Покой - Джин Родман Вулф

я ответил: «Мистер Тилли, я фармацевт (видите ли, пока ждал, я подсмотрел его имя на сертификате в рамке) и хотел бы работать на вас. Если бы у вас был помощник, вы могли бы подольше держать аптеку открытой и увеличить доход. И еще вы бы могли отдыхать, пока заведение приносит выручку».

Он проговорил без всяких интонаций: «Вы – аптекарь».

«Позвольте показать вам диплом, – начал я, но мистер Тилли неопределенно махнул рукой, показывая, что верит мне на слово. Через минуту я продолжил: – Я мог бы вернуться сегодня днем, если хотите все обдумать; я не курю, не пью, если вам интересно, и регулярно хожу в церковь».

И тут звякнул колокольчик, висевший на пружине над дверью. Я повернулся и увидел…

Ну, думаю, вам доводилось видеть одноруких, а может, и вовсе безруких мужчин. Но это была женщина, и рук у нее не было – зато были кисти.

– Кажется, в этом случае ее кисти должны были упасть на пол, мистер Смарт, – сказала Элеонора Болд и хихикнула, прикрывая рот салфеткой.

– Ее кисти росли прямо из плеч, а рук как таковых не было. Что особенно врезалось мне в память, она курила сигарету…

Тетя подалась вперед с живым интересом.

– На улице?

– Она только что вошла с улицы, когда зазвонил колокольчик, так что, полагаю, она действительно курила там.

– Думаю, – заметил Стюарт Блейн, – она привыкла к тому, что на нее пялятся.

– Скорее всего, да. Она держала сигарету вот так – между пальцами, видите? – и просто подносила ко рту, когда хотела затянуться. Надо заметить, она вовсе не была уродиной. Мистер Тилли вроде как кивнул ей, когда она вошла – я понял, что они знакомы, – потом сказал мне: «Погодите минуточку», – достал маленький сверток, завернутый в коричневую бумагу, и протянул ей. Я не понимал, как она ему заплатит, у нее не было ни сумочки, ни ридикюля, и она не могла достать до карманов, если бы таковые имелись. Но эта дама оказалась куда сообразительней меня, скажу я вам. Она взяла пакет одной рукой, сунула сигарету в рот, запустила свободную руку в волосы и вытащила свернутые трубочкой банкноты. Не знаю, сколько она заплатила, но пока мистер Тилли пересчитывал, я заметил одну двадцатку, и банкнот было много.

– Как она могла зажечь эту сигарету, о которой ты говоришь, Джулиус? – спросил профессор Пикок.

– Я тоже задался этим вопросом как раз в тот момент, а еще спросил себя, где она держала пачку. Но потом выглянул наружу через стекло в двери и увидел мужчину, который ждал в машине и смотрел на нас – крупный мужчина с большими, широкими плечами и сильными ручищами. Одна рука лежала на спинке сиденья справа – вы знаете, как это бывает у мужчин, когда они за рулем, – и мне бросилось в глаза, до чего она мускулистая. Пока я наблюдал за ним, женщина закончила свои дела с мистером Тилли, прошла мимо меня и села в машину.

– Мне кажется, джентльмен позволил бы этой бедной леди остаться в машине и сам пошел бы за лекарством, – заметила тетя Оливия.

– Меня это тоже поразило, но не было времени поразмыслить, потому что Мистер Т. за моей спиной спросил, завтракал ли я уже. Я сказал, что нет, и объяснил, что недавно сошел с поезда и искал какое-нибудь заведение, когда заметил, что аптека уже открыта.

«Тогда, пожалуйста, позвольте мне вас угостить», – сказал аптекарь, и мы заперли заведение, прошли пару кварталов по Мейн-стрит до места, которое называлось кафе «Синяя птица» (распространенное название), и заняли отдельную кабинку. Было ясно, что он намерен заплатить, и так как мои деньги заканчивались после всех путешествий, я заказал себе хороший завтрак – блины с ветчиной и стакан молока. Мистер Т. позволил мне выбирать первым, а потом попросил перевернутую глазунью из двух яиц, булочки, сосиску и, кажется, тарелку маисовой каши. И кофе. Естественно, я не придал этому особого значения.

«Итак, – сказал он, – вы ищете работу».

Я подтвердил.

«Помощник мне бы пригодился, – продолжил Мистер Т. и назвал цифру. Не скажу, какая была сумма, но она примерно в два раза превосходила мои надежды. – У вас здесь есть где остановиться?»

Я сказал ему, что нет – я просто приехал, никого не зная.

«Я живу один. Моя супруга умерла несколько лет назад, и я больше не женился. Вы могли бы остаться у меня, если готовы взять на себя определенную часть холостяцких хлопот по дому. Я не смогу обеспечить вас питанием, но освобождаю от платы за комнату, и еще буду рад вашему обществу». Естественно, я поблагодарил его и согласился.

Как раз в этот момент хозяйка кафе – я познакомился с ней немного позже, это была грузная дама с золотым передним зубом, ее дочь работала школьной учительницей; звали хозяйку миссис Баум – принесла наш завтрак. Только я взял вилку и собрался приступить к еде, как Мистер Т. коснулся моей руки и вынудил замереть. Мне не доводилось видеть таких длинных пальцев, как у него – и, хотите верьте, хотите нет, они были холодными, как кусочки льда. «Мистер Смарт», – проговорил он. Я сказал: «Да, мистер Тилли», быстро и вежливо, как будто меня попросили передать хинин.

«Мистер Смарт, – повторил аптекарь, – меня время от времени беспокоят расстройства пищеварения. Скажите, вы когда-нибудь сталкивались с подобной проблемой?»

Я ответил, что нет.

«Значит, вы счастливый человек. У вас всегда хороший аппетит?»

«Да, всегда».

Он глубоко вздохнул.

«О себе, увы, не могу сказать то же самое. Мистер Смарт, не могли бы вы оказать мне большую услугу?»

Я, конечно, заверил его, что непременно окажу, если это в моих силах.

«Позвольте обменяться с вами завтраками. Я сильно истощен, как вы, без сомнения, уже заметили, и все же очень часто, когда готовлюсь к трапезе, меня охватывает ужасное отвращение при мысли о пище. Прямо сейчас я ощущаю, что совершенно не могу прикоснуться к завтраку, который заказал, в то время как ваш собственный кажется мне довольно аппетитным. Вы готовы поменяться? Не возражаете против яичницы?»

Так и вышло, что я отдал ему свои блинчики и ветчину, а он мне – яичницу, булочки и прочее, и даже взял мое молоко и передал мне свой кофе. И после этого мы приступили к еде. Если бы вы спросили меня, я бы сказал, что голоден. Я не ел со вчерашнего обеда и лег спать без ужина, чтобы сэкономить деньги, которых, как я уже сказал, осталось не так