Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона - Дэвид Ротенберг

— Мистер Сун наотрез отказался даже обсуждать вашу дочь в качестве потенциальной супруги. Вы же знаете, он христианин и поэтому руководствуется принципами, совершенно недоступными для нас, жителей Поднебесной.

Цзян улыбнулась и, взмахнув рукой, приказала:

— Убирайся!

Ей было прекрасно известно, что Чарльз Сун хочет жену-христианку, но она полагала, что это наименее сложное из препятствий, которые предстоит преодолеть Инь Бао. Всего двадцать минут назад ее шпионка в окружении Суна донесла, что тот сунул фотографию Инь Бао в карман и отменил все встречи, назначенные на завтрашний день.

«Мужчина и фотография! — думала она. — Воистину сочетание, изобретенное на Небесах».

Глава двадцать вторая

ИЗ ДНЕВНИКА РИЧАРДА: ЦЗЯН

Впервые я повстречался с ней на улице Кипящего ключа через два дня после земельного аукциона. Я поднял зонтик, который она уронила в грязь. Белоснежный зонтик и черная, жирная грязь Шанхая — мне никогда не забыть этого. И вот теперь она снова со мной, только на этот раз — в дыму.

Улица Кипящего ключа… Как много моих грез ведет туда! В свете дня это не более чем тропа, протоптанная мулами и ведущая от пристаней Хуанпу к западной системе каналов. Но только не в моих змеиных грезах. Нет. В них улица Кипящего ключа предстает широким проспектом — с лавками, магазинами, экипажами, нарядно одетыми женщинами и наблюдающими — всегда наблюдающими! — китайскими глазами. Они наблюдали за нами с самого начала, будто знали нечто такое, что не было известно нам. Точно так же, как эта женщина, Цзян, следит за мной сейчас сквозь клубы змеиного дыма. Я знаю, это — она. Именно она приносит мне опиум, когда Лили засыпает, но появляется она лишь после того, как змея крепко опутает меня своими кольцами. Именно ее рука стирает пот с моего лба. Она — здесь. Она всегда была здесь. Даже тогда, когда мы впервые высадились у излучины реки. Она — что-то древнее и в то же время соблазнительное и пугающее, как само Срединное царство.

Дым тащит меня, и я взмываю ввысь. Но теперь это не дыры в моей спине, а полет к ночному небу.

Мальчики, я делал дьяволову работу! Я делал дьяволову работу! Не делайте дьяволову работу вы! Не делайте…

Вот она — стоит в дверном проеме, а позади нее — свет. Она проходит мимо спящей Лили и садится рядом с моим соломенным тюфяком. Я чувствую на своей горячей груди ее прохладную руку.

— Расскажите, — говорит она мне. — Расскажите мне о ваших сыновьях.

Я пытаюсь говорить, но выдыхаю только статуи, а не слова. Статую Майло верхом на лошади. Статую Сайласа. Кровь на его руке!

— Расскажите мне о ваших мальчиках, — просит она.

И я пытаюсь. Про Майло — такого сильного, такого красивого. Про Сайласа и его тягу к учебе. А потом — вновь стук лошадиных копыт и кровь на руках Сайласа. Так много крови! Но ее рука заботливо вытирает кровь.

— Расскажите про Сайласа, — снова просит она. — Про вашего тихого сына.

— Вы говорите по-английски, мадам?

— Я учу.

— Вы, наверное, хотели сказать «учусь»?

— Да, учусь. Спасибо.

— Сайлас был в вашем…

— В моем заведении? Да, был. Вы и Майло оплатили его первый поход в бордель.

— Это был подарок.

— Очень мудрый подарок, должна признать, — с улыбкой говорит Цзян.

Впервые за все годы, проведенные мной в Китае, слово «непостижимо» абсолютно точно подходит к ситуации. Я не могу понять: то ли она смеется надо мной, то ли делает мне комплимент. А потом она повергает меня в шок, спросив:

— Вы разозлились из-за того, что он выбрал китайскую девушку?

— Я не разозлился…

— В таком случае — испытали разочарование? А вот я слышала, что вы очень сердились.

Откуда она об этом узнала?

— Ваша злость разочаровывает меня, Ричард Хордун.

— Несмотря на связь вашего брата с тайпинами, мы отнеслись к вашему брату с уважением, а он с уважением отнесся к нам. Вы, по всей видимости, подобных чувств не испытываете. Какая досада!

И вот она наполняет курительную трубку, которую я держу в руках. Я ощущаю прикосновение ее губ к моему лбу. Четвертая порция опиума распахивает меня настежь и проникает в самый центр моего существа. Мои руки-крылья расправлены, и я ищу, ищу… Потом я слышу смех, заставляю себя открыть глаза и вижу Цзян — такую же древнюю, прекрасную и вечную, как сам Китай. Она стоит надо мной, ее губы двигаются, и из них вылетают круглые пузырьки звуков.

— Ищите, если должны, Ричард. Ищите.

Мои веки слишком тяжелы, они закрываются. Но как только темнота вновь окутывает меня, я оказываюсь перед знакомой дверью. Откуда мне это известно? Я выбрасываю руку вперед, поворачиваю ее, и вот я уже смотрю в другом направлении. Макси спит в своей кроватке. Маленький мальчик!

— Ты торгуешься, как прожженный жид, парень! — слышу я низкий голос, говорящий на фарси.

— Вот. Вот она, сэр, — слышу я собственный голос.

Она смеется. Цзян смеется. Я поворачиваю голову и протягиваю к ней руку.

— Кто вы?

И тут она говорит невероятную вещь:

— Ты знаешь, кто я такая. Я Цзян. Но в то же время я моя дочь и моя внучка, моя мать и моя бабка и прабабка моей бабки. Я всегда была здесь, наблюдала и ждала. — Она кладет левую руку мне на грудь, а правой начинает расстегивать свою блузку. — А теперь помоги мне в том, что ты, без сомнения, назвал бы дьяволовой работой.

— Почему ты скрывал себя от меня, отец? — проговорил Сайлас, перечитав последние строчки дневниковой записи.

Его негромкие слова рикошетом отскочили от стен кабинета и вылетели в окно, ветер подхватил их и понес на восток, в сторону моря, вдоль великой реки Янцзы.

Но некоторые из слов Сайласа завязли в пыли, скопившейся на трех страницах отцовских дневников, не замеченных им на верхней полке книжного шкафа — всего в семи футах от того места, где Сайлас сидел и плакал о мертвом отце, которого он так и не успел узнать по-настоящему.

Глава двадцать третья

КЛАДБИЩЕ ШЛЮХ

Примерно через месяц после возвращения в Шанхай Май Бао была шокирована, войдя в кабинет матери и застав ее плачущей. Ей приходилось видеть мать разной, но со слезами на глазах — никогда.