Коварный обольститель - Джорджетт Хейер

– Сейчас я вам все объясню, мадам, – с виноватым видом пролепетала Феба.

– Будь так любезна! – повелела ее бабушка, глядя на внучку с живейшим интересом.

– Конечно. Вот только… это длинная история!

– В таком случае, любовь моя, будь добра потянуть за шнур от звонка! – молвила матрона. – После дальней дороги тебе не помешает выпить стакан горячего молока. Думаю, – проговорила она себе под нос, – что и я присоединюсь к тебе, дабы подкрепиться.

Затем (к вящему беспокойству Фебы) она откинулась на подушки и смежила веки. Однако после появления мисс Мукер, что произошло довольно быстро, миледи вновь открыла глаза и с неожиданной силой произнесла:

– Можешь убрать кислое выражение со своей физиономии, Мукер, и немедленно принеси сюда два стакана горячего молока! Моя внучка, прибывшая ко мне с визитом, проделала чрезвычайно утомительное путешествие. После этого ты проследишь, чтобы ей в кровать положили грелку, в камине разожгли огонь и приготовили все остальное. В лучшей спальне для гостей!

Когда миледи говорила таким тоном, спорить с ней было неблагоразумно. Посему Мукер, которая весьма сдержанно ответила на приветствие Фебы, удостоив ее легчайшего реверанса, без возражений выслушала распоряжение и лишь с ужасающей вежливостью осведомилась:

– Желает ли мисс, чтобы особа, которая, насколько я понимаю, является ее горничной, прислуживала ей здесь, миледи?

– Нет, прошу вас, отправьте ее в постель! – быстро сказала Феба. – Она… Она не совсем моя горничная!

– Так я и думала, мисс, если мне будет позволено выразить свое мнение! – ледяным тоном ответила Мукер.

– Ужасное создание! – заметила пожилая дама, когда за ее преданной горничной захлопнулась дверь. – Кто же эта особа, если она не является твоей горничной?

– В общем, она дочь хозяйки гостиницы, – сказала Феба. – Солфорд заставил меня взять ее с собой!

– Дочь хозяйки гостиницы? Нет, ничего мне пока не говори, любовь моя! Сейчас Мукер должна принести горячее молоко, а что-то подсказывает мне, что, если нас прервут, я окончательно запутаюсь. Сними, пожалуйста, эту уродливую мантилью, любовь моя, – боже милостивый, где ты взяла такое кошмарное платье? Неужели у Той Женщины совершенно нет вкуса? Впрочем, не обращай внимания! Что бы ни случилось, с этим я разберусь сама! Придвинь вон тот стул поближе к огню, чтобы тебе было удобнее. И заодно передай мне нюхательную соль – да, она на столе, дитя мое! – пожалуй, так будет лучше!

Хотя история, которую она вскоре выслушала, вполне могла повергнуть в обморок пожилую леди слабого здоровья, миссис Ингам не пришлось прибегать к помощи нюхательных солей. Повествование оказалось настолько запутанным, что ей понадобилось неоднократно прерывать его вопросами, которые были очень точными и своевременными, поэтому ничто в ее поведении не свидетельствовало о немощи тела либо разума.

Больше всего подробных расспросов с ее стороны вызвало появление в рассказе мистера Томаса Орде. Очевидно, он крайне заинтриговал миледи, и пока Феба с готовностью рассказывала ей о своем друге детства, бабушка не сводила пристального взгляда с лица внучки. Но, узнав, что Том благородно предложил Фебе сочетаться тайным браком («Отчего я смеялась до слез, потому что он еще несовершеннолетний, чтобы жениться на мне, и, кроме того, он для меня – все равно что брат!»), пожилая леди явно утратила к нему всякий интерес и лишь попросила Фебу (куда более спокойным тоном) продолжать. Молодого Орде можно не опасаться, решила ее милость.

Последний вопрос она задала деланно небрежным тоном:

– Солфорд, случайно, не вспоминал обо мне?

– О да! – жизнерадостно подтвердила Феба. – Он сказал мне, что хорошо знаком с вами, потому что вы его крестная мать. Поэтому я и сочла возможным спросить у него, думает ли он, что вы позволите мне остаться у вас, и он сказал, что вы не станете возражать, бабушка!

– Значит, он так сказал? – с непроницаемым выражением лица осведомилась пожилая леди. – Что ж, любовь моя, – неожиданно энергично заявила она, – он был совершенно прав! Твое пребывание здесь устраивает меня как нельзя лучше!

В ту ночь ее милость еще долго не могла заснуть. Наивная внучка снабдила ее обильной пищей для размышлений и для еще более глубоких догадок и предположений. Очень скоро она отбросила все мысли о лорде и леди Марлоу (хотя бо́льшую часть завтрашнего утра намеревалась посвятить приятнейшей задаче сочинения послания, которое должно было причинить нешуточный вред здоровью его милости), как и о юном мистере Орде. А вот позиция, которую занял Сильвестр в разворачивающейся на ее глазах драме, чрезвычайно заинтересовала миледи. Роль deus ex machina[48], что он взял на себя, была ему решительно не свойственна; не могла она и представить себе, как герцог прозябает в крайнем запустении и убожестве, разрываясь между конюшнями и комнатой больного. Собственно говоря, он был похож на себя только в одном – когда посоветовал Фебе искать спасения на Грин-стрит. И вот это, с негодованием подумала пожилая матрона, было совершенно в его духе! Не сомневалась она и в том, что он проделал этот трюк из чистой мести. Что ж, очень скоро ему предстоит узнать, что он оплошал и промахнулся. Хотя Фебу миледи приветствовала с превеликой радостью. Она удивлялась, как это ей самой до сих пор не пришло в голову, что самое подходящее, что могло бы развеять нестерпимую скуку последних месяцев, когда подавляющая часть ее знакомых разъехалась по своим деревенским поместьям, было бы присутствие в ее доме юной и энергичной внучки. Она уже сообразила – предпочтительнее дать приют Фебе, нежели совершить путешествие в Париж, возможность которого миледи с сомнением рассматривала с тех самых пор, как получила оттуда письмо одной из своих приятельниц с приглашением присоединиться к компании высокородных англичан, развлекавшихся, к своему вящему удовольствию, в одной из самых благословенных мировых столиц. Искушение было велико, но издержки представлялись значительными. Во-первых, это означало, что дорогой сэр Генри окажется для нее недосягаем; во-вторых, Мукер будет явно недовольна; и в-третьих, что бы ни говорила на сей счет бедняжка Мэри Берри, пожилая матрона была непоколебимо убеждена в том, что леди в любой поездке за границу обязательно должен сопровождать джентльмен. Можно, конечно, нанять специального агента, но это означало лишь неоправданное увеличение расходов, поскольку для бдительного присмотра за деятельностью такого спутника опять-таки требовался джентльмен. Нет, во всех смыслах лучше принять у себя Фебу и попытаться сделать для бедной девочки все, что в ее силах. Как только она приоденет ее соответствующим образом, то начнет получать подлинное удовольствие – разумеется, если позволит здоровье, – выводя внучку в свет.

Тут мысли ее милости приняли иное направление. Она не имела ни малейшего намерения позволить Фебе удалиться от мира (как предлагала сама девушка). И хотя извлекла бы несомненную пользу из того, что сопровождала бы внучку на частные балы, ничто не могло оказаться губительнее для ее здоровья, нежели бесконечные вечера в Залах собраний «Олмакса» или же на приемах у вельможных дам, с коими она была едва знакома. Но заминка оказалась кратковременной: пожилая дама вовремя вспомнила о существовании своей кроткой невестки Розины, у которой имелось две собственных дочери, коих нужно было выводить в свет; следовательно, она возьмет племянницу под свое крылышко, поскольку подобная договоренность не составит для нее решительно никакой разницы.

Словом, это был пустячный вопрос, и с ним она быстро разобралась; куда более животрепещущей, несравненно более трудной представлялась ей загадка поведения Сильвестра.

Он собирался нанести вдовой леди визит. Известие об этом она приняла с деланным равнодушием, но оно заставило ее насторожиться. Значит, он намерен навестить ее? Что ж, вся ее натура восставала против такого решения, однако, если он действительно придет, она примет его приветливо и учтиво. Быть может, во время этой встречи ей удастся понять, что же за игру он затеял. Его поступки позволяли предположить, что он влюбился в Фебу и вознамерился проявить себя с наилучшей стороны. Однако, если верить рассказу девушки о том, что произошло в Остерби, Фебе было трудно понять, что же такого он нашел в ней, что могло бы покорить его. Пожилая матрона не думала, что он отправился в Остерби, рассчитывая, будто ему понравится все, что он там увидит, поскольку прекрасно понимала – она допустила ошибку в общении с ним и тем самым настроила его против себя и Фебы. Заметив искорки гнева в его глазах, она поняла, что оказалась перед дилеммой: или продвигать дело дальше, или взять паузу. Вдовая миледи решила ускорить ход событий, поскольку крестник сам сообщил ей о том, что намерен жениться; раз он задался такой мыслью, нельзя было терять время и следовало любым способом обратить его внимание на Фебу.