Коварный обольститель - Джорджетт Хейер

Когда леди Ингам вспомнила о том, как настоятельно она советовала Марлоу не говорить никому ни слова, пальцы ее судорожно сжались. Она должна была бы знать, что Эта Женщина без труда вытянет все подробности из такого болвана; но разве можно было предвидеть, что и она окажется настолько глупа, что расскажет Фебе обо всем, неизбежно настроив девочку против Сильвестра?

Впрочем, сейчас было уже бесполезно горевать о том, чего нельзя было исправить. Но будущее, решила миледи, вовсе не выглядит безнадежным. Слишком часто мужчины влюблялись в совершенно неподходящих девушек. Вполне возможно, Сильвестр, оставаясь равнодушным к прелестям красавиц, которые из года в год пытались заманить его в свои сети, вдруг ощутил влечение к Фебе, поскольку она (мягко говоря) показалась ему необычной и, вместо того чтобы поощрять его ухаживания, попросту отвергла его.

Это вполне вероятно, однако отнюдь не обязательно, решила леди Ингам. В конце концов, она хорошо знала Сильвестра: он мог счесть себя уязвленным; откровенно говоря, ей было трудно поверить в то, что он оказался очарован. Сильвестр никогда не забывал о том, кто он такой; даже в беззаботной юности его светлость ни разу не прибегал к эксцентричности, чтобы прославиться. Те же, кто грешил подобными подвигами, в лучшем случае удостаивались от него лишь небрежного и слегка презрительного пожатия плечами; разве можно было предположить, что он заметит нечто, достойное внимания, в девушке, пренебрегающей условностями? Подобное поведение Фебы, скорее, лишь вызвало бы у него стойкое отвращение. А заодно и привело бы его в ярость, добавила миледи. Унизительное ощущение для любого мужчины – сознавать, что сделанное им предложение руки и сердца заставило совсем еще неопытную девушку броситься в бега, а для того, кто обладает гордостью и самолюбием Сильвестра, – так и вообще нестерпимое.

И вдруг пожилая дама спросила себя, уж не желание ли наказать ее саму, а отнюдь не внучку, подтолкнуло Сильвестра к тому, чтобы отправить Фебу в Лондон. Он ведь вполне мог предположить, что бабушка, узнав о ее возмутительном поведении, окажется скора на расправу. Зато ему и в голову не могло прийти, что, когда бедная девочка примется рассказывать ей историю своих приключений, перед глазами миледи предстанет не Феба, а Верена, поскольку сам Сильвестр ни разу даже не видел Верену.

Излишняя чувствительность никогда не относилась к числу недостатков леди Ингам. Да, на мгновение она испытала острую душевную боль, подметив на лице Фебы выражение, живо напомнившее ей Верену, но ее милость запретила себе думать об этом. Сейчас все мысли следовало обратить не на Верену, а на ее дочь. И если Сильвестр рассчитывает, что Феба окажется в черном списке собственной бабушки, то его ждет разочарование и он будет сурово наказан за свой злой умысел.

Уже проваливаясь в сон, леди Ингам вспомнила о дочери владелицы гостиницы. Это ведь Сильвестр настоял, дабы она сопровождала Фебу в Лондон, и какими бы мотивами он при этом ни руководствовался, они не были злонамеренными. Надеяться было бы нелепо, сонно подумала она, но и отчаиваться еще рано.

Глава 14

На следующее утро Феба обнаружила бабушку в весьма деловом и оживленном расположении духа, полной планов на сегодняшний день. Первостепенным из них было посещение магазина модной одежды и личной модистки ее милости.

– Сейчас самое важное – одеть тебя, как полагается, дитя мое, – заявила вдовая миледи. – Боюсь, если еще раз увижу тебя в этом отвратительном платье, со мной случится нервный срыв!

Перспектива обзавестись модной одеждой была чрезвычайно соблазнительной, но Фебе пришлось умолять бабушку отложить выполнение этой программы. Она пообещала Алисе показать ей самые выдающиеся достопримечательности и, в частности, отвести ее на ярмарку «Пантеон»[49].

Убедить миледи согласиться на столь кардинальное изменение планов было нелегко, поскольку чувство приличия бабушки восставало при мысли о том, что ее внучка будет бродить по Лондону в сопровождении неопытной деревенской девчонки. Она заявила Фебе: Алисе будет куда веселее в обществе одной из служанок, но, в конце концов, внучке удалось уговорить миссис Ингам дать разрешение на посещение ярмарки «Пантеон». Миледи вдруг вспомнила, что, прежде чем она сумеет приступить к претворению в жизнь своих грандиозных замыслов, ей еще предстоит написать одно письмо лорду Марлоу, а другое – своей невестке. Послание Фебы к отцу было уже готово; девушка даже ухитрилась отговорить бабушку предоставить в ее распоряжение собственный городской выезд[50], напомнив ей о том, что кучер будет весьма недоволен, держа лошадей на улице в столь ненастную погоду. Фебе предстояло выполнить одно важное, хотя и тайное, дело, и она решительно не желала, чтобы кучер ее милости доложил своей хозяйке о том, что первым пунктом назначения стала контора господ издателей «Ньюшам энд Отли, Паблишерз».

Порог сего учреждения девушка перешагнула, полная самых радужных надежд, а вышла оттуда, погруженная в черную меланхолию, что помешало ей присоединиться к восторгам Алисы, пребывающей в экстазе от увиденного. Фебе даже не приходило в голову, будто убрать из своего готовящегося к печати романа любое упоминание о взлетающих вверх бровях конта Уголино может быть уже поздно.

Увы, так оно и оказалось. Мистер Отли, столкнувшись с неизвестной ему леди в уродливом шерстяном платье, которая назвалась автором романа «Пропавший наследник», преисполнился жгучего любопытства. Они со старшим компаньоном частенько пытались угадать, кто же она такая, эта загадочная и смелая романистка, но никто из них и предположить не мог, что она окажется неряшливо одетой девицей, судя по возрасту, едва закончившей пансион. Манеры его претерпели разительные изменения, а в голосе зазвучали покровительственные нотки. Перед визитом сюда Феба была настроена крайне дружелюбно и заранее расположена к издателям, но она не привыкла к тому, чтобы с ней разговаривали в столь снисходительном тоне личности вроде мистера Отли. Последний, встретив изумленный взгляд гостьи, произвел быструю переоценку, пошел на попятную и решил, что будет нелишним призвать на подмогу старшего компаньона.

Манеры же мистера Ньюшама оказались безупречными, являя собой восхитительную смесь уважительности и отеческого снисхождения. Будь это возможным, он с радостью отложил бы публикацию, как и без колебаний оплатил бы из собственного кармана повторный набор всей книги. Но увы! Дата выхода романа из печати была уже назначена, до нее оставался всего месяц, а издание уже было готово к публикации. Он был безутешен, однако непреклонен и позволил себе выразить надежду, что она все-таки останется довольна результатами его трудов.

Что ж, Феба действительно осталась довольна. Они были очень красивы, эти три небольших томика, элегантно переплетенные в синюю кожу, с позолоченным передним обрезом страниц и тисненым заглавием! Мисс Марлоу казалось невозможным, что под столь роскошной обложкой таится написанная ею история. Благоговейно взяв книги в руки, она не удержалась и восторженно ахнула; но, когда Феба наугад раскрыла первый том, взгляд ее тут же наткнулся на роковой параграф.

«…Внешность конта Уголино была весьма примечательной. Фигурой он обладал стройной, поведение его отличалось изяществом и элегантностью, манеры выдавали в нем хорошо воспитанного человека, а черты лица были приятными и правильными, но классическую красоту его нарушали кошачьи глаза, в которых таилась лютая злоба. Глядя на него, Матильда содрогнулась от неприязни».

Похожая на эту дрожь пробежала и по телу создательницы Матильды. Она поспешно захлопнула книгу и с мольбой воззрилась на мистера Ньюшама.

– Я не могу позволить, чтобы роман вышел из печати!

Понадобилось немало времени и терпения, дабы убедить Фебу в том, что не в ее власти отменить издание, но мистер Ньюшам не пожалел ни того, ни другого. Речь его была выразительной, и поскольку он оказался достаточно проницательным, чтобы понять – оптимистическое предсказание успеха, который, несомненно, ждет книгу, лишь приведет автора в еще большее смятение, – он объяснил девушке, что первый роман, как правило, продается весьма скромно, поэтому вряд ли на него обратят внимание видные представители высшего общества.

Она немного приободрилась, но, расставаясь с ним, приняла решение немедленно написать мисс Бэттери, умоляя ее использовать все влияние на своего кузена, дабы остановить публикацию. Мистер Ньюшам, в свою очередь, с поклоном выпроводив Фебу из конторы, тут же разыскал своего младшего партнера и пожелал узнать:

– Разве не вы говорили мне, что эта ваша кузина – гувернантка в семействе благородного лорда? Кто он таков? Помяните мое слово, эта крошка – его дочь, и мы попали в десятку!

– Кто этот тип – я имею в виду в реальной жизни, – которого она хочет изменить? – с беспокойством поинтересовался мистер Отли.