Паутина - Весела Костадинова

в блокноте. — Давление упало, скорее всего, из-за слабости и недоедания. Сейчас поставлю вам глюкозу, и рекомендую недельку отлежаться дома.

— Мне казалось, — я вздрогнула, когда игла впилась в сгиб локтя, — от гастрита еще никто не умирал.

— От гастрита — нет, — хитро улыбнулась врач, — а вот сильный токсикоз может привести к печальным последствиям. Срок у вас какой?

Мир снова качнулся у меня под ногами.

— Что? — едва слышно переспросила я, не веря в то, что услышала.

Врач подняла на меня светлые глаза и повторила, коротко и внятно.

— Вы, похоже, беременны. У вас все признаки раннего токсикоза.

Лицо Роменского, появившегося в дверях в сопровождении бабушки, при этих словах побелело как молоко. Он не отрываясь смотрел на меня, а я — на него, не в силах принять этот страшный, мощный удар, который обрушила на меня жизнь.

25

Лежала, глядя в потолок, а в голову словно напихали ваты — ни одной мысли. Рваные образы, отдельны слова, которые я никак не могла связать в отдельные предложения — действовали успокоительные. Сначала укол сделала врач скорой помощи, потом срочно вызванный бабушкой Вознесенский, который, скорее всего, и отвёз нас домой. Я плохо помнила этот момент, как и всё, что происходило в деканате после того, как врач произнесла то слово, после которого что-то внутри меня окончательно оборвалось.

Беременность.

Сознание отключилось, словно кто-то щёлкнул выключателем, и теперь я могла только лежать, уставившись в потолок, в каком-то странном, отстранённом оцепенении, не испытывая ни ужаса, ни страха, ни отчаяния, только бесконечную, тяжёлую усталость. Эта апатия была спасением, единственной защитой от реальности, в которую я не хотела возвращаться.

Я хотела только одного — спать. Провалиться в тишину, раствориться в забвении, не чувствовать, не думать, не существовать.

Нет этого ребёнка, этого… плода. Нет его и не будет.

Услышала, как подошла ко мне бабушка, её шаги были медленные, почти неслышные, но я знала, что это она. Белая, сгорбленная, словно постаревшая на десяток лет за эти несколько дней, она села на кровать рядом, опустив руку мне на плечо. Я не повернула головы, просто смотрела в потолок, но чувствовала её тепло, её дрожь, её боль.

Её лицо напоминало пергаментную бумагу — тонкую, морщинистую, каждая складка на которой была следом прожитых лет, тревог и забот. По впалым щекам бесшумно катились слёзы.

— Родная моя… — прошептала она, и голос её сорвался, а затем она заплакала, поднеся мою холодную руку к губам, покрывая её несмелыми, дрожащими поцелуями. — Почему ты ничего не сказала мне? Почему, Лиана?

Я закрыла глаза, не желая отвечать. Какая теперь разница? Всё уже произошло, ничего нельзя было изменить.

— Это ничего бы не изменило, — пересохшими губами ответила я. — Только стало бы ещё хуже…

— Изменило! — резко воскликнула бабушка, и я вздрогнула от её отчаяния. — Лиана, это изменило бы всё! Ты несла это одна! Ты ломалась под этим, но никому из нас ничего не сказала…

Она снова всхлипнула, крепче сжав мою руку, словно боялась, что я исчезну.

— Лиана… кто это сделал? Кто?!

Я с трудом сглотнула вязкую слюну, почувствовав, как сжался живот, как стало трудно дышать.

— Не знаю… — голос прозвучал хрипло, будто вырвался из самых глубин горла, а глаза отметили, что под моими ногтями засохшая кровь. — Лица я не видела…

— Когда? — прошептала она, рыдая, — когда?

— В ночь, когда мама пропала. Напали на улице…. Откуда у меня кровь?

— Не помнишь? — бабушка подняла заплаканное лицо.

— Нет. Ничего почти не помню.

— Пока тебе ставили успокоительное… Ты… — Бабушка сглотнула. — Ты лицо Игоря расцарапала.

Мой взгляд медленно сфокусировался на её лице.

— Не волнуйся, — поспешила она добавить, — он… он сам в шоковом состоянии был! Когда ты… стала кричать, обнял тебя и держал. Держал, чтобы ты себе вреда не причинила, а ты — его отделала… сильно, Лиана.

В груди зашевелилось что-то острое, горячее, разрывающее изнутри. Я резко и отрывисто рассмеялась. Смех вырвался сухим, резким, ломким, как стекло.

Шоковом, говорите? Воистину! Узнать, что он станет отцом! Вот уж чего он точно не планировал ни в своей жизни, ни в карьере.

Я не видела лица…. Только запах.

Его запах.

— Лиана, — бабушка смотрела на меня с ужасом и болью, — Лиана, Игорю ты не безразлична…. Он…. Он сдержанный и отстраненный…. Андрей тоже такой, но он…

— Хватит! — рявкнула я на бабушку, — довольно мне о нем говорить. Никогда не хочу ничего о нем слышать!

— Лиана…. — пораженно прошептала она, — Лиана…. Знаю…. После того, что с тобой сделали… мужчины…..

— Хватит! — я почти завизжала, закрывая уши руками и отворачиваясь к стене.

— Хорошо, родная, прости меня, — бабуля обняла за плечи, — прости…. Не волнуйся, пожалуйста… ребенок….

— Его не будет, — глухо ответила я, закрывая глаза. — Не будет. Его уже нет.

Через два дня мы пошли в больницу. Бабушка против моего решения не протестовала, напротив, считала, что так, возможно, будет лучше для всех. То, что жило у меня внутри сейчас не вызывало никаких чувств, кроме глубокого отвращения.

Сидя в белом, стерильном коридоре одной из частных клиник города, я чувствовала только два чувства — липкий страх перед процедурой и облегчение от того, что скоро все это закончится. В помещении было холодно, воздух пах лекарствами и чем-то резким, словно смесь хлорки и спирта. Время будто замедлилось. Я ловила на себе взгляды других женщин — кто-то смотрел с сочувствием, кто-то с осуждением, но мне было плевать. Все, что имело значение, — это скорее избавиться от того, что внутри меня.

— Заходите, — пригласила меня внутрь молодая медсестра.

Я поднялась с жесткого пластмассового стула и вошла в кабинет. За столом сидела врач — приятная женщина средних лет, с собранными в тугой узел волосами и внимательными, но холодными глазами. Она только открыла рот, чтобы поздороваться, но я не дала ей времени на ненужные формальности.

— Я на аборт, — сказала я прямо, глядя ей в глаза.

Ее лицо мгновенно изменилось. Морщины на лбу залегли глубже, губы плотно сжались. Она нахмурилась, будто я сообщила ей что-то оскорбительное, что-то, чего она не хотела слышать.

— Может, для начала проведем осмотр? Надо хотя бы точный срок установить, — сказала она ровным, но сухим голосом.

— Делайте, что нужно, и давайте поскорее закончим, — бросила я, садясь в кресло.

Врач задержала на мне взгляд, потом медленно повернулась ко мне всем телом, словно обдумывая, как сказать то, что она собиралась сказать.

— Лиана, вы, кажется, кое-чего не понимаете… Я не могу провести аборт сегодня. Существует ряд правил,