Горький сладкий плен - Анна Жнец

лишившись последних капель влаги. Мерзкая тварь пыталась сотворить со мной то же самое, что я — с тремя ситхлифами, лежащими на полу в изломанных позах. Я чувствовала, как сосуды у меня в голове натягиваются струнами, готовые лопнуть.

Позади, судя по звукам, разгорелся бой. Звон стали, грохот сапог по каменным плитам пола доносились до меня словно из глубин сна. Э’эрлинг живой преградой встал между мной и чужими клинками, алчущими крови. Один против группы воинов. Короткий, почти игрушечный нож, который можно спрятать в сапоге, против тяжелых мечей и стальной брони.

Я не могла ему помочь, не могла даже оглянуться и посмотреть, скольким стражникам он противостоит. Когда я пыталась повернуть голову, от боли из глаз сыпались искры.

Смотрительница ухмылялась.

Она была сильнее меня. Сильнее!

Почему? Что ее питало?

Или… кто?

— Триса? — В хаос панических мыслей ворвался взволнованный голос Э’эрлинга. Любимый не понимал, что происходит, почему я стою напротив своей соперницы, опустив нож, и не пытаюсь нападать. И почему она тоже не двигается с места, а только смотрит, смотрит, смотрит на меня застывшим, немигающим взглядом. — Все в порядке?

Нет, не в порядке. Совсем. Все очень и очень плохо.

Из носа потоком хлынула кровь, а через пару секунд я почувствовала, как теплая влага вытекает из ушей и щекочет мочки.

— Триса! — Э’эрлинг позвал меня громче. Второй его крик утонул в лязге стали. Кажется, он отобрал у одного из убитых стражников меч и заменил им свой короткий неудобный клинок.

Я пошатнулась.

— Триса!

Любимому не давали ко мне приблизиться, нападали и нападали.

Сквозь пелену слез я видела, как позабытый в суматохе блондин с родинкой на щеке, новый секретарь Смотрительницы, подходит к своей хозяйке и становится за ее плечом. Наклоняется к ее уху, размыкает губы для шепота. Услышала его голос, странно скрипучий, подозрительно знакомый. Голос старика, а не молодого мужчины.

— Убей ее.

В глубине разума шевельнулась запоздалая догадка.

Так вот оно что.

Тахир.

Она вернула ему молодость. С помощью окаменевшего разума дракона. Отправила за этим артефактом целый отряд, ведь драгоценную реликвию охраняли лучше королевской сокровищницы. Получается, несколько человек рисковали собой, чтобы продлить жизнь какому-то старику? Не много ли чести для простого секретаря? Или не так уж этот секретарь и прост?

Отриньте любые привязанности, значит?

Вот сука!

При мысли о столетиях лжи ярость вытеснила боль, и я смогла отбить атаку Смотрительницы. Гадюка дернулась, как от удара молнией, и со стоном прижала пальцы к вискам.

Дрянь! Убила моего щенка, врала нам с детства, отказывала ситхлифам в сердечных привязанностях, а сама годами держала подле себя любовника, наращивая свою колдовскую мощь благодаря силе его чувств.

Зарычав, я вскинула нож. Ментальная магия заставила мою противницу взвыть от боли и согнуться пополам. Теперь кровь пошла уже из ее носа — две тонкие алые струйки потекли из ноздрей на губы.

— Мама! — помолодевший Тахир подставил пошатнувшейся ситхлифе плечо.

Мама?

Не любовник, а… сын?

Мысли в голове завертелись с бешеной скоростью.

Сын. Он ее сын.

Так вот почему эта стерва такая могущественная! Нет более сильной и преданной любви, чем любовь к родителям. Она не проходит, не ослабевает со временем, питает постоянно.

Секунда растерянности обошлась мне непозволительно дорого. Пока я в шоке хлопала глазами, моя соперница перехватила контроль. В мозг словно вонзилась длинная раскаленная игла. Пальцы разжались, и нож со звоном упал к моим ногам.

— Триса! Я сейчас! Подожди, я сейчас! — За моей спиной, размахивая мечом, тяжело дышал Э’эрлинг. Песня стали не смолкала ни на секунду, изредка прерываясь чьим-то предсмертным хрипом.

Я рухнула на колени и уперлась ладонями в пол. В моих глазах лопались сосуды.

— Триса! Держись!

Изо всех сил я пыталась защитить свой разум от губительной магии главной ситхлифы, но боль только росла, лишая слуха, зрения, воли. Я задыхалась, истекала кровью, почти теряла сознание.

Эту женщину, напитанную сыновьей любовью, мне было не одолеть. Я поняла это предельно отчетливо.

Но проиграть было нельзя, ведь я сама готовилась стать матерью.

С губ на каменные плиты пола упали две капли крови.

Ради моего будущего ребенка я собрала волю в кулак, отогнала наползающую тьму и, превозмогая боль, рванула вперед.

— Убей его! — закричала я Э’эрлингу, срывая голос до хрипоты. — Убей! Его! Блондина! Сейчас!

У меня самой на это не осталось сил. Все, на что я была способна в своем жалком состоянии, — сбить Смотрительницу с ног, выиграв для любимого несколько драгоценных секунд, чтобы он смог исполнить мой приказ.

Если бы Э’эрлинг медлил, если бы колебался, моя соперница успела бы ему помешать, но он действовал молниеносно.

В воздухе сбоку от меня просвистел нож. Лезвие вошло аккурат меж светлых бровей, и на лице помолодевшего старика навеки застыло выражение растерянного изумления. Едва Тахир обмяк, огненная игла магии покинула мой измученный разум, и боль ушла.

— Нет! — истошно завопила Смотрительница.

Столкнув меня с себя, она бросилась к сыну, к потерянному источнику своей силы.

А я вытерла окровавленный рот рукавом туники и подобрала с пола клинок, который обронила.

Глава 45. Любимый

— Убей его! Убей! Его! Блондина! Сейчас!

Легко сказать: «Сейчас». В этот конкретный момент Э’эрлинг отбивался сразу от двоих противников, но голос Трисы сорвался на такие высокие ноты, в ее крике звенела настолько отчаянная паника, что сработал рефлекс. Э’эрлинг, не задумываясь, выхватил из-за пояса нож и метнул в сторону молодого парня, что маячил за плечом главной ситхлифы. Этот лишний маневр заставил его открыться и пропустить удар.

Мир потонул в ослепительной вспышке боли. На миг звуки исчезли, а картинка утратила ясность, но уже в следующую секунду реальность вернулась и обрушилась на Э’эрлинга волной красок и запахов.

В ноздри ударила резкая вонь: кислый запах пота, медный — крови. Рубашка на боку была вся мокрая и липла к телу.

Сначала он увидел темный распахнутый рот, а следом с запозданием услышал летящий из него воинственный клич. В глазах напротив пылала горячка боя.

Стиснув зубы, Э’эрлинг ринулся навстречу сопернику и насадил его на меч. В лицо брызнула кровь, вырвавшаяся из чужого рта вместе с предсмертным хрипом.

Не успел эльф вытащить лезвие из мертвого тела, как на него бросился второй стражник. Пришлось оставить меч в животе убитого и откатиться в сторону.

Пол колонного зала был усеян трупами. Некоторые из покойников еще сжимали в руках оружие, и Э’эрлинг устремился к одному из них.

Клинок противника уже свистел в воздухе, когда в