Покой - Джин Родман Вулф

тому же был уверен, даже в тот момент, что Мистер Т. – удивительный человек, фармацевт, у которого я смогу многому научиться. В то же время я думал о той женщине с торчащими из плеч кистями, которая прятала деньги в волосах, и об апельсине. Честное слово, я, должно быть, целый час размышлял об апельсине, прежде чем наконец заснул, и, что еще хуже, когда почти отправился в страну снов, в окно моей комнаты начала светить большая желтая луна, вылитый апельсин. Возможно, вы не поверите, но я все еще размышляю об апельсинах перед сном, и у меня есть по этому поводу идеи, которые однажды могут все изменить.

По-моему, я не рассказывал о расположении верхних комнат. Наверху было три спальни, точно так же, как и три комнаты внизу, а еще небольшой коридор, куда вели лестницы из гостиной и кухни. Он располагался с южной стороны дома и не тянулся во всю длину; просто в одном его конце была спальня Мистера Т., передняя, а в другом – моя, задняя. Дверь сбоку вела в третью спальню в северной части дома, если вы еще не запутались. Перед тем, как мы отправились спать, Мистер Т. объяснил, что там у него хранятся кое-какие вещи, которые он не хочет убирать ради меня, – и в любом случае, в той спальне жарче, чем в других комнатах, потому что окна только с одной стороны. Заднюю спальню отвели мне. Должен заметить, она была обставлена довольно скудно, и к тому же не очень хорошей мебелью. Мистер Т. как бы извинился за это и сказал, что не рассчитывал на появление жильца. «Она принадлежала кухарке, когда была жива жена, – сказал он. – Вторая спальня – с северной стороны – принадлежала моему сыну». Я сказал, что, как понимаю, он тоже покинул этот мир, и мне очень жаль об этом слышать.

«Уверен, вы думаете, что лучше бы занять ту комнату, и она должна быть обставлена как следует, – продолжил Мистер Т., – но на самом деле это не так, мистер Смарт. Я продал кровать и столик бедного Родни, когда он покинул нас. Я не мог вынести их присутствия. А сейчас комната набита хламом из аптеки, как я вам и говорил».

Итак, как вы уже знаете, моя комната находилась в задней части дома, она оказалась большой и довольно милой, но в ней не было ничего, кроме высокой кровати, шаткого стула, старого комода, хромолитографии на стене – кажется, это был «Загнанный олень»[50] – и меня. И да, я задремал, глядя на желтую луну и думая об апельсине Мистера Т., а потом проснулся.

Луна не светила прямо в окно, как раньше, а сместилась так, что только маленькое пятнышко света падало на пол в углу. От этого остальная часть комнаты погрузилась во тьму более густую, чем обычно. Я сел, прислушиваясь и озираясь: в комнате появился кто-то еще, и я был в этом так же уверен, как в том, что сижу сейчас здесь, в гостиной мисс Оливии. До того я увидел… хорошо, можете называть это сном, и во сне я лежал в постели, как оно и было на самом деле, и чье-то ужасное лицо, жуткое лицо зависло в считаных дюймах от моего. Я свесил ноги с кровати, и в этот момент рукой коснулся влажного пятна на простыне – оно возникло не по моей вине.

– Почему вы не зажгли свет? – спросила Элеонора Болд. – До чего простая вещь, но в подобных историях, кажется, никто про нее даже не думает.

– Я подумал. Потому именно так и сделал – тотчас же вскочил с кровати и зажег свет; но, естественно, в незнакомой комнате пришлось сперва передвигаться на ощупь. Вы знаете, как это бывает.

Дверь была открыта, это я заметил сразу – и у меня не возникло сомнений, что я закрыл ее перед тем, как лечь спать. Влажное пятно, о котором я рассказал, было настоящим, хотя быстро высыхало. Слишком быстро для воды, подумал я, тем более в такую душную и влажную ночь, когда с трудом заставляешь себя надеть ночную рубашку, ложась в постель. Там, где пятно совсем высохло, ткань не стала сухой и чистой – на ней появилось что-то вроде липкой грязи.

Сами понимаете, мне не хотелось сразу же возвращаться в постель, поэтому я сначала притворился, что обыскиваю комнату, хотя знал, что теперь в ней никого нет, кроме меня. Спрятаться все равно было негде, но я заглянул под кровать и за старый комод. Затем решил взять чистую простыню, вспомнив, что Мистер Т. достал ту, на которой я лежал, из бельевого шкафа в коридоре прямо снаружи. Я вышел – и что увидел? Мистера Т. собственной персоной, он стоял в другом конце коридора со свечой в руке. Не хочу вас оскорбить, дамы, но правда в том, что на нем не было ничего, кроме исподнего, что будет важно через минуту, и еще скажу вам, что он был с виду форменный скелет, высоченный и без грамма лишней плоти. «Здрасте», – сказал я, и он откликнулся, как эхо, а потом спросил, не слышал ли я чего-нибудь. Я увильнул от прямого ответа и промямлил что-то невнятное.

«Должен признать, – сказал он, – безобидные звуки во сне часто усиливаются. И все же, вы точно не слышали, как по дому кто-то ходит?»

Я сказал, что если и слышал, это неважно, поскольку я мог слышать его, а он – меня. И, естественно, мне не хотелось вести беседу из другого конца коридора, поэтому я подошел ближе.

«Я знаю ваш шаг, – вот что он тогда сказал, – и думаю, теперь и вы знаете мой. То, что вы слышали – если вы действительно ее слышали, – звучало совсем иначе».

Ну, на это я ничего не ответил, так как, пока он говорил, заметил кое-что, занявшее все мои мысли. На правом боку Мистера Т. – как раз там, где находятся нижние ребра – виднелось обширное пятно неестественно выглядящей плоти; теперь, увидев его плечи, я понял, что тот же неведомый недуг поразил обе руки – казалось, Мистер Т. натянул пару грубых чешуйчатых перчаток грязно-белого цвета.

«Похоже, вам интересно», – проговорил он.

Я сказал: «Да», решив, видите ли, взять быка за рога. Потом добавил, что не подозревал о его болезни, и спросил, пробовал ли он масло какао.

«Потрогайте», – сказал Мистер Т., и не успел я воспротивиться, как он схватил мою левую руку и поднес к своему боку, так что я ощутил его плоть кончиками пальцев.