Капсула бессмертия - Бильжо Антон

Николай вдруг набрал в легкие воздуха и чихнул, обдав бактериями Германа.

– Тише ты, – шикнул тот, вытираясь. – Кто еще в доме?

– А?

– Сельджук там?

– А?

– Черноволосый такой?

– Тагир?

– Я откуда знаю.

Слуга показал на небольшой домик в углу участка.

– Пони кормит.

– А в доме кто?

Закрыл глаза. Вспоминая, шевелил губами. «Он вообще что-то соображает?» – задался вопросом Герман. Прошло несколько минут, прежде чем Николай ответил:

– Никто.

– Хорошо, – хлопнул его по плечу Герман. – Веди меня к нему.

Слуга заковылял к ступеням крыльца. Рыцарь с мечом в руке следовал за ним. Они поднялись и вошли в полутемную длинную бальную залу с гулким полом. Здесь Герману пришло в голову, что, возможно, его пленник проникся к нему, и чтобы проверить эту гипотезу, он притормозил, делая вид, что завязывает шнурки. Николай, не слыша шагов сзади, остановился и посмотрел назад.

– Шнурки развязались, – объяснил Герман.

Они свернули на боковую лестницу, и вскоре Пророк услышал чей-то бубнеж, смешанный с шумом падающей воды.

– В термах читает, – услужливо подсказал Николай.

Поднявшись в просторный холл, подошли к двери, из-под которой лился свет.

– Открой, – попросил Герман.

Николай усердно рванул на себя. Третьяковский влетел и увидел большую мраморную ванну, наполненную водой, на которой покачивались лепестки роз. В углу спиной к ним сидел и читал вслух «Алексиаду» Сергей Колотилов, он же Алексей I Комнин.

Герман улыбнулся и прислонил острие лезвия к его шее. Сергей вздрогнул, выронил книгу и чуть не ушел под воду.

– Тише, – сказал Герман. – Не волнуйся. Ты ж бандит. – В этот момент Третьяковскому показалось, что Николай, стоявший у стены, улыбнулся. – Вылезай.

Сергей вытащил из воды свое большое белое тело.

– Я не бандит, – сказал он, наконец приходя в себя. – Я физик по образованию вообще-то.

– Конечно, – усмехнулся Герман. – Вы все еще полоскаете? Тогда мы идем к вам, – пошутил он, чтобы еще раз порадовать старика, и в то же время дал почувствовать Сергею клинок: слишком норовистому коню нужны шпоры.

Затем обратился к своему Оруженосцу:

– Мне будут нужны изолента и стул.

Николай вышел, а Пророк, благодушно улыбнувшись и оглядев внушительные колотиловские достоинства, добавил:

– Будем тебя пытать.

– Зачем вы заставили меня делать эту позорную презентацию? – спросил Герман, кусая яблоко, которое принес Оруженосец, когда они усадили Колотилова на стул в кремовом свадебном чехле и обмотали его изолентой. – К чему был весь этот маскарад?

– Я не знаю… – выгнулся Сергей. – Это Петя…

– Спокойно. – Герман остудил его, приложив клинок куда следует.

– Это Петя, – тише заговорил Колотилов. – Уши прожужжал, что нам для таких, как ты, таблетки делать. Исследования какие-то. Что вы, копирайтеры, как дети. Плюс, что для дочки будет интересно. Тьфу… Чего я повелся опять…

Герман обстоятельно обгрызал перепоночки сердцевины.

Беседа проходила в просторнейших, облицованных мрамором залах терм, как их называл Николай. Третьяковский, опершись на меч, сидел на одном стуле. На другом располагался Колотилов. У колонны стоял затосковавший Николай Николаевич.

– Ты знаешь что-нибудь об Атланте Великолепном? – спросил зачем-то Герман. Колотилов обиженно отвернулся. – Ладно, – устало выплюнул перепонку Пророк. – Надо тебя кончать.

– Пожалуйста… – пролепетал лакированный, как нэцке, и мелко дрожащий Сергей.

Помолчали.

– Скажи мне, зачем ты врешь? – снова начал Герман, неожиданно меняя тактику.

– Насчет?

– Я же знаю, вы просто испугались отправлять меня из-за здоровья. Сразу поняли, что я не подхожу, когда получили результаты медосмотра. А дальше – решили надо мной поиздеваться, да? Колотилов помотал головой. – Где находится стартовая площадка? – продолжал допрос Атлант. – Ответь и будешь жить.

– Да нету никакой площадки! – дерзко среагировал Колотилов.

– Ничтожества, – засмеялся, глянув на Колю, Герман. – Мучаются от скуки. Жизнь у них полная чаша. А как до дела доходит, в кусты…

Он уже занес меч и встал одной ногой на стул, придерживая его, чтобы был упор, когда мальтийский клинок найдет сердце генерального директора Herz und herz, неудачаливого магистра ордена иоанитов, но в этот самый момент откуда ни возьмись, словно посланная с неба, зашла Ангелина. На ней было белое, пышное, как безе или облако, платье, на голове – все та же тиара, в руке – волшебная палочка. Она единственная, кто все еще придерживалась маскарада. «Николай Николаевич совсем идиот», – подумал Герман. И еще он подумал: «Девочкам нельзя заходить, когда мужчины моются». И еще: «Ей пора спать».

– Что вы тут делаете? – спросила Ангелина.

– Мы играем, – весело сказал Герман.

– Во что?

– В Арагорна и короля орков.

– А почему папа голый?

– Потому что он орк.

– Да, доченька, иди погуляй, – осклабился как мог Колотилов.

Но Ангелина подошла к Герману.

– Вы когда полетите?

– Завтра, – Герман посмотрел на часы. – То есть уже сегодня. А ты почему не спишь?

– Можно с вами?

Положила свою маленькую ручку на его сжимающую рукоять меча кисть.

– Если папа разрешит, – растаял Атлант.

Но в этот момент Сергей взревел:

– Я не разрешаю!

Девочка посмотрела блестящими глазами на отца. Губы ее чуть дрогнули. Она повернулась к выходу, сделала один шаг, постояла, потом сделала второй.

Дети чувствуют правду. Дети знают…

– Ангелина, подожди, – остановил ее Герман. – Скажи, ты случайно не в курсе – как добраться до секретного аэродрома? – Ангелина стояла красная, пучила губы и молчала. – Знаешь или нет? – повторил вопрос Герман. – Откуда я лететь должен?

– Знаю, – наконец буркнула она.

– Прекрасно, – улыбнулся Колотилову Герман. – Сможешь показать? – Она кивнула. – Тогда иди одевайся и жди меня перед воротами.

Боясь спугнуть свое счастье, девочка на цыпочках юркнула за дверь.

– Ангелина, я не разрешаю! – заорал Сергей, и Герману пришлось затолкать в его пасть половину полотенца.

– Благодари дитя за то, что оставляю тебе жизнь, – сказал он, и Николай Николаевич был свидетелем его слов.

Ангелина в белой меховой шубке – маленькая принцесса, добрая фея, путеводная нить во мраке, посланная ему Великим Отцом, – ждала на улице, рядом с мотоциклом. Герман оседлал железного коня, поднял и посадил ее перед собой.

– Открой ворота, – приказал он Николаю.

Когда они оказались на свободе, Пророк, обращаясь к колченогому, произнес следующее:

– Ты хотел стать бегуном… так беги.

И издав громоподобный рев, сорвался с места.

Ангелина волшебной палочкой указывала дорогу. Сразу за Upper Village начинались глухие места – грязный пруд, к которому были обращены задники магазинов, негостеприимная деревня, где прямо на дороге спал человек и вслед за Германом долго с лаем бежала линялая дворняга цвета тряпки, потом пошли кооперативные дачи, залатанные, собранные из ворованных калиток, цистерн, стеклышек, поблескивающих в ночи. Ни одно окно не горело, а редкие фонари просеки дрожали от усилия осветить разруху. «Хибары бедноты, которая тянется к земле, чтобы не поднимать голову, – думал Герман. – Да будет им известно о восьмиконечной звезде».

Потом они спустились с холма и выехали на хорошую дорогу, идущую через матовое от испарений поле. За полем влетели в черную стену леса. Снег уже растаял, стволы стояли мокрые, как застывшие змеи.

– Тебе не страшно? – спросил Герман в шлем, перекрикивая ветер.

– Нет.

Волосы Ангелины развевались, она была вынуждена снять корону и куталась в манто совсем как взрослая.

– Ты точно помнишь, куда ехать?

– Там дальше. Поворот на бетонку.

Сосредоточенная и серьезная, она вспоминала координаты.