Горный весенний ветер - Вика Маликова

– Как ты мог? – с отвращением глядя на Марка, воскликнула Билли, голос её надломился и получился писк. – Я заняла четвёртое место. Если бы не ты, вошла бы в тройку лучших. А это уже что-то значит. Я… Марк, да ты последняя скотина! Так нельзя. У меня нет слов… Победа любой ценой? Так? Оправдываешь себя тем, что живёшь в самой заднице мира, что безотцовщина. Каждый из девяти финалистов найдёт неплохое оправдание. Посмотри на меня. Я – толстуха с проплешинами на голове. Мне приходится прикладывать много усилий, чтобы обратить на себя внимание и получить признание. Я должна постоянно убеждать окружающих, что под этими валиками жира настоящая я – талантливая и интересная. А ты просто взял и украл чужой текст. Я разочарована.

Марк обхватил голову и монотонно закачался. Всё происходящее казалось нереальным. Тело мелко потряхивало, и казалось, вот-вот накатит ещё одна паническая атака.

Дверь вновь распахнулась. На пороге появилась Анаит, за ней маячила Саша.

– Мы беспокоимся. Куда вы пропали? Всё хорошо? – волновалась девочка.

Билли взглянула на Марка, несчастного, разбитого, сломленного, и буркнула:

– У него была паническая атака. Теперь всё нормально.

Саша предложила:

– Можно прогуляться по саду. Сразу станет лучше.

– Без меня. Я устала, – сказала Билли и, опрокидывая всё на своём пути, выкатилась в коридор.

Глава 8

Легче Марку не стало. Тайну, тяготившую его, он просто переложил на плечи Билли, не подумав о том, что ей с этим делать.

Марк сокрушался, что потерял друга. Впервые в жизни рядом с ним оказался человек, понимающий с полуслова. Как хорошо было сидеть с Билли у камина и жарить маринованный тофу (лучше бы маршмеллоу, но японский колорит наложил отпечаток). Анаит, всегда крутившаяся рядом, обожала слушать Билли и её легенды о драконах, а от Марка требовала вновь и вновь рассказывать историю, как Сухой спас билет в Японию. Часто к ним присоединялась Кира и в тысячный раз сообщала, что уже пять лет пишет эпическое фэнтези в лучших традициях Толкина и что самое трудное – это с нуля придумать новый язык.

Одиночка Марк, обычно сторонившийся людей, в такие минуты понимал, как круто находиться в компании единомышленников, также повёрнутых на литературе. И это без учёта мурашек, которые каждый раз пробегали по рукам Марка, когда поблизости оказывалась Саша.

Но теперь камин больше не топили. Всё изменилось после объявления конкурса синопсисов. Небо серым брюхом нависло над виллой «Хару но яма-кадзэ». Волны торопливо выкатывались на берег, словно хотели укрыться в безопасном месте у подножия острова, но их неумолимо тянуло назад, в самое сердце непогоды. Де Люка уехал. Миранда из-за ужасной мигрени не выходила из комнаты и через Нацуми передала записку, в которой сообщила, что преподаватели возобновят посещения через день-другой, когда море утихнет. Повар готовил отвратительно: то недоваривал, то пересаливал. Горничные вообще не появлялись. И только Нацуми бесшумной тенью скользила по дому.

Финалисты прятались в своих комнатах, со всем усердием работая над синопсисами. Больше не было шумных посиделок, настольных игр и просмотров сериалов. Только Бенни пялился в экран телевизора, периодически восклицая: «Merda!» Питер, обложившийся увесистыми томами, зависал в библиотеке.

Марк или сидел перед ноутбуком, тупо уставившись на белый экран, или слонялся по мрачным коридорам виллы. Как-то он наткнулся на Дэниела, который развалился на нижней ступеньке лестницы и гипнотизировал блокнот.

– Дэн, порядок? Ты выглядишь таким сосредоточенным, – заметил Марк.

Тот поднял уставшее осунувшееся лицо и воскликнул:

– А, вот и наш гений! Я излагаю свои мысли. Дорогой дневник, почему я такой тупой? Что-то вроде этого. Слушай, заюша, я так скучаю по камере. Столько лет подряд ежедневно записывал видосы, а теперь словно осиротел. Ещё и с мамой не получилось вчера поболтать. Связь – дрянь. В трубке шумит, бурлит, громыхает.

– Это да. – Марк присел рядом.

– Заюша, а ты знаешь, что на меня несколько раз подавали в суд? – обрадовался внезапному собеседнику Дэниел. – Не совсем на меня, конечно, я же несовершеннолетний. Отдуваться всегда приходилось родителям. Они жутко ненавидят мой канал, прямо вот до тошноты. Столько лет войны за мечту! Однажды я даже припугнул, что сбегу из дома, поэтому они в итоге отцепились от меня.

– А в чём дело? Я как-то заходил на твой канал. Прикольно. Монтаж качественный, ты хорошо смотришься в кадре, да и деньги, наверное, неплохие зарабатываешь за рекламу.

Дэниел развернулся к Марку и подозрительно улыбнулся:

– Ты шутишь? Не знаешь, кто мой дед?

Марк криво ухмыльнулся:

– Неужели Эрнест Хемингуэй?

– Почти. Генри Эллиот Шепард.

У Марка отвисла челюсть. Он вспомнил портрет в учительской и строгого седовласого старца с длиннющей бородой.

– Тот самый Шепард, которого ненавидят все старшеклассники, потому что его патриотические поэмы заставляют учить наизусть? Он твой дед? Он до сих пор жив?

– Живее многих. Ему девяносто четыре, и он держит в кулаке всю семью. Меня называет не иначе как позором рода, типа талант к писательству я унаследовал, а по назначению не использую. Это дед заставил меня участвовать в конкурсе. Я написал шесть рассказов, и ни один ему не понравился. С каким остервенением он рвал мои записи! Кричал с пеной у рта: «Бездарь! Персонажи плоские, без мотивации. Логика хромает». Только седьмой рассказ принял. Честно говоря, я вообще не хочу становиться писателем, собираюсь развивать свой канал и быть ведущим крутых передач. Но груз дедовой славы давит, давит, давит… Скорей бы он помер.

– Значит, и сюда ты не по своему желанию приехал?

– Нет, на Каёдзима я рвался, потому что надеялся снять ролик о талантливых подростках, взять интервью у писателей. Я ж не знал, что гаджеты отберут. Сядь поближе, кое-что скажу по секрету. Самые популярные поэмы мой дедуля написал, когда не по-божески бухал. И я просто умираю от смеха, когда вижу его интервью. – Дэниел приосанился, сузил глаза и важно произнёс: – Каждая строчка лилась из глубины сердца в ответ на несправедливость, на несовершенство общества и бла-бла-бла. А сам в это время с девками по кабакам шлялся и что-то там чёркал на обрывках туалетной бумаги.

Марк засмеялся:

– Моя жизнь больше не будет прежней.

Дэниель зевнул и потянулся:

– Да к чёрту всё! Я пойду спать. Это самое лучшее, что можно сделать в этой трешовой ситуации.

Очередное мрачное утро началось со стука в дверь. Марк глянул в окно – серое унылое небо. На подоконнике качнулась безглазая дарума.