Вечность - Мэгги Стивотер

— Немного.

— Что значит — «немного»?

— Написано только, что им очень помогла Ханна.

— Никогда не слышал ни про какую Ханну, — сказал я, чувствуя недоверие в собственном голосе.

— Ты и не мог о ней слышать, — отозвался Коул с тем же самым странным выражением. — Бек пишет, что она пробыла волчицей совсем недолго, но почему-то очень быстро потеряла возможность превращаться обратно в человека. Она перестала превращаться в тот самый год, сразу же после того, как они перебрались сюда. Как он пишет, ей лучше других волков удавалось помнить свою человеческую жизнь. Ненамного. Но она помнила лица и возвращалась в те места, где бывала человеком, только в волчьем обличье.

Теперь я понял, почему он так на меня смотрел. Грейс тоже смотрела на меня. Я отвел взгляд.

— Давайте уже вытурим отсюда этого енота.

Мы еще немного постояли молча, слегка очумелые от недосыпа, пока до меня не дошло, что откуда-то рядом со мной доносится еще какой-то шум. Некоторое время я прислушивался, склонив голову набок и пытаясь определить источник.

— Эй, смотрите! — воскликнул я.

Из-за пластикового мусорного бачка в двух шагах настороженно смотрел на меня еще один, более крупный енот. И, очевидно, куда более сообразительный, если ему удалось спрятаться так, что я даже не заподозрил его присутствия. Грейс вытянула шею, пытаясь разглядеть из-за машины, куда я смотрю.

В руках у меня ничего не было, поэтому пришлось действовать голыми руками. Я взял бачок за ручку и очень медленно придвинул его к стене, вынуждая енота покинуть свое укрытие с другой стороны.

Зверек рванул вдоль стены и выскочил в открытую дверь. Без малейшей заминки. Прямиком в открытую дверь.

— Их что, было два? — изумилась Грейс — А…

Она не договорила; первый енот, воодушевленный успехом своего более сообразительного сородича, бросился за ним следом. На этот раз без захода к лейке.

— Пф, — фыркнула она. — Ну, хотя бы не три. Теперь он понял, что такое дверь.

Я пошел закрыть дверь, но остановился как вкопанный: заметив выражение лица Коула. Он смотрел вслед енотам, задумчиво сведя брови, и в кои-то веки явно не думал о том, чтобы произвести наилучшее впечатление на окружающих.

Грейс открыла было рот что-то сказать, потом перехватила мой взгляд и умолкла.

С минуту мы молчали. Где-то вдали начали выть колки, и волоски у меня на загривке встали дыбом.

— Вот вам и ответ, — сказал Коул. — Вот что сделала Ханна. Вот каким образом мы выведем волков из леса. — Он обернулся ко мне. — Кому-то из нас придется показать им дорогу.

31

ГРЕЙС

Когда я проснулась утром, у меня было полное ощущение, что я нахожусь в летнем лагере.

Когда мне было тринадцать, бабушка купила мне путевку в лагерь на две недели. Это был лагерь для девочек «Голубое небо». Мне очень понравилось: целых две недели каждый день был расписан по минутам, каждая минута учтена, все пункты программы определены заранее и распечатаны на красочных листовках, которые по утрам подсовывали в наши домики. Полная противоположность жизни моих родителей, у которых одна мысль о расписании вызывала смех. Это было фантастически здорово; я тогда впервые поняла, что счастье бывает не только такое, каким видится моим родителям. Но самое главное — лагерь не был домом. Моя зубная щетка оказалась грязной, потому что мама забыла купить перед отъездом пластиковый футляр и пришлось сунуть ее в маленький кармашек рюкзака. Спать на двухъярусной койке оказалось ужасно неудобно. Кормили вкусно, но все было слегка пересолено, и ждать от обеда до ужина приходилось слишком долго; в отличие от дома здесь не приходилось думать о том, чтобы пойти на кухню и перехватить что-нибудь. В общем, было весело, непривычно и ровно настолько неидеально, чтобы на некоторое время выбить меня из колеи.

А теперь я находилась в доме Бека, у Сэма в спальне. Не могу сказать, чтобы я чувствовала себя здесь как дома — слово «дом» до сих пор ассоциировалось с подушками, от которых пахло моим шампунем, с зачитанными романами Джона Бьюкена, купленными на библиотечной распродаже и от этого вдвойне дорогими для меня, с журчанием воды и жужжанием бритвы, которыми сопровождались папины сборы на работу, с негромким монотонным бормотанием радио в маминой студии и с бесконечно комфортной логикой моей устоявшейся жизни. Вот только возврата в этот дом, наверное, уже не было.

Я уселась в постели с чугунной после сна головой и с изумлением увидела, что Сэм лежит рядом, лицом к стене, неловко вывернув пальцы. Ни разу еще на моей памяти я не просыпалась раньше его. Мне стало не по себе. Успокоилась я, лишь когда увидела, как его грудь вздымается и опадает под дурацкой футболкой.

Я выбралась из постели, ожидая, что он вот-вот проснется; мне и хотелось, и не хотелось этого. Однако он продолжал спать в странно изогнутом положении, как будто его бросили на постель и он так и остался в этой позе.

Невыспавшаяся до звенящей обостренности всех чувств, я дольше, чем ожидала, шла до коридора и не сразу сообразила, где ванная. Ни расчески, ни зубной щетки у меня не было, я поискала, во что бы переодеться, но нашла лишь одну из футболок Сэма с логотипом какой-то неизвестной рок-группы. Я почистила зубы его щеткой, убеждая себя, что это ничуть не противнее, чем целоваться с ним, и даже почти в это веря. Потом увидела рядом с подозрительного вида бритвой расческу и причесалась.

Приведя себя в порядок, я посмотрелась в зеркало. Меня не оставляло чувство, что я живу не с той его стороны. Время здесь не имело никакого значения.

— Нужно сообщить Рейчел, что я жива, — произнесла я вслух.

Мои слова прозвучали вполне разумно — пока я не представила во всех красках, во что это может вылиться.

Снова заглянув в комнату — Сэм все еще спал, — я спустилась на первый этаж. С одной стороны, мне хотелось, чтобы он встал, но, с другой стороны, приятно было побыть в одиночестве, зная при этом, что ты не одна. Мне вспомнилось, как я любила читать или делать домашнее задание, пока Сэм был занят чем-то своим со мной рядом. Вместе, но молча, как два спутника на соседних орбитах.

Внизу в гостиной на диване спал Коул, закинув руку за голову. Я вспомнила, что где-то в подвале должна быть кофеварка, на цыпочках вышла в коридор и начала спускаться по лестнице.

В подвале было довольно уютно, но как-то бестолково; при искусственном освещении терялось всякое ощущение времени. Снова очутиться в подвале было странно; меня охватила непонятная грусть.

В последний раз я была здесь после аварии, разговаривала с Беком, когда Сэм превратился в волка. И тогда понадеялась когда-нибудь еще его увидеть. А теперь Бек навеки утратил человеческий облик.