неопровержимымъ образомъ, что былъ онъ кротокъ духомъ, и смиренъ сердцемъ, какъ ягненокъ), однакожь обѣ онѣ, съ удивительнымъ единодушіемъ, стояли на томъ пунктѣ, что Глорвина, во что бы ни стало, должна выйдти за майора и на общемъ совѣтѣ было рѣшено, не давать Доббину покоя, пока онъ не запутается въ супружескихъ сѣтяхъ. Дѣйствуя сообразно такому предначертанію, миссъ Глорвина, несмотря на предшествующія сорокъ или пятьдесятъ пораженій, повела аттаку рѣшительно и смѣло. Она пѣла Доббину ирландскія мелодіи, и весьма часто обращалась къ нему съ патетическими вопросами въ родѣ слѣдующаго: «Не хотите ли вы пойдти со мной въ бесѣдку?» нужно было имѣть гранитное сердце, чтобъ отказаться отъ такого приглашенія. Но это еще ничего. Главная опасность предстояла не въ бесѣдкѣ. Миссъ Глорвина неутомимо разспрашивала своего друга, какая грусть или тоска-злодѣйка омрачили его юные дни, и затѣмъ, выслушивая повѣсть о его военныхъ похожденіяхъ, заливалась горючими слезами, какъ Десдемона. Было уже сказано, что старинный и честный другъ нашъ любилъ упражняться на флейтѣ въ свои досужіе часы: Глорвина пѣла съ нимъ дуэты, и леди Одаудъ великодушно оставляла комнату всякой разъ, когда молодые люди предавались этому музыкальному занятію. Глорвина принуждала майора ѣздить съ ней верхомъ каждое утро, и всѣ видѣли, какъ они рисовались на прекрасныхъ коняхъ. Глорвина безпрестанно посылала къ нему записочки, выпрашивала у него книги, отмѣчая въ нихъ карандашомъ юмористическія или патетическія мѣста, пробудившія ея симпатію. Лошадьми майора, его слугами, ложками, чашками, паланкиномъ: всѣмъ этимъ поперемѣнно заимствовалась миссъ Глорвина. Что-жъ удивительнаго, если индійская публика назначила ихъ другъ для друга, и если слухъ объ этомъ дошелъ въ свое время до лондонскихъ сестрицъ майора, готовыхъ всей душой полюбить прекрасную невѣстку?

Доббинъ между-тѣмъ, осаждаемый съ такимъ постоянствомъ и настойчивостью, продолжалъ хранить самое ненавистное спокойствіе духа и сердца. Онъ отдѣлывался обыкновенно добродушнымъ смѣхомъ, когда молодые товарищи Трильйоннаго Полка подшучивали надъ лестнымъ къ нему вниманіемъ миссъ Глорвины.