Трудный возраст века - Игорь Александрович Караулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что же, «Золотой Ключ» – это по своей основной идее антисоветский памфлет? Не слишком ли просто? Впрочем, полработы дураку не показ, а между тем в Сети уже публикуется третья часть романа. Последняя или не последняя – Дочка-Матерь ее знает.
Кстати, совсем забыл сказать про пятую версию возникновения книги. Версия пятая: Михаил Харитонов стремится спрятать в своем романе какой-то важный смысл. А чем огромнее и хаотичнее текст, тем проще этот смысл спрятать. С этой версией, пожалуй, согласится и Людвиг Витгенштейн (или не Витгенштейн), у которого автор взял один из эпиграфов к своему роману: «То, что хотел бы я высказать, высказыванию не подлежит».
Что ж, будем искать дальше.
Fitzroy Magazine, 10.10.2019
Уроки Нобеля
Альфред Нобель изобрел динамит, сказочно нажился на этом и завещал учредить премию своего имени. Так деньги, заработанные на крови и смерти, послужили делу прогресса и благу человечества. Эту простенькую и поучительную притчу можно слышать каждую осень по мере приближения «нобелевской недели». Она безупречно правдива, однако о посмертной судьбе Нобеля стоит сказать чуть подробнее, ибо в ней есть своя диалектика.
Нобель – пример невероятно удачливого инвестора. Он вложил состояние в самый желанный из всех активов – в собственное бессмертие. И он добился успеха: купил бессмертие деньгами, а не талантом и не подвигом на поле боя. Кто бы сейчас помнил о нем, если бы он, как всякий нормальный человек и разумный бизнесмен, оставил нажитое своим естественным наследникам? Разве что специалисты по истории техники или истории предпринимательства. А ведь он так и собирался поступить. Но нелепый случай с ложным сообщением о его смерти дал ему уникальную возможность при жизни прочитать собственные некрологи – и ничего хорошего он в них не обнаружил. Заглянув в ужасное будущее, Нобель переписал свое завещание и тем самым переиграл свою посмертную репутацию. И до сих пор каждая врученная премия прославляет не только имя лауреата, но и имя ее создателя, которого нет в живых уже более 120 лет. «Помянут меня – сейчас же помянут и тебя». Для русских самый яркий пример эффективных инвестиций в бессмертие – Павел Третьяков, для всего мира – Альфред Нобель.
Нобель стал одним из самых заметных космополитов, глобалистов своего времени. И не только потому что он родился в Швеции, жил в Петербурге, учился в Америке, зарабатывал деньги в Баку, а умер в Италии. В эпоху первых надежд на мир без войн и неуклонный прогресс цивилизации, первых ожиданий «конца истории», столь же тщетных, как и нынешние, он сумел создать прочную институцию для всего человечества, пережившую две мировые войны и полный крах привычного ему порядка. В этом его можно сравнить, например, с Пьером де Кубертеном, основателем современных Олимпийских игр.
И вместе с тем Нобель оказался величайшим патриотом Швеции. Со временем это становится все очевиднее. Швеция – маленькая страна, в ней живет всего 10 млн человек. Когда-то она была агрессивной державой, наводившей страх на добрую часть Европы, потом скатилась во вторую лигу, но все же оставалась заметной в разных областях жизни. Однако даже за последние десятилетия мы видим, как слабеет способность Швеции заинтересовать собой человечество. Модные мифологемы прошлого – «шведский социализм» и «шведская семья» – порядком поблекли. Из двух шведских автомобильных брендов один (Saab) прекратил существование, второй (Volvo) был продан китайцам. Золотой век шведской литературы (Сельма Лагерлёф, Астрид Линдгрен, Тумас Транстрёмер) и шведского кино (Ингмар Бергман) уже позади. Для шведской поп-музыки (ABBA, «Армия любовников») тоже все уже главным образом в прошлом, и даже замечательная певица Малена Эрнман сошла со сцены, уступив место в лучах славы своей дочери Грете Тунберг, которая в конечном счете вряд ли улучшит репутацию своей северной родины.
Шведам остается утешаться тем, что стабильный класс показывают их хоккеисты, а торговая сеть IKEA, детище Ингвара Кампрада, тоже человека с небезупречным прошлым, гордо демонстрирует цвета шведского флага и распространяет аромат шведских фрикаделек на всех континентах. А между тем давно умерший Нобель рекламирует родную страну не хуже недавно покинувшего этот мир Кампрада. Ведь Нобелевская премия может быть присуждена гражданину любого государства и дается, скажем, американцам куда чаще, чем шведам, но присуждают-то эти премии шведские академики (за исключением Нобелевской премии мира, которой Нобель поделился с норвежцами). Шведы решают! Именно из Стокгольма в октябре каждого года звучит голос, возвещающий, кто у нас в мире самые большие молодцы в области физики, химии, медицины/физиологии и литературы. А мог бы – из Брюсселя или из Лиссабона, если бы в Бельгии или Португалии, тоже не очень больших странах, в свое время нашелся свой Нобель. Однако же Нобель был шведом, и Швеции повезло.
Желающие могут порассуждать о природе «мягкой силы», про которую много говорилось в последние годы. Например, почему Россия, потратив 50 млрд долларов на сочинскую Олимпиаду, получила не только нулевое приращение «мягкой силы», но и источник позора? И в то же время инвестиции Нобеля, на несколько порядков меньшие по размеру, оказались настолько эффективными, что до сих пор обеспечивают его родину ресурсом «мягкой силы». Вот урок и вызов для тех наших миллиардеров, иных больших и сильных людей, которые тоже задумываются о покупке бессмертия. С одной стороны, купить его вполне реально, и это хорошая новость. С другой же – от инвестора тут требуются способность видеть вещи поверх сиюминутных границ и вкус к долгой игре на временном поле, выходящем за рамки человеческой жизни.
Нобелевскую премию по литературе широкая публика обсуждает охотнее, чем научные премии. Причины этого очевидны.
Во-первых, такой тонкий момент, как справедливость присуждения премии за научные достижения, могут оценить лишь специалисты, а их не так много. То ли дело литература, вещь как бы общепонятная, о которой с удовольствием судят даже люди, чтением книг себя особо не утруждающие.
Во-вторых, современная наука – дело дорогостоящее, а потому узок круг стран, чьи ученые могут претендовать на эту награду. Скажем, современная Россия в этот круг входит довольно условно; в свое время мы очень гордились «нашими» физиками Геймом и Новоселовым, лауреатами Нобелевки 2010 года, но на тот момент нашими их можно было назвать с большой натяжкой.
А вот Нобелевка по литературе – более демократичная институция, открытая для претендентов из самых разных стран мира, и хотя носители английского языка лидируют и здесь, в принципе автор может стать лауреатом, даже если он пишет на каком-нибудь экзотическом языке, вроде исландского или бенгали.
В этом году награду в
