Два Петербурга. Мистический путеводитель - Александр Попов

После того как Владимирский клуб был закрыт, судьба пальмы теряется во тьме истории.

Одни говорили, что она погибла в блокаду, когда в здание театра попала бомба. Другие утверждали, что после того, как Владимирский клуб был закрыт, все экзотические растения были распределены по советским учреждениям, а знаменитая пальма оказалась в обкоме ВКП(б), у кабинета Кирова (как раз там, где попала в него пуля). Правда это или нет – неизвестно.

Но пальмы живут долго, и возможно, и сегодня знаменитая «пальма самоубийц» стоит в каком-нибудь неприметном петербургском коридоре, поджидая того, у кого выход остался только один…

Призрак разрушенного дома

Доходный дом И. Ф. Лопатина, построенный в первой половине XIX века и стоящий на углу Невского и Фонтанки, разрушенный в войну, затем бережно восстановленный и снесенный уже в наше время, помимо «литературной» биографии (в нем квартировали или гостили Белинский, Гончаров, Горький, Григорович, Достоевский, Некрасов, Панаев, Писарев, Тургенев, Тютчев) имел и собственного призрака.

В середине XIX века на одной из окраин Петербурга жила небогатая женщина, воспитывавшая дочь умершей подруги. Так вышло, что одинокие дамы познакомились с молодым, приятной внешности чиновником. Тот долго вел «двойной» роман, а затем предпочел воспитанницу и скрылся с ней. Потрясенная таким двойным предательством дама долго разыскивала чиновника и воспитанницу и, наконец, обнаружила, что те, обвенчавшись, живут в доме № 68 по Невскому проспекту. Поднявшись к двери их квартиры на последнем этаже, дама дернула звонок, а затем, открыв окно, выбросилась на каменные плиты двора.

И с тех пор грустная самоубийца в облике призрака поджидает припозднившихся одиноких мужчин на Невском проспекте, пытаясь их обнять.

БАНДИТСКИЙ ПЕТЕРБУРГ

«Попрыгунчики»

Революционные события породили новые виды преступности. В 1918 году в Петрограде появились так называемые «попрыгунчики», или «живые покойники».

Сбитый с толку царящим вокруг хаосом, в недоумении от всего происходящего вокруг, обыватель становился очень доступной жертвой. Достаточно было лишь ошеломить его. И этим сразу воспользовались налетчики. Уличные грабители привязывали к ногам пружины, закутывались в белые простыни и грабили прохожих, жутко воя и свистя. Сразу же появились легенды, что «попрыгунчики» легко уходят от милиции, перепрыгивая дома, и пр. Понятно, что большинство в эти сказки не верило, но, тем не менее, необходимый эффект этот маскарад производил. «Попрыгунчики» стали настоящей воровской легендой Петрограда тех лет. Вот как описывает действия этих грабителей Алексей Толстой в книге «Восемнадцатый год»: «Месяц тому назад Даша родила. Ребенок ее, мальчик, умер на третий день. Роды были раньше срока – случилось после страшного потрясения. В сумерки на Марсовом поле на Дашу наскочили двое, выше человеческого роста, в развевающихся саванах. Должно быть, это были те самые „попрыгунчики”, которые, привязав к ногам особые пружины, пугали в те фантастические времена весь Петроград. Они заскрежетали, засвистали на Дашу. Она упала. Они сорвали с нее пальто и запрыгали через Лебяжий мост. Некоторое время Даша лежала на земле. Хлестал дождь порывами, дико шумели голые липы в Летнем саду. За Фонтанкой протяжно кто-то кричал: „Спасите!” Ребенок ударял ножкой в животе Даши, просился в этот мир».

Упоминали этих бандитов и другие писатели. А. М. Ремизов в книге «Взвихренная Русь» писал: «За Невской заставой появились „покойники”: голодные, они ночью выходили из могил и в саванах, светя электрическим глазом, прыгали по дорогам и очищали мешки до смерти перепуганных пробиравшихся домой запоздалых прохожих».

Упоминал «попрыгунчиков» и К. К. Вагинов в книге «Гарпагониана»: «Мировой: „В свое время я на пружинах скакал, почти все припухли, а я вот живу, песни сочиняю”. Ему вспомнилась удачная ночь на Выборгской стороне, когда он в белом балахоне выскочил из-за забора и, приставив перо к горлу, заставил испуганного старикашку донага раздеться и бежать по снегу – вот смеху-то было, – и как в брючном поясе у безобидного на вид старикашки оказались бриллианты. И, сдавая кованые карты, от скуки запел Мировой старинную, сложенную им в годы разбоев песню:

Эх, яблочко, на подоконничке,В Ленинграде развелись живы покойнички,На ногах у них пружины,А в глазах у них огонь,Раздевай, товарищ, шубу,Я возьму ее с собой.

Многие бандиты под шумок пользовались этим способом, но считается, что приоритет на изобретение «попрыгунчиков» остается за Иваном Бальгаузеном. Грабежи под маской покойников практиковались и до революции, но это были уникальные случаи, единичные в своем роде, как тогда выражались – «антик». Бальгаузен первый поставил этот способ на поточную основу.

Профессиональный преступник, он был известен под кличкой Ванька Живой Труп. После Октября он, приодевшись в матросскую форму, разживался экспроприациями. Этот способ заработка в дни революции носил название «самочин», и им занимались, не считая официальных властей, слишком многие, потому он быстро перестал приносить желаемую прибыль. Тогда Бальгаузен и придумал «живых мертвецов». Его знакомый, жестянщик Демидов, изготовил страшные маски и ходули с пружинами (что-то подобное продается сегодня в спортивных магазинах). Сожительница Бальгаузена, Мария Полевая, известная под кличкой Манька Соленая, сшила развевающиеся саваны. И «покойники» вышли на улицы грабить мирных запуганных обывателей…

Количество «попрыгунчиков» в разное время насчитывало от 5 до 20 человек. Сегодня уже сложно сказать какие из этих нападений были делом рук Живого Трупа со товарищи, какие – подражателей и плагиаторов. Зачинщик всего этого «покойницкого» беспредела Бальгаузен был арестован в марте 1920 года. Ему было вменено более ста эпизодов нападений. Масштаб, безусловно, потрясает. Это притом, что «попрыгунчики», естественно, выбирали для грабежа публику побогаче, которая прекрасно понимала, что в случае визита в органы правопорядка поиск преступников начнется с тщательного расследования социального происхождения пострадавшего. В лучшем случае это может кончиться обыском, а в худшем – сроком, поэтому-то пострадавшие в милицию идти отнюдь не спешили. Да и было понятно, что эту банду, гремевшую по всему городу, если бы могли поймать – уже давно бы поймали. Так что, по всей видимости, пострадавших от «живых покойников» стоит исчислять тысячами.

Когда чекистам стало ясно, что «попрыгунчики» не просто «трясут» богатеев, а своей безнаказанностью ставят под вопрос всю социалистическую законность, то за них взялись всерьез. «Живые покойники», как свидетельствует Толстой, работали и в самом центре, но все-таки более традиционными местами их грабежей были окраины: Гавань, лавра, Охта… В эти места и были высланы переодетые чекисты, рассказывающие всякому встречному-поперечному какой им богатый куш сегодня свалился. Бальгаузен быстро заглотил такую отличную наживку и был арестован.

«Малина» «попрыгунчиков» находилась в доме № 7 по Малоохтинскому проспекту. Во время обыска там изъяли 97 шуб и пальто, 127 костюмов и платьев, 37 золотых колец и еще много всякого добра.

Суд снисходительности к налетчикам не проявил: Бальгаузена и Демидова приговорили к расстрелу, а все остальные получили солидные срока. Рассказывают, что Манька Соленая, освободившись в тридцатых, работала кондуктором в трамвае.

Ванька Белка

Одной из легенд революционного Петрограда был Иван Белов по кличке Ванька Белка. Профессиональный преступник, несколько раз осужденный царским правительством, он был освобожден новой властью в ноябре 1917-го и тут же (как коллега Бальгаузена) занялся так называемым «самочином»: грабежом квартир состоятельных граждан под видом революционного обыска.

В его банде было около 50 человек, а особо приближенных было около десяти, все они имели еще дореволюционный бандитский стаж. Ваньку Белку считают одним из отцов «самочина». Быстро оценив приоритеты новой власти, банда Белки занялась грабежом церквей, где материальных ценностей было еще много, а духовного авторитета было уже мало: священники были признаны социально чуждым элементом. Нельзя сказать, что милиция бандой Белки не занималась: к середине 1920 года несколько ее участников уже сидели на нарах, но вот взять костяк милиционерам никак не удавалось.

Расследовал дело банды сотрудник угрозыска Александр Скальберг. Он завербовал одного из ближайших товарищей Белова, и тот однажды прислал ему записку, предлагая встретиться в Таировом переулке. (Сегодня этот переулок носит имя Бринько и идет углом от Сенной площади к Садовой улице.) Криминальная история у этого переулка довольно долгая: именно в нем, например, Раскольников как-то зашел в публичный дом, и здесь проводили много времени герои «Петербургских трущоб» Всеволода Крестовского. Количество воровских притонов здесь, возможно, и уменьшилось после революции, но о каком-то реальном их исчезновении можно говорить только после 50-х годов XX века.