Остров острых ощущений - Мария Жукова-Гладкова

Мы с Пашкой еще немного прогулялись по бережку и набрели на малинник. Съели всю малину, которая никогда не казалась мне такой вкусной, и решили отправиться назад на «мою» поляну. К сожалению, мы так пока и не поняли, находимся ли на острове или в материковой части. Больше из людей никого не видели и не слышали.

Я сказала, что нам нужно взять с собой плот.

– На поляну? – посмотрел на меня Пашка.

– Нет, к выходу на берег, где я пила воду после пробуждения. На поляне нас могут не заметить. Или заметить не сразу. А так, когда прилетит вертолет, кто-то из нас на плоту отойдет от берега и помашет вертолетчикам.

– По-моему, все равно, с поляны кричать или с воды. А что будем делать, если прилетит не тот вертолет? На воде точно не спрячешься. В лесу вокруг поляны можно. Юля, ты понимаешь, что по нам могут начать стрелять? Мы не знаем, во что мы влезли. Мы знаем только, что нас хотят отсюда убрать – и так, чтобы ни мы, ни наши знакомые здесь больше никогда не появлялись.

– Ты забыл, что у меня есть телефон. Позвонят из вертолета. После этого мы должны будем показаться. На воде нас легче заметить.

Пашка пожал плечами и полез за плотом.

– Паш, давай сломаем какое-то сухое деревцо, чтобы ты им пользовался как шестом? Будешь ото дна отталкиваться. Не руками же подгребать.

– Я вообще могу по воде пройтись. Вода прозрачная. И камней мало.

– Но холодная. Сведет ногу – свалишься в воду. Пусть лучше шест будет. Вон как раз сухое дерево, как столбик стоит. Сейчас ногой пну – обломится.

Я стала пробираться к будущему шесту, который высмотрела и который подал мне идею. Пашка пошел за мной – на тот случай, если мне не хватит сил сломать это засохшее деревцо. Я пнула первой, потом Пашка надавил руками и стал его выкорчевывать.

– С корнями-то не надо, – сказала я. – Обломить надо, чтобы шест получился.

– Я его должен раскачать, потом об колено сломаю, – заявил Пашка.

Я решила больше не лезть с комментариями и указаниями. Пусть делает, как хочет. Ему на плоте плыть.

– Юля… – вдруг прошептал любимый оператор.

Я увидела, как на земле в лучах солнца что-то блестит. Я в первый момент не поняла, что это. Потом мы с Пашкой рухнули на колени и быстро стали работать руками, не думая, что запачкаемся. Мы вообще ни о чем не могли думать. Мы смотрели на то, что открывалось нашим глазам.

Мы откопали восемь чарок и два кубка.

Какое-то время мы стояли на четвереньках друг напротив друга и смотрели то на найденный клад, то друг на друга.

– Здесь что, кругом клады? – наконец выдал Пашка. – Или аномальная зона, и все тот же клад перемещается в разные места?

– И дается в руки тем, кто пережил испытания?

Пашка пожал плечами.

– Кто-то мог его перепрятать. Повредил корни дерева, поэтому оно и засохло, – высказала свое мнение я. – Или специально выбрал засохшее как ориентир.

– Да, ориентир какой-то должен был быть, если его в наше время прятали, – согласился Пашка. – И, может, и есть, только мы с тобой как городские жители его не найдем. И вообще, что делать с кладом будем?

Я предложила упаковать в мой спальный мешок, поскольку больше было некуда. Телефон теперь висел у меня на шее под футболкой.

Но для начала мы решили все вещи помыть. Пашка доломал шест, яму мы не закапывали, не исключая, что сюда вернемся, и отправились к воде. Там все вымыли и бросили в мешок.

– Юля, а за нами сам Иван Захарович прилетит? – спросил Пашка. – Лучше позвони ему. Все-таки посоветуйся, что с находкой делать.

Я позвонила. Сухоруков прибалдел.

– Сверток очень большой получился? – спросил он. – Я, конечно, своим ребятам доверяю, но нельзя забывать про человеческую природу.

Я сказала, что мы на плоту можем вернуться за Пашкиным спальным мешком и распределить клад на две части.

– Дуйте. Вертолет скоро будет. И яму лучше закопайте. Как можете.

На этот раз мы работали ногами и постарались, как могли, утрамбовать землю. Конечно, было понятно, что тут копались, но мы надеялись, что вскоре здесь вырастет трава, а потом начнется дождливая осень, за ней – зима…

– Ой, еще что-то! – воскликнула я, заметив в траве по соседству какой-то кусок металла.

Мы снова опустились на колени.

Это был ключ. Небольшой заржавевший ключ. Явно современный, не семнадцатого века. Если успел заржаветь, то, вероятно, лежит как минимум с прошлого года. Ключ я опустила в карман джинсов.

Мы вернулись к воде и плоту. Вот тут нам шест и понадобился.

На Пашкином острове мы отыскали брошенный им мешок, туда сгрузили половину находок, потом скатали мешки, как могли, я взяла свой под мышку.

– Посмотри внимательно, заметно или не заметно?

– Что чарки и кубок семнадцатого века лежат у тебя в спальном мешке? – хохотнул Пашка, но тем не менее внимательно оглядел скатку. Потом я оглядела его с мешком.

Вроде никто не должен догадаться. И из-за плотного мягкого материала ничего не звенело. Тем более Иван Захарович объявил, что вылетает в город с вертолетной базой. Он не был уверен, что окажется там к нашему возвращению, но сегодня ночью, если все и у него, и у нас пройдет нормально, мы должны будем там встретиться. Изначально он не собирался никуда лететь, но после моего последнего сообщения резко поменял планы.

Вскоре мы услышали вертолетный гул, но до приближения машины было еще далеко. Мы временно отошли под нависающие деревья на Пашкином острове и ждали сигнала.

Он поступил. Прилетели за нами.

Из вертолета вышли четыре вооруженных парня, двух из которых я знала визуально, в кабине сидел пилот.

– Ну, целы и невредимы? – спросил один, улыбаясь. – Шеф сказал выполнять все ваши пожелания.

– Камеру привезли? – спросила я.

– А пиво? – спросил Пашка.

Парни захохотали.

– Нормальные люди спросили бы про еду.

Но привезли и новую камеру, и еду, и пиво Пашке. Первым делом любимый оператор опорожнил бутылочку, я пока с самым невозмутимым видом уложила спальные мешки с ценным грузом в вертолет и вернулась с бутербродом. В вертолете посмотрелась в зеркало. Физиономию расцарапала не сильно. Для репортажа с мест событий – самое то. А если надо, в холдинге подретушируют.

Пашка уже готовил камеру к работе. Я доела бутерброд, запила лимонадом и приступила к работе, ради которой, собственно говоря, и приехала в эти места. Парни с оружием из кадра исчезли, только похихикивали под деревьями.

После первых общих комментариев на Пашкином острове перелетели на поляну, где проснулась я, сняли труп на ней, а также подход к «моей» поляне от воды.

– Ни фига себе… – только и повторяли прибывшие за нами парни.

Потом полетели на знакомый нам остров со строениями, оставшимися от воинской части.

– Здесь сразу садиться не будем. Может, вообще не будем, – предупредили нас. – Надо осмотреться.

Пашка снимал все строения и водную гладь сверху. Вертолет, на котором мы изначально прилетели на остров, отсутствовал. Остов брошенного год назад стоял, где стоял. Никто на шум теперешнего не выбежал.

– А громкоговоритель у вас есть? – спросила я.

– Есть. Но что ты говорить собираешься?

– Мировой коммунизм обречен, – хмыкнула я.

Я вспомнила еще одну недавно прочитанную книгу, об истории Британской империи и ее крахе. В ней, в частности, рассказывалось, какой ужас испытали жители Куала-Лумпур, когда вдруг из облаков (в день начала той пропагандистской кампании была облачность) звонкий женский голосок на китайском языке стал повторять эту фразу. Это было первое в истории использование самолета с громкоговорителем в пропагандистских целях.

– Ну, попробуй, – предложил вертолетчик и показал, куда говорить.

– Это я, Юля Смирнова, – объявила я с неба. – Ребята, есть кто живой?

Пашка снимал это «шоу» на новую камеру. С земли никто не отозвался. Остров и строения выглядели заброшенными.

– Давайте все-таки сядем, – попросила я. – Там остались наши вещи, документы. Вдруг до сих пор лежат?

Вначале из вертолета вышли двое и отправились на осмотр строений. Нам было приказано сидеть в машине. Она была готова мгновенно взмыть в воздух. Я понимала, что ребята ради нас рискуют жизнью, и была им благодарна за это. Но мне тоже хотелось действовать! Я теперь была не одна! Я напилась, перекусила, я была в современном вертолете, а не в лесу! Страх прошел. Страх за себя. Но я думала о Татьяне… Я хотела действовать, потому что требовалось не только работать, но и искать наших.

Они вернулись только минут через сорок. Столько времени ушло на осмотр. Эти сорок минут были одними из самых напряженных в моей жизни. Я боялась услышать, что из наших больше не осталось никого живого. Я боялась, что и они не вернутся. Но больше всего меня волновала Татьяна. И конечно Виталя, и Василий Петрович – те, кого я знаю давно, те, кто является частью моей жизни.

Ребята вернулись с пустыми руками, если не считать автоматов, которые они держали на взводе.