Паутина - Весела Костадинова

которые регламентируют такую процедуру, и мы обязаны их соблюдать. Понимаете?

Внутри меня что-то вспыхнуло. Злость, раздражение, усталость — все смешалось в один сплошной ком, сдавивший мне грудь.

— Не очень, — глухо ответила я, чувствуя, как сжимаются кулаки.

— Я назначу вам анализы, проведу исследования. После этого вы поговорите с нашим психологом и… с нашим батюшкой…

Я замерла. Несколько секунд просто смотрела на нее, не веря своим ушам.

— Вы издеваетесь сейчас? — в голосе прорезался истерический смешок, но он тут же исчез, сменившись яростью. — Я беременна от насильника, мать вашу! Просто сделайте мне чертов аборт, и я уйду отсюда!

— Лиана… — врач тяжело вздохнула, но в ее голосе не было ни сочувствия, ни теплоты. Только выученная сдержанность. — Не я устанавливаю правила. Давайте начнем с малого — с анализов и осмотра. После… постараемся решить вашу проблему.

Мне хотелось орать. Хотелось разбить что-нибудь, швырнуть в стену этот стерильный, безупречно чистый мир, где всем плевать на твои страдания, потому что важнее регламент, предписания, протокол. Но я лишь стиснула зубы, сжала губы до боли и молча кивнула. Кричать было бессмысленно. Здесь мне никто не поможет.

Осмотр прошел быстро и механически. Врач говорила что-то ровным, профессиональным тоном, но я не слушала. Все ее слова сливались в один сплошной гул, будто я была под водой. Я лежала на жесткой кушетке, глядя в потолок, покрытый мелкими трещинами, и думала только об одном — как быстро я смогу избавиться от этого кошмара.

После осмотра я вышла в коридор, достала телефон и набрала бабушку. Руки дрожали, пальцы дрожали, голос дрожал — единственное, что я могла контролировать, это собственное дыхание.

— Бабушка… — я с трудом сдерживала ярость. — Они… Они отказались. Они хотят, чтобы я сдавала анализы, говорила с их психологом, а потом — с батюшкой! Ты представляешь?!

В трубке раздался тяжелый, долгий вздох. Бабушка молчала несколько секунд, словно обдумывая, что сказать.

— Лиана… — ее голос звучал уставшим. — Приезжай домой. Мы что-нибудь придумаем.

Но ничего мы придумать не могли. При обращении в другую клинику мне тактично дали понять, что не занимаются такими вопросами, а в муниципальной назначили только первичный прием через десять дней.

Мне казалось, я бьюсь как рыба об лед, задыхаясь и не находя выхода.

Прошла неделя, время шло, а добиться того, чтобы мне убрали это последствие кошмара, я не могла.

Бабушка бледнела, качала головой, снова и снова звонила знакомым, обращалась к друзьям, спрашивала, умоляла, искала любые способы… но никто не мог помочь. Одни разводили руками, другие советовали "подумать хорошенько", третьи сочувствовали, но говорили, что не в силах что-то сделать.

Очередной прием. Очередной кабинет, пропахший антисептиком. Очередная врач, сдержанная, будто спрятавшая эмоции под маской профессионализма.

— Лиана, вы же биолог, — заговорила она, отложив мои анализы. — У вас отрицательный резус-фактор. Вы понимаете, что если у ребенка положительный, то последующие ваши беременности будут сопровождаться сложностями?

Я смотрела на нее, не веря своим ушам. Она говорила так, будто это имело значение. Будто в моем случае это вообще имело какое-то значение.

Не отвечая, я поднялась и вышла из кабинета, чувствуя, как с каждым шагом мое тело становится тяжелее, будто налитое свинцом. В голове стучало, в висках пульсировала боль. Я на автомате дошла до кресла перед регистратурой, опустилась на него и закрыла лицо рукой.

Я столько раз за эти дни слышала доводы за то, чтобы рожать, что они звучали у меня в голове даже во сне. "Может, оставите?", "Вы ещё молоды, у вас вся жизнь впереди", "Это все-таки ребенок, не спешите", "А вдруг он станет смыслом вашей жизни?". Голова раскалывалась от этих слов, от этого навязанного выбора, который я делать не собиралась.

— Лиана!

Я вздрогнула, услышав знакомый голос. Впервые в нем звучала целая гамма чувств — от удивления до волнения и… откровенной радости.

Я подняла голову и залилась краской.

— Макс… что ты… Привет… Прости…

Он стоял передо мной, высокий, немного растерянный, но с той же мягкой полуулыбкой, которую я так хорошо помнила. Синие, обыкновенно спокойные глаза полыхнули эмоциями.

— Что-то случилось, Лиана? — нахмурился он, скользнув по мне глазами. — Что-то не так?

— Макс… я…. — горло перехватило.

Он быстро осмотрелся по сторонам.

— Так, все, пошли отсюда. Поговорим где-нибудь в другом месте, — он решительно взял меня за локоть и потянул к выходу.

— Но ты…. У тебя же планы….

— Я хотел встретиться с главврачом, — пожал он плечами, — но это подождет. Пошли, тут рядом хорошая чайная.

Он помог мне снять пальто, приглашая сесть за столик.

— Выкладывай, Лиана, что произошло?

Я опустила глаза, сжала пальцы в замок, подбирая слова. С чего начать? Как сказать? Слова будто застряли в горле, но Макс терпеливо ждал.

— Я… — краска снова залила щеки, щеки горели, будто от стыда, но стыдиться мне было нечего. Это не моя вина. Не моя… Но легче от этого не становилось. — Я беременна, Макс.

Он не изменился в лице, просто ждал продолжения.

— Беременна от него… От того… Понимаешь?

Его глаза вспыхнули. Я не могла понять, что это было — ярость, шок или что-то ещё, но в этом взгляде промелькнуло что-то острое, режущее, непривычное. Несколько секунд он молчал, осмысливая сказанное.

— Ты… уверена? — спросил он наконец.

— Три врача подтвердили, — кивнула я. — Три…

Макс провёл ладонью по лицу, словно пытаясь стереть эмоции.

— Лиана… — впервые за всё время я увидела, как он теряет самообладание. Он явно не знал, что сказать. — Почему ты… Почему к нам не пришла? Ирина…

Я резко подняла голову.

— Я хочу идти на аборт, Макс, — отрезала я, но даже сама услышала, что в моём голосе нет твёрдости. Он звучал глухо, срывался, выдавая мою неуверенность.

Макс не перебил, ждал, пока я продолжу.

— Только мне в этом все отказывают… Ну, не напрямую, понимаешь? Но тянут время. У меня седьмая неделя…

Он выдохнул и опустил взгляд на чашку чая, которую принесла официантка. Несколько секунд просто смотрел, будто там, в глубине янтарной жидкости, мог найти ответ.

— Понимаю… — наконец медленно сказал он, облизав губы. — Чем аргументируют?

— Традиционными, мать их, ценностями, — буркнула я. — Богом… молодостью… последствиями…. Словно я сама этого не знаю! Макс, этот ребенок…. Он — его! Понимаешь? ЕГО!!!! Его часть!!!!

Слова вырвались почти с криком, я не хотела, но они звучали именно так. Горько, резко, с болью, которая разрывала меня на части.

Максимилиан вздохнул. Глубоко, пронзительно, словно этот вздох вытягивал из него что-то большее, чем просто воздух. Его пальцы сжались в кулаки, а взгляд на мгновение