Кино. Потоки. «Здесь будут странствовать глаза…» - Александр Павлович Люсый

изобретательно эксплуатируемая история (большинство музеев, как и госучреждений, работает до 14.00). Нигде меня так тщательно не обыскивали, включая посттеррористический Хитроу, чем в греческих аэропортах, из чего можно сделать вывод, что конец истории здесь под не менее строгой охраной, чем ее истоки. Тяжкий труд возобновления истории греки попытались возложить на плечи других народов. Примерно так здесь когда-то было изобретено классическое рабство.

Кризис современной греческой утопии вызван в значительной мере сбоем в сезонных «великих переселениях» окрестных «варваров». Одна из мер предполагаемого выхода – льготы для туристов из России. В перманентной греко-турецкой туристической войне основная дополнительная курортная приправа Турции, некогда ставшая главным способом создания первичного «челночного» капитала Турции – дубленки, в Греции же – более «элитные» шубы.

Выступления в Греции против правительственных мер экономии в социальной сфере, при всей массовости, можно охарактеризовать, исходя из международного разделения труда, скорее как восстание элит (по К. Лэшу), а не восстание масс. Большинство протестующих – госслужащие, учителя, и, что особенно примечательно – археологи. «…Но идеал связать не мог в археологии трех строк, // И Федя его снова – закопал» (В. Высоцкий. Песня про археолога). Жертвами «коктейля Молотова» стали банковские служащие, стоявшие на посту свободной циркуляции капитала, то есть свободы истории. Думаю, когда-нибудь им будет сооружен памятник как героям новых Фермопил.

Некогда здесь родилась не только история как таковая, но и логика, которая по-прежнему является бессубъектным двигателем событий. С. Жижек опровергает один из главных лозунгов-граффити 1968 года: «Структуры не выходят на улицы!», так как тогда на улицы Парижа вышли именно структуры. В Греции налицо выход на улицы первичных логических силлогизмов, складывающихся в социализированную конфигурацию: «Если у японца при выходе на пенсию жизнь только начинается, почему она должна кончаться при этом у меня?». Имена организаторов принципиального значения не имеют. Любопытно вспомнить размышления самого знаменитого современного греческого философа неомарксиста К. Касториадиса о возможности автономного действия, осуществимости проекта само-институирования общества без отсылки к трансцендентным основаниям. Так способно ли общество само устанавливать для себя правила и с какими проблемами ему придется столкнуться на этом ничего не гарантирующем ему пути? Если мы не стремимся к автономии в своих практических действиях, то мы неизбежно подпадаем под власть гетерономных, бессознательных доминант, то есть истории, институтов, традиции, Бога и т. д. Но логика утопии, уточняет И. Калинин, несет в себе некий скрытый от восхищенных взглядов наблюдателей изъян, слепое пятно, ускользающее от взгляда самого утописта[185]. И дело здесь не только в неизбежных производственных дефектах, возникающих при реализации утопического проекта (вроде «хотели, как лучше, а получилось, как всегда»). Сам утопический проект, независимо от конкретики предлагаемого им рецепта гарантированного всеобщего счастья, поражен своего рода нравственным вирусом, делающим неприемлемыми, по крайней мере для многих, предлагаемые усовершенствования. Это – определяющее для утопии стремление к тотальности преобразований, к тотальной регламентации не только политической и экономической жизни общества, но и частной жизни людей.

Министр финансов привел в качестве одной из мер стабилизации снижение порога 40-процентного налога для богатых. Такое переведение стрелки на платежеспособного субъекта оплаты исторических счетов – поиск точки опоры в начавшемся хаосе. У нас же все в налоговом отношении «равны», что резко усилило имущественное расслоение в условиях кризиса (объясняя такое состояние неумением предотвратить массовое сокрытие доходов на фоне торжественных обещаний кого-то там «замочить» российская власть расписывается в своей несостоятельности).

Вызвавший европейский транспортный коллапс пепел Эйяфьятлайокудля столкнулся с пеплом Акрополя и просеялся в Париже… устричным дождем. Там в этот день около 300 человек перекрыли знаменитые авеню Фош и мост Альма, засыпали проезжую часть устричными раковинами и подожгли дымовые шашки, скандируя и держа плакаты «Производители устриц на пути к вымиранию» и «Саркози, спаси устрицеводов». Полное описание этого дня – под стать новому интерактивному «Улиссу» XXI-го века.

Каково оно, остаться на этот раз в стороне (хотя новая волна кризиса вряд ли так уж совсем пройдет стороной)? Когда история постоянно «переписывается», остаются только надежды на природную ренту. Ведь ту же Исландию вулканы (гейзеры) в свободное от природных бунтов время отапливают, никакой Газпром там не нужен. В Москве в день вспышки «греческого огня» гордума приняла генплан развития города, закатывающего историю под асфальт, при некотором противостоянии общественности. Пенсионные «надбавки» с возможностью бесплатного проезда в пределах своего города канализируют протестные настроения куда успешней, чем авторитетные обещания высшей власти найти объективно цементирующих имущественный статус-кво террористов «на дне канализации». А у представителей «среднего» возраста и протест «средний».

Да, Россия пребывает в средней, посредственной утопии зрительного зала типа «Норд-Ост» в состоянии заложницы у собственных сырьевых ресурсов, в тандеме мечты об олимпийских инновационных победах. «Взгляд из утопии» – так назывался нашумевший «пробный» текст накануне заявленного на высшем уровне поворота к «модернизации». Когда это слово – утопия – тщится выразить все, но не выражает ничего, и служит для обозначения противоположных понятий, таких, как анархия и тирания, свобода и диктатура, идеальный мир и кошмарное наваждение, если его первоначальный смысл изменяется до такой степени, что становится уничижительным, то, считает вправе задаться вопросом Ф. Аинса, не скрывается ли за этими противоречиями отсутствие четкой семантики[186]?

На заре ты ее усыпи

Через несколько дней после того, как пепел Эйяфьятлайо-кудля столкнулся с пеплом Акрополя над Парижем, в Москве состоялся самый масштабный в истории парад Победы, посвященный 65-летнему юбилею окончания Великой Отечественной войны. По Красной площади со старательно прикрытым на этот раз, как чадрой, праздничными стендами Мавзолеем Ленина, прошли, вслед за подразделениями российской армии, представители вооруженных сил стран СНГ и Союзников по антигитлеровской коалиции – английский батальон Валлийского гвардейского полка, американские подразделения с внуками тех, кто встретился с Советской Армией на Эльбе, нынешние члены знаменитой французской эскадрильи «Нормандия-Неман», рота Почетного караула Войска Польского и др. Фаворитом же парада, «мистером-парад», можно, пожалуй, назвать командира роты почетного караула Туркменистана Пыгы Байраммурадова, весело гарцевавшего по кремлевской брусчатке верхом на прямом потомке ахалтекинца Араба, на котором принимал Парад Победы 1945-го года маршал Г. Жуков [187].

Конгломерат всех этих довольно сноподобных, спонтанных и тщательно организованных, действ, по всей вероятности, и послужил толчком к возникновению у меня идеи проведения на Красной площади всемирного парада утопий. Идея эта во всех, излагаемых ниже подробностях и отвлеченностях, пришла ко мне, конечно же, во сне. Ведь и сама по себе отечественная утопия – великая нутряная или посредственно-плагиаторская – возможна ли без сна? Причем, это был не ночной сон, а – дневной.

Вот «Сон Сципиона» Цицерона