В лесах Урала - Иван Арамилев

Хочется напомнить хозяину слова: «Всякое битье на пользу», но почему-то жаль старика.

— Подай-ка примочку, — просит он.

Я иду за лекарством.

Кузьму и Волчка держали в полиции два дня. Хозяин рассчитал обоих, продал упряжки, на которых они ездили.

Меня предупредил:

— Мотри, Матвейка. Ежели что — и тебя вытурю. Пойдешь мостовую гранить.

Я научился хитрить, штрафов стало меньше, но каждую неделю ношу передачи деду, Зинаиде Сироте, Всеволоду Евгеньевичу, и остается совсем немного денег, а в деревне бабушка ждет, когда-то пошлю ей пятнадцать рублей на корову.

Глава семнадцатая

Бойкий человек в клетчатом сером пальто, которого я отвез на вокзал, сунул прейскуранты.

— Погляди на досуге: может, что приглянется — выпишешь. Только поторапливайся: спрос на издания велик. Опоздаешь — ничего не получишь. Подписку принимает любое почтовое отделение.

Я взглянул на цветные бумажки с отпечатанными в типографии буквами. Боже, сколько всяких вещей на свете! И цена подходящая.

Вот предлагается волшебная книга.

«Искусство сделаться даровитым писателем». Составил учитель словесности И. М. Погорельский (псевдоним). Цена 1 рубль.

Вот другое сочинение: «Смерти нет».

Вверху нарисован череп человека со скрещенными в его зубах костями. Под черепом написано:

«До сих пор люди боялись смерти из страха перед неизвестностью. Великие ученые раскрыли нам эту недосягаемую тайну, подробно излагая нашу жизнь после смерти. Желая сделать великую тайну общедоступной, мы выпустили в свет книгу полного собрания сочинений Карла дю Преля «Тайна человека — спиритизм».

«Следуя указаниям нашей книги, каждый легко может вызвать из загробного мира тени умерших родных или близких. Цена книги в 200 стр. 1 рубль 50 коп. Наложенным платежом 1 р. 75 коп. Вместо денег можно высылать марками. Деньги и марки адресовать: С.-Петербург, Невский проспект, д. № 105, кв. 19, в редакцию «Живое слово», отдел С. О. В. 20».

И вот еще прейскурант с изображением ведьмы, скачущей на помеле под звездным небом.

«Народные знахарства, заговоры и заклинания, или путь к успеху и исцелению недугов и болезней».

«Пропечатанная по истлевшим рукописям, нечаянно найденным в трубе жилища одной знахарки, эта книга убережет всякого от всех несчастий земных и болезней лютых. Прочтя ее, можно заговорить или напустить глаз, на кого тебе будет нужно. Из простых камней делать бриллианты, рубины, топазы. Цена с пересылкой 1 р. 25 коп. Вместо денег можно высылать почтовые и гербовые марки в заказном письме, а также высылается наложенным платежом без задатка за 1 р. 50 коп. Деньги и марки адресуйте: «Москва, Лубянская площадь, книжный магазин «Надежда». Отделение С. О. В. № 3».

Я задумываюсь. Загробный мир, знахарства и заговоры не прельщают. Но «Искусство сделаться даровитым писателем» надо купить. Пушкин, Некрасов и Плещеев пользовались, наверное, этой самой книжкой псевдонима И. М. Погорельского. И мои стихи напечатают в школьных хрестоматиях.

Вот она, жар-птица! И все это стоит один рубль!

Вспоминаю свою неудачную поэму о Симонихе, разговор о стихах со Всеволодом Евгеньевичем. Почему же тогда учитель не сказал про книгу «Искусство сделаться даровитым писателем»? Может, он ничего сам не знал об И. М. Погорельском? Да и немудрено! Кочеты — такая глушь. Учитель отстал от жизни.

Надо спешить. Я сажусь на облучок, гоню Барда-дыма к почте. Седобородый чиновник в засаленном сюртуке принимает подписку, дает квитанцию. Чиновник смотрит на меня почему-то с усмешкой. Я не обращаю на это внимания. Будущее представляется как сказка.

В тот день приезжаю домой ранее обыкновенного. Хозяин не страшен. Что он теперь?

Должно быть, вид мой необычен. Агафон щурится.

— Что-то козырем ходить стал? Деньги нашел или что?

— Нашел.

— Много?

— Хватит, Агафон Петрович.

— Сурьезно разговариваю. Может, в санках кто бумажник оставил? Это бывает. Давай мне.

— Ничего не нашел, а скоро уйду. Ищи работника.

— Понимаю. Теплое местечко приглядел.

— Да уж, видно, так.

— Учишь вас, чертей деревенских, обтесываешь мозги, из сил выбиваешься, а вы чуть только оперились в городе — хвост дудкой: ищи другого.

…Невысокий худощавый человек в потертом пальтишке сам откидывает полость.

— В Горькую слободу, полтинник.

Цена подходящая, человек трезв, но я помню хозяйский наказ. Горькая слобода — опасно.

— Не поеду.

Седок уже не молод, черные волосы вылезают из-под каракулевой шапки.

— Та есть как не поедешь? Занят, что ли?

— Не велено ездить в Горькую слободу.

И я выкладываю все, что слышал от хозяина. Человек улыбается.

— Потешный, должно быть, хозяин, да и ты хорош: сказкам веришь. Ну-ка, давай поехали.

Я трогаю Бардадыма. Будь что будет!

— Хочешь знать — лишь в Горькой слободе и живут настоящие люди, — говорит седок. — Запомни: рабочий человек не обидит. Бывают драки, поножовщина. Извозчиков, случается, бьют. Но это ведь огарки, не мастеровые. В семье не без урода. Вы уж с хозяином решили: вся Горькая слобода — жулье да разбойники. Нехорошо, брат.

Мне даже неловко за свой страх.

Всю дорогу разговариваем. Седок спрашивает обо всем: кто я, откуда родом, сколько зарабатываю, есть ли товарищи. Всегда было почему-то неприятно, если седоки, особенно подвыпившие, приставали с разговорами. В их словах я улавливал любопытство бездельников. На этот раз хочется выложить все.

— Зря, друг мой, нанялся в извозчики, — говорит седок. — Хозяин из тебя прохвоста или стяжателя сделает. Шел бы на завод, на фабрику.

— Ходил… Не берут.

Подъезжаем к деревянному домику. Седок слезает, дает деньги.

— Заходи, побеседуем. Конь передохнет малость.

Хочется зайти к нему и боязно.

А вдруг весь разговор направлен к тому, чтобы опутать, заманить и ограбить? Разденут самого, угонят лошадь.

Смотрю в лицо седока, и сомнения отпадают. Нет, с таким хорошим лицом нельзя быть грабителем.

Привязываю лошадь к тумбе. Переходим дворик. Седок протягивает руку.

— Давай познакомимся: Николай Павлович Яхонтов.

Я называю себя. И вот мы в комнате. В углу этажерка с книгами и журналами. Вдоль стен полки, тоже заставленные книгами. Какое богатство! Я никогда не видал столько книг.

— Неужто все прочитано?

Яхонтов кивает.

— Прочел, мой друг, прочел. И, кроме этих, еще кое-что читал, изучал. А что ты читал?

Вспоминаю кочетовскую библиотеку Всеволода Евгеньевича, купленные мною книжонки о сыщиках… Куда уж мне!

— Скоро сам буду сочинять книги, — важно говорю я, вспомнив о квитанции на заказанное «руководство» к достижению счастья.

— Да ну? — усмехается Николай Павлович. — Ты, брат, порядочный комик. Написать хорошую книгу — это значит потратить десяток лет упорного труда. Откуда пришла такая мысль?

Достаю из кармана прейскуранты, развертываю перед Яхонтовым.

— Вот, все это скоро получу. Можно и вам тоже выписать. На почте, наверно, еще берут заказы.

Николай Павлович смотрит на бумажки, как-то странно скосив глаза, и смеется. Потом лицо его темнеет, губы вздрагивают. Разорвав прейскуранты, он брезгливо швыряет их в угол.

— Негодяи, подлые души, — говорит он сдавленным голосом. — Что делают!

Я, оробев, опускаю голову.

— Садись, поговорим, — приглашает Яхонтов. — Тебе нужно понять многое. Не всякому слову можно верить, хотя оно и отпечатано в типографии на хорошей бумаге. Поглощать глупую болтовню продажных писак хуже и вреднее, чем не читать вовсе.

Он подает толстую книгу.

— На, читай, прочтешь — приходи за другой. Страницы не загибай, не пачкай, книгу любить надо. Чего не поймешь, объясню. Вообще, не стесняйся, заходи почаще, дружить будем.

Я озадачен: вчера город казался грязным пустырем, где одиноко бродят озлобленные, недовольные люди и, как могут, пакостят друг другу.

И теперь, без малейшего усилия с моей стороны, паутина разорвана. Незнакомый человек протянул руку. Значит, везде есть стоящие люди, только надо столкнуться с ними.

— Нравится город?

— Нет.

— Беда в том, что ты начал знакомство с городом не с того конца.

Каждое слово его значительно, голубые глаза светло улыбаются. Люди городских окраин, пьяницы, огарки и кошкодеры показались другими. Я рассказываю новому другу о дедушке, о Всеволоде Евгеньевиче, о Зинаиде Сироте.

— Как фамилии? — спрашивает он. — В какой камере сидят? Срочные? Следственные? Так, так. Это интересно.

Он записывает что-то на листке бумаги. Потом долго расспрашивает о кочетовской жизни, про Всеволода Евгеньевича.

— У тебя был золотой учитель, — говорит он внушительно. — Таких, к сожалению, мало еще в деревне. Удивляюсь, как ты, ученик Всеволода Никольского, польстился на глупые прейскуранты… Впрочем, возраст виноват: ветерок в голове. Это пройдет! Теперь что читаешь?