Старуха Кристи – отдыхает! - Дарья Донцова

Девочке предлагалось стать ткачихой, а парню наладчиком, в их среде все бегали по этому кругу. Только ни тот, ни другая не желали связывать свою жизнь с ткацкой фабрикой.

– Погоди, – прервала я Настю, – но Вера говорила, будто Андрей из простой, но хорошей семьи: мама вроде учительница, папа военный.

– Это они потом придумали, – ухмыльнулась Настя, – Андрюха жутко стеснялся своего происхождения, прямо комплекс развился, лет с восьми на вопрос: «А кем твои родители работают?» – спокойно врал: «Папа полярный летчик, он геройски погиб, спасая людей, а мама начальник цеха на секретном оборонном предприятии».

Ты меня не перебивай, давай по порядку, иначе не поймешь.

Я кивнула, Настя вновь схватилась за кофе и продолжила рассказ.

Не по годам серьезные мальчик и девочка поставили перед собой цель выбиться в люди и преуспели. Настя хорошо рисовала и после восьмого класса таки пошла в ПТУ, но в особое, художественное. Там ковали кадры для театров и киностудий, готовили гримеров, костюмеров, осветителей. Девочка выбрала профессию декоратора, она намеревалась потом стать художницей, оформлять спектакли, рисовать картины. Андрей остался заканчивать десятилетку. В школе, где учились сплошь дети ткачих и заводских рабочих, он резко выделялся усидчивостью, трудолюбием и примерным поведением.

Может, знания его были и не такими крепкими, но Калягин с детства умел нравиться людям, в особенности женщинам, а именно из лиц слабого пола и состоит коллектив школьных преподавателей. Педагоги знали, естественно, что Андрюша Калягин живет в бараке вместе с мамой-ткачихой, но им иногда казалось, что он из семьи профессоров МГУ. Вежливый, никогда не забывающий поздороваться мальчик, встающий, когда к нему обращаются старшие, почтительный, охотно соглашающийся после уроков мыть класс. Если Мария Ивановна или Анна Петровна, охая, выходили из учительской с авоськой, набитой до отказа тетрадями, тут же, откуда ни возьмись, появлялся Андрюша, улыбаясь, брал сумку и доносил до дома. А еще он занимался спортом и умел играть на гитаре. Поэтому там, где другой ребенок, невоспитанный и грубый, получал тройку, Андрею всегда ставили «пять».

Золотую медаль он заслужил играючи. Один на весь выпуск.

Теперь предстояло поступать в институт, и Андрюша Калягин отдал документы в суперпрестижный, практически недоступный для «простого» подростка вуз, а затем сделал такой финт, до которого не додумался никто из абитуриентов. Перед самым первым экзаменом, сочинением, вчерашний школьник явился на прием к ректору и совершенно спокойно толкнул перед изумленным академиком речь, суть которой была проста. Он, Андрей, сирота, совсем недавно умерла его мама, он живет в бараке, страшно нуждается, но обладает великой тягой к знаниям, в кармане аттестат с одними пятерками и сверкающая золотая медаль. Естественно, Андрюша завалит сочинение, поэтому пришел спросить: нельзя ли будет хоть как-то пристроиться учиться, на заочное или на вечернее.

Опешивший ректор поинтересовался:

– Почему, молодой человек, вы решили, что не сумеете написать сочинение?

Андрюша потупился и спросил:

– Честно сказать или соврать, что чувствую себя неподготовленным?

– Естественно, я хочу услышать правду, – вскинул брови профессор.

– В ваш институт берут только тех, кто имеет протекцию, а я кухаркин сын.

Академик побагровел.

– Вы ошибаетесь, намекая на взятки, у нас все честно, сдал – поступил.

Андрюша улыбнулся.

– Вот и проверим. Смотрите, у меня за все годы учебы в школе по русскому языку и литературе не было даже четверок, я знаю эти предметы намного лучше остальных абитуриентов, и если меня завалят, значит, от вас поступила такая команда. Кстати, я буду сопротивляться, обращусь с апелляцией и сразу предупреждаю – писать сочинение стану под копирку, второй экземпляр спрячу, потому как знаю, что иногда в работе невесть откуда появляются «лишние» знаки препинания.

Ректор не нашелся что возразить. С подобным школьником он сталкивался впервые, все остальные абитуриенты жались по стеночке, ретивость проявляли родители, но этот мальчик дрался за свое счастье сам.

То ли ректор велел поставить «пять» Калягину, то ли Андрей и впрямь написал великолепное сочинение, а может быть, в институте не все решали взятки, но парнишка получил высокий балл и был зачислен на первый курс.

В тот год везение случилось дважды, сначала Калягин стал студентом, а потом барак пошел под снос.

Жильцам объявили о предстоящей перемене заранее. Семейные наконец-то должны были получить отдельные квартиры, одиноким доставались комнаты в коммуналках. Андрей пришел к Насте и заявил:

– Пошли в загс, как мужу и жене нам отпишут хорошую жилплощадь.

Настенька, давно влюбленная в Андрюшу, радостно согласилась. Они уже целый год жили вместе, и теперь оставалось только узаконить их отношения. Одна беда, детям было по семнадцать, восемнадцатилетие они собирались справлять в будущем году. В Советской России разрешались ранние браки, но только с согласия родителей. Андрей и Настя были сироты, о которых забыл отдел образования и не назначил опекунов.

Калягин пошел в загс, потолковал с заведующей, и их без всякой помпы расписали. Как уже говорилось, Андрюша умел очаровывать женщин всех возрастов и профессий.

Насте стало казаться, что судьба решила вознаградить ее за нищее детство. Своя квартира, любимый и любящий муж, который обязательно сделает карьеру. Да еще после окончания училища Настя ухитрилась поступить в Строгановку. Одним словом, ткацкая фабрика и барак были забыты, словно дурной сон, началась иная жизнь, впрочем, как и раньше, бедная, но счастливая.

С детьми они решила подождать.

– Сначала получим дипломы, – планировал Андрей, – устроимся на хорошую службу, заработаем и только тогда родим. У самих ничего не было, а у нашего ребенка должно иметься все!

Настя согласилась, впрочем, она всегда во всем поддерживала мужа, любила его слепо, полностью растворялась в нем. Да и как могло быть иначе? Андрюшенька ведь самый умный, красивый, ласковый, нежный.

Однажды вечером, ложась спать, Настя сказала:

– Тебе не кажется, что у нас пахнет газом?

Андрюша прошел на кухню, потом вернулся в комнату и сказал:

– Полный порядок, вентиль перекрыт, я открыл форточку.

Настя спокойно заснула. Ночью ей захотелось в туалет, она тихо встала и спросонья побрела по коридору.

В кухне горела маленькая лампочка, над газовой горелкой с каким-то инструментом в руках склонился Андрей.

Настя сходила в туалет и юркнула в кровать, все действия она проделала в полусне, решив завтра спросить у мужа, что случилось с плитой. На следующий день девушка никуда не торопилась, поэтому вылезла из кровати в десять и, зевая, пошла на кухню. Андрей давным-давно убежал в институт. Вентиль у плиты был открыт, форточка плотно затворена, очевидно, Андрей с утра, выпив кофе, забыл перекрыть трубу.

Настенька чиркнула спичкой, горелка не загорелась.

Удивленная девушка, держа в руке горящую спичку, наклонилась пониже, и тут грянул взрыв. Настя даже не поняла, что случилось, разом вспыхнули волосы, ночная Рубашка, жизнь девушке спасло одно обстоятельство.

Неделю назад у Насти, постоянно возившейся с красками и растворителями, началось нечто похожее на нейродермит. Другие студентки посоветовали на ночь намазать руки специальной мазью, а сверху обязательно натянуть перчатки, желательно кожаные.

– Отличное средство, – пояснили товарки, – им тут все пользуются, только очень вонючее и пачкается, потом белье не отстирать, перчатки надень, поспишь в них пару дней и забудешь про язвы.

Настенька послушно воспользовалась темно-коричневой, противно воняющей субстанцией. Чайник вскипятить она отправилась прямо в перчатках, думала сначала поставить воду, а пока та будет греться, спокойно помыться в ванной. Но полыхнул пожар. И сейчас обезумевшая от ужаса и боли девушка била по горящим волосам и ночнушке руками, затянутыми в свиную кожу.

Стараясь погасить пламя, Настя рванулась к мойке, но из кранов не вытекло ни капли воды. Кухня полыхала, шкафчики, занавески, стол – все занялось жарким огнем. Настя не помнила, как ей удалось вырваться из этого ада, добежать до соседей и позвонить в дверь. Она вообще ничего не задержала в памяти. Ни того, как на нее, чтобы сбить пламя, набросили толстое одеяло, ни приезда «Скорой» и пожарных.

Очнулась несчастная уже в реанимации ожогового центра, вся жизнь теперь превратилась в сплошную боль.

Первое время прошло в темноте, потом с глаз сняли повязку. Мир предстал в тумане, врачи разводили руками, что-то говорили о пересадке роговицы, Настя плохо понимала смысл их слов. Перевязки, капельницы, операции. Зеркала ей не давали, его в этом отделении не было даже в туалете, впрочем, лицо оказалось замотано бинтами, смоченными какой-то желтой жидкостью.