Теория культуры - Коллектив Авторов

На этом уровне сила любви такова, что человек может жертвовать ради нее всем, в том числе и жизнью. Правда, к сожалению, не всегда только своей. В христианстве родилось нормативное требование, обращенное к человеку: возлюби ближнего своего. Но в реальности все не так просто. Элементы эгоизма, эгоцентризма, собственничества и на этом уровне тоже могут быть яркими и сильными. Чрезвычайно ценна собственная любовь, к предмету которой стремятся, и предмет этот стараются сохранить как свой. Если речь идет о любви человека к человеку, то каждый стремится любой ценой сохранить любовь к себе. Это приводит к трагедиям, к борьбе за любовь, когда на первый план выступают ревность и подозрительность. Тогда любовь становится опасной. Недаром Кармен в одноименной опере Бизе поет: «Так берегись любви моей!» Неумеренность любовных страстей противостоит культуре. Так, неумеренная слепая любовь даже к родине может доводить до псевдопатриотизма, дикого национализма, оправдания любых, самых безобразных, действий своего государства. Чрезмерная любовь к детям может уродовать жизнь не только родителей, но и самих детей.

Потому что только в действительной любви высшего уровня культурности преимущественной ценностью является не сама любовь, а всегда, во всех видах любви (к чему бы, к кому бы то ни было) – другой человек, другие люди.

Естественно, любовь на этом уровне в высшей степени одухотворена. Но это не платоническая любовь, которая не несет в себе примеси какой–либо чувственности и вряд ли может считаться любовью. Самая возвышенная любовь чувственна хотя бы в эстетическом плане, даже если речь идет о внутренней красоте, улавливаемой только сердцем.

Когда мы говорим о половой любви, именно одухотворенное чувственное стремление направляется к тому, чтобы приносить радость и счастье другому, заботиться, быть ответственным за любимого, внимательным к нему и в этом находить наслаждение. Здесь нет никакой жертвенности. Просто именно так – по желанию или по невозможности реализовать любовь иначе – хочется относиться к другому, поступаясь всем, даже жизнью, ради него. Так, Джульетта сама уходит из жизни, потому что не хочет и не может жить без Ромео.

Но хотеть жить другим и в другом, утверждая его ценность, мало в плане культуры. Любить надо уметь. Уметь выявить чувство любви, чтобы другой мог ощутить его, принять его выражение. В истории человечества развились самые разные формы выражения любви. В Европе активное развитие этих форм происходило в эпоху Средневековья. Исследователь культуры европейского Средневековья Й. Хейзинга отмечал:

Для того чтобы стать культурой, эротика любой ценой должна была обрести стиль, форму… свое особое выражение.[135]

Трубадуры на юге Франции, в Провансе, авторы рыцарских романов до мелочей разработали формы любовных отношений, ухаживаний и выражения чувства любви. Поэтические признания, цветы, кольца, шарфы, драгоценности, подарки возлюбленным «имели свое особое назначение с тайными девизами, эмблемами».[136] Любовь обрела особый язык, символику и элементы игры. Но эта игра, по мнению Хейзинги, имела явный культурный смысл: «Дабы не прослыть варваром, следовало заключать свои чувства в определенные формальные рамки».[137] Формы любовной игры способствовали окультуриванию любви. Но они могли реализовываться только как внешние, становясь ритуальными и стандартными, и в этом виде входили в жизнь. Следовательно, были ожидаемыми и требуемыми в любовных отношениях. Но такие игры не всегда были внешними и ожидаемыми.

Во–первых, культура любви стала проявляться именно в освоении этих форм. А во–вторых, что более важно, – в наполнении их индивидуально–личностным содержанием, живым душевным теплом, человеческой страстью, не разыгрываемой, а осуществляемой в отношении к любимому человеку. Формы эти не просто допускали, а предполагали их индивидуализацию.

В разное время и в разных регионах формы выражения любви различались. Но для больших социальных групп, этносов, обществ они имеют общий характер, понятны всем, социально одобряемы или осуждаемы. Разные общества стремились как использовать, так и ограничивать проявления любви, ставя ее в определенные рамки, направляя в нужное русло:

Всюду, где существует институт брака, проводилось. различие между брачной, добрачной и внебрачной половой жизнью.[138]

И, конечно, такое различие проводилось между любовью до брака, в браке и вне его. Возникали нормы добрачного поведения любящих, любовных отношений в браке и нормы, чаще всего исключающие внебрачную любовь.

Но любовь плохо нормируется, она вырывается из любых рамок и преодолевает социальные нормы. Общество, в свою очередь, стремится обуздать любовь. Н. А. Бердяев считал, что общество вообще отвергает любовь, а «любящий в высшем смысле этого слова – враг общества».[139] Скорее всего, в этом высказывании есть некоторое преувеличение. У обществ довольно сложные и разнообразные отношения к любви и с любовью, в том числе и с любовью как ценностью культуры.

Половая любовь так или иначе связана с сексуальным удовлетворением, сексуальной избирательностью, сексуальным соперничеством, которое может становиться опасным. Любовь связана с деторождением и воспитанием детей (или отсутствием такового), что чрезвычайно важно для общества. Любовь способна вторгаться в различные перипетии социальной и даже политической жизни, становиться пружиной социальных и политических действий, порой существенно влияющих на судьбы целых стран.

Исходя из этого общество (государство, которое представляет интересы общества или отдельных его слоев) хочет все знать о любви, контролировать ее, воспитывать (идеологически навязывать) такую любовь, какая видится позитивной, какая «выгодна» обществу (государству). Это касается любви к родине (государству, отождествляемому с родиной), вождям, в Советском Союзе – даже к партии. Это касается и половой любви, определенные формы существования и выражения которой поощряются, а другие осуждаются. Общество обычно интересуется интимной жизнью своих членов, но в то же время оно требует от них не слишком откровенно выражать свои чувства. Социум настаивает на скромности, соблюдении правил приличия. Иногда это лицемерие, а иногда «не простое ханжество, а формирование особой культурной ориентации, стремившейся перечеркнуть сексуальность, а чувственность поднять до уровня «обнаружения Бога».[140]

Половая любовь тесно связана с такой социально санкционированной формой отношений между полами, как брак, и с малой социальной группой, называемой семьей. Брак, формы которого в разное время у разных народов были различны, не обязательно прямо связан с любовью и не всегда заключается на ее основе. Дело не только в том, что брак зачастую оказывается сделкой, при которой чувства или отсутствуют, или не принимаются во внимание. В литературе по культурологии неоднократно отмечалось, что, если, например, в Индии жених и невеста до брака могут быть незнакомы, брак заключается не на основе любви. Но индусы говорят: «Вы, европейцы, сначала любите, потом женитесь, а мы сначала женимся, потом любим».

Стремление к тому, чтобы любовь становилась основой семьи и следствием брака, свидетельствует о признании обществом ее ценности, и не только как чувства двоих друг к другу. В разные эпохи, в разных странах были разные семьи, но семья, в которой нет любви, чудовищна. Она уродует всех ее членов. Ведь обычно в семью входят и близкие родственники (дедушки, бабушки, родители, дети, внуки, братья, сестры), любовь между которыми не просто ее скрепляет, а обеспечивает успешность во всем. В. Соловьев видел важность осуществления в семейной жизни трех видов любви:

♥ родительской (которая больше дает, чем получает);

♥ детей к родителям (когда дети получают больше, чем дают);

♥ половой (которая возможна и вне семьи), ее философ считал уравновешенной в плане «получать» и «давать».

Именно последнюю Соловьев считал высшим видом любви, ведущей к созданию нового человека, в прямом и переносном смыслах, потому что

истинный человек в полноте своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих.[141]

Думается, дело еще и в том, какова эта любовь между двумя людьми. Так, слишком сильная страсть (необходимая и уместная в начале отношений) может уродовать жизнь и самих любящих, и их окружения, семьи. Кроме того, в семье все же недостаточно любви двоих, мужа и жены. Она должна дополняться любовью родительской, детей к родителям, всех близких друг к другу, и кроме этого – любовью, проявляемой в культурных формах и такой, которая содержательно культурна, т. е. любовь должна продуцировать духовное обогащение любящих. Значит, это не может быть любовь всепрощения, мелочной опеки, любовь к своим при ненависти к остальным. Семья, основанная на любви, и сама любовь должны быть открытыми, т. е. распространяться за пределы семьи и любви двоих.