Ненависть - Иван Белов

Стрелок пожал плечами, занял привычное место и принялся распутывать наплетенные эсэсовцем кружева. Путь пошел под уклон, уводя в бесконечный лабиринт буреломов, старых, раскрошенный скал и сырую полутьму елового бора.

Солнце застыло в зените. Стрелок остановился, припал к земле и жестом велел осмотреть местность левее.

 Рудольф послушно продвинулся  дальше, и едва не напоролся лицом на ржавую, колючую проволоку. Вот так сюрприз. Колючка оказалась натянута между металлических столбов с болтающимися прожекторами. Ограда основательная, высотой в два человеческих роста. Кому понадобилось отгораживать кусок красивого, но совершенно бесполезного леса?

– Чего встал, идиот? – зло прошипел в спину Клаус.

Руди посторонился, и взглядом указал эсэсовцу на препятствие.

– Твою мать, – лейтенант присел и щелкнул предохранителем. – Ты куда завел нас, свинья?

– Куда нужно, – спокойно пояснил Стрелок. – Бояться нечего герр Клаус, это просто забор, он не кусается.

– Вижу не парк аттракционов, – вскипел немец. – Откуда? У меня на карте ничего нет.

– Наследие третьего Рейха, вам понравится, – загадочно сообщил Стрелок ,и жестом увлек за собой. – Сообщите группе, как упрутся в колючку, пусть идут вдоль нее на восток.

Клаус нехотя подчинился. Зашипела и защелкала рация.

 В глубине периметра, за деревьями и разросшимся малинником, угадывались строения, торчали крытые ржавым железом крыши. Бесконечный ряд столбов увенчала скособоченная временем вышка, дальше угадывалась еще одна. Появился просвет, и они осторожно выбрались на опушку. Руди увидел распахнутые настежь ворота, одна створка сорвана с петель и отброшена в сторону, рядом будка охраны, с обвалившейся крышей. Просматривалась дорога из массивных, бетонных плит. Над воротами надпись на немецком «Труд освобождает». Все встало на свои места. Один из множества исправительных лагерей, разбросанных по всей территории Германской империи. После Великой войны  в таких перевоспитывали унтерменшей. Последний закрыт лет двадцать назад, а этот судя по состоянию, и того раньше.

– Лагерь? – подтвердил догадку Клаус.

– Трудовой лагерь «Решеты», чуть к северу от одноименного, давно исчезнувшего поселка, – кивнул Стрелок. – Такие еще называют лагерями смерти, но это, конечно, наглая ложь, призванная очернить немецкий мир.

– Не знал о его существовании, – признался эсэсовец.

– Место не популярное, – согласился Стрелок. – Действовал с пятьдесят первого по семьдесят пятый год, единственный на всю бывшую Свердловскую область. Закрыт в виду исчерпания человеческого ресурса.

– Всех перевоспитали? – догадался Рудольф.

– Еще как, – Стрелок посмотрел странно и отвернулся.

Руди понял, что ляпнул какую-то хрень. Бандит помрачнел и нахмурился. Лагерь и лагерь, вроде ничего необычного. Рейх, расширяя территорию, принял к себе сотни миллионов дикарей с востока, которые не то чтобы работать, мыться регулярно не умели, живя законами кровной мести и торгуя рабами. И тогда немцы стали строить трудовые лагеря, несмотря на трудности голодного, послевоенного времени. Заботились прежде не о себе, а о людях, веками влачивших самое жалкое существование. Здесь унтерменши получали первое образование, знакомились с техникой, и много работали. В приюте показывали старую кинохронику. Там счастливые люди спешили на работу и внимали каждому слову великодушных немецких наставников. Сколько нужно средств и терпения, чтобы сделать из дикого стада, людей способных на созидание? Настоящий подвиг во имя всего человечества. Естественно не курорт, исправительное учреждение со строгим режимом. А как иначе? Не будь забора, унтерменши разбежались бы по своим дремучим лесам. Друзья не поверят, настоящая живая история великой германской империи.

– Там никого? – осведомился Клаус. – Обычно в подобных местах селится всякая шваль.

– Пусто, – едва слышно отозвался Стрелок. – ТОлько заблудшие души глядят на живых.

Невероятно, но лицо эсэсовца искривилось, словно понял о чем говорит Стрелок. За оградой дрогнули ветки, на поляну вышли две косули, настороженно прислушались и скрылись в лесу. Верный признак отсутствия человека.

Зашуршали кусты, послышались приглушенные голоса. Подтянулась основная группа. Первым, слегка хромающий Вольф, следом Рувас с развернутой антенной радиостанции за спиной, Кникер, Мага с ручным пулеметом и остальные.

– Герр гауптман, обнаружили ла…, – начал было докладывать Клаус.

– Спасибо, я слеп только на один глаз, – оборвал Дирлевангер.

– Герр гауптман, позвольте осмотреть, – загорелся Лис, тряся хвостом на панаме. – Такой шанс выпадает раз в жизни.

– Проводник? – Вольф выжидающе поглядел на Стрелка.

– График опережаем, время в принципе есть, – отозвался бандит.

Со всех сторон умоляюще загомонили наемники.

– Хорошо, – согласился Дирлевангер. – Даю пол часа. Фельдфебель?

– Побуду за экскурсовода, – благодушно пробасил Мамчур, направляясь к лагерю. – Прошу за мной.

Фельдфебель явно дурачился, что совершенно не вязалось с внешностью потасканного жизнью борца, тяжелого веса. Точно, – вспомнил Руди. – Шпион ведь упоминал про работу Мамчура в трудовом лагере где-то в Европе. Сейчас все узнаем из первых рук.

– Главные ворота, – фельдфебель мельком коснулся уцелевшей створки. – Железная дорога, как я понял, чуть южнее, контингент подвозили со станции на машинах, а скорее всего гнали пешком. Лагеря однотипные, на месте леска за воротами была площадь. Утром и вечером перекличка, тут же сортировка вновь прибывших. Здоровых в стойло, остальных в брак.

Наемники захихикали, один Руди ничего не понял. Какой брак? Переспросить постеснялся, не желая прослыть деревенщиной.

Шуршала сухая сосновая хвоя, солнце прогрело землю, приглашая прилечь и отдохнуть, щелкали и чирикали птицы. Впереди выросли развалины длинного, кирпичного здания. За ним еще и еще. Крыши у большинства провалились внутрь, стены рассыпались, обвалились, и заросли отсырелым лишайником.

– Загоны для скотины, – пояснил Мамчур, и выбрал барак в достаточной мере сохранности, на считая сгнившей двери и местами провалившейся крыши. Сколько лет без ухода и надо же, стоит, чувствуется немецкое качество. Внутри полутьма и пыль. Узкие проходы и деревянные нары в четыре яруса. В фильме было немного иначе: кровати, тумбочки, шкафы для одежды и личных вещей, большие, светлые окна. Какой-то неправильный лагерь. Внутрь никто не вошел, строение ветхое.

– Большой лагерь, – на вскидку определил Мамчур. – Тысяч десять одновременно держали.

– А где производственные объекты? – сунулся любознательный Руди.

– А их нет, – огорошил фельдфебель. – Не путай, парень, трудовые лагеря на востоке и западе. В Европе заключенных использовали на заводах и фабриках, а здесь исключительно на лесозаготовках. Хотя вру, есть тут парочка производств, идите за мной, покажу.

Мамчур, с легкостью ориентируясь на территории лагеря, миновал бесконечные развалины жилых бараков, и привел экскурсию к бетонному зданию, похожему на коробку без окон. На торце остатки мощной вентиляционной системы.

– Вот первое, – Мамчур любовно провел рукой по намертво приржавевшим воротам, способным пропустить грузовик. – Помогите.

Створки поддались напору наемников и с жутким скрипом открылись, выпустив волну ледяного, наполненного влагой воздуха.  Внутри небольшое помещение и новые ворота, на этот раз открытые настежь. По изъеденным временем стенам забегали лучи фонарей. Большое, холодное, абсолютно пустое здание. Склад или хранилище какое.

– Забойный цех, – спокойно сообщил Мамчур. – Загоняли скотину, сыпали «Циклон» в гранулах, пятнадцать минут и готово, вентиляция газ вытягивает и можно вытаскивать.

– Сурово, – произнес кто-то из наемников.

– Да нормально, – хохотнул Мамчур. – Главное без крови, одно дерьмо остается, гадят от страха. Мы, поэтому, завтрашнюю смену не кормили, меньше уборки, и на харчах экономия.

– И сколько вместимость?

– Голов триста можно набить, – прикинул Мамчур. – А рядом еще три камеры, вот и считай.

– О какой скотине идет речь? Это бойня? – изумился Рудольф.

–Ты тупой или прикидываешься? – Мамчур посветил прямо в лицо.

– Он ничего не знает, – послышался голос невидимого в темноте Стрелка. – Святая простота в первозданном виде.

– Жертва телевизора? – расхохотался Мамчур. – Это фабрика смерти малыш, для переработки таких как ты в промышленных масштабах. Мероприятия в рамках госпрограммы по снижению численности населения захваченных территорий. Всего каких-то сто двадцать миллионов нелюдей, вылетевших в трубу. Как птички, фьють-фьють.

– Нет, – Руди отшатнулся и едва не упал.

– Да, – голос Мамчура ударил набатом.