Капсула бессмертия - Бильжо Антон

Через стекло Герман бросил последний взгляд на дремучий, немой от удивления лес, закрыл глаза и легко поднял корабль одним вдохновением, как будто всегда умел им управлять.

Вскоре сквозь наслоения похожих на красные и синие многоножки фосфенов показалось нечто конкретное – источник света, окруженный таким прелестным прохладным медузообразным сиянием. Герман сразу догадался, что это: звезда и в то же время он сам, наконец-то видимый им же, – похожий на свернувшийся узлом, уютно завернутый в самое себя дремлющий жизненно важный орган. Влажная тонкая чувственная кожа, голубовато-желтоватая с красноватыми прожилками, была украшена бесценными, паразитирующими на ней кровавыми рубинами. Пахло цветочным медом. Звезда то расширялась в немом печальном вздохе, то сжималась, покачиваясь в невесомости. В центре ее был огромный прекрасный многоцветный зрачок, дремотно полузакрытый мутной пленкой, с опушкой объемных, длинных, подкрученных, идеально разделенных ресниц.

«Я знаю тебя, Святой Грааль», – прошептал Герман, улыбнувшись, и приступил к снижению.

Послесловие

Через девять дней, 21 октября, около 17 часов по земному времени, отец Германа, Антон Третьяковский, вышел из своей кельи в питерской коммунальной квартире. Стены тут были обклеены листами с неизвестными буквами какого-то древнего языка. На столе, кроме забитой окурками пепельницы, мази Вишневского, бутылки дешевого «Московского» коньяка и трех чашек с остатками чая, валялись кипы исписанных такими же символами бумаг. В углу комнаты к пледу, закрывавшему холодную стену, прижалась незастеленная кровать, перед столом стояло старое кресло с порванной обивкой и протертыми подлокотниками. Окно выходило в типичный питерский колодец, что даже нравилось старшему Третьяковскому – не отвлекало.

Это был сухой, как мумия, страшно обросший, согбенный старик, азартно лопотавший то, чего никто не мог понять, но в целом улыбчивый и безобидный. Когда ненавидевшая его соседка, у которой был невоспитанный толстый мальчик, всегда наливавший воду в его мыльницу, постучалась в дверь со словами, что Антону пришла бандероль, старый ученый подумал, что это розыгрыш. Ему уже лет десять никто не писал.

Однако он потушил сигарету «Ява» и вышел.

В большом конверте оказался только сложенный вчетверо лист бумаги для принтеров обычного формата А4, исписанный мелким почерком.

«Дорогой Антон, – говорилось в письме. – Пишу тебе, потому что больше не могу никому доверять, а факты, которые я сообщу, необычайно важны.

Милостью Великого Отца я открыл планету, которую назвал Германус Т. Ее точные координаты: прямое восхождение 06ч45м08.9173 град., склонение минус 1бград42м58.017с. Созвездие Большого Пса.

Планета находится недалеко от Сириуса, насколько я могу судить.

Она почти не заселена, пригодна для жилья и обладает всеми необходимыми ресурсами.

Более того, когда я приземлился, у меня возникло ощущение, что я в советской Эстонии. Помнишь небольшой поселок Вызу, куда мы ездили отдыхать с мамой, когда мне было лет семь? Так вот, представь – тот же небольшой залив, те же сосны, белый песок, даже улицы с домами те же. Ты всегда поражался тому, в каком порядке местные умеют содержать свои участки. Каждый валун-то у них аккуратно обстрижен. Здесь ничего не изменилось! Я даже нашел дом (по Мэре, 11), в котором мы снимали комнаты. Хозяйка еще жива, передавала тебе большой привет. У нее я временно и поселился.

Несмотря на то, что жители ведут себя очень обыденно (а это всего от семи до десяти человек, которых я помню), совершенно очевидно, что планета требует изучения. Даже кора на соснах, покрытая таким знакомым лишайником, при ближайшем рассмотрении – растворяется! Видимо, сказываются особенности местной атмосферы.

Частички песка тоже имеют иную, более колкую природу.

Поэтому, боюсь, мне придется обозначить окружающие меня предметы другими словами и дать им исчерпывающее описание. На эту работу может уйти довольно много времени. Однако уже к весне я рассчитываю вернуться с книгой, моим первым романом.

А как твои успехи?

Передавай привет Катрин, к сожалению, я так и не смог ей дозвониться. Возьми у Зои Ильиничны мои произведения и напечатай где-нибудь – думаю, они представляют определенный интерес.

Твой сын Герман».