Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров - Стэнли Коэн

(19 мая 1964 года), обошел Маргит с женой, чтобы посмотреть на банды. Его жена описывала увиденное так:

Мы сами убедились, насколько усталыми выглядели полицейские. Мы живем в Маргите вот уже 24 года, и прошлая ночь была ужасна. Город был полон грязных неопрятных подростков. Такое не должно повториться… Думаю, мой муж поступил правильно. Этим людям надо преподать урок.

На следующий день после слушаний во многих газетах были опубликованы фотографии д-ра Симпсона, спокойно прогуливающегося по пустынным пляжам Маргита, «осматривающего поле Троицкой битвы» и размышляющего о том, как приятно «снова пройтись здесь, не опасаясь нападения» (Daily Express, 20 мая 1964 года). Хотя он и радовался, что проблема была решена удовлетворительно – «я думаю, что преподал им хороший урок в суде в понедельник», ему пришлось напомнить обществу, что она никуда не делась: «Возможно, потребуется больше одной дозы горького лекарства, чтобы убедить этих хулиганов, что их поведение не приведет ни к чему хорошему».

3. В направлении культуры исключительного контроля

Суды и полиция, как официально назначенные агенты социального контроля, должны были действовать в рамках социально одобренной роли. Они не могли оказаться от нее и должны были принять меры. При этом их действия ограничивались соблюдением имеющихся правил, а не созданием новых. Тот факт, что эти границы часто нарушались, свидетельствует не об их отсутствии, а об инновационных аспектах самого поведения, сенситизации, символизации и всей системы верований. Такая рационализация, как «новые ситуации требуют новых мер», объясняет возникновение элементов, направленных исключительно на борьбу с конкретной девиантностью.

Однако рассмотрение только официальных агентов контроля было бы неполным анализом культуры контроля. Социальный контроль гораздо шире по своим масштабам, включая неформальные механизмы, такие как общественное мнение, с одной стороны, и высоко формализованные институты государства – с другой. Я описываю реакцию на феномен модов и рокеров как распространяющуюся от относительно неорганизованной спонтанной реакции местного общества (изначальная форма социальной реакции в модели амплификации) к растущему участию других индивидов и групп. Подобное распространение порождает общую систему верований – мифы, стигматы, стереотипы, – но также порождает или пытается создать новые методы контроля. Неформальная социетальная реакция может быть расширена и формализована, причем окончательная формализация достигается при создании новых законов.

В этом разделе будет рассмотрено, какими способами местная реакция двигалась к созданию культуры исключительного контроля с методами – а также системой верований, – направленными конкретно против модов и рокеров. Это движение воплощает многие типичные черты моральной паники – те самые черты, что были зафиксированы при анализе создания правил и формирования социальных проблем. Случаи создания правил (отмена рабства, сухой закон, принятие закона о налоге на марихуану, создание законов о сексуальной психопатии) и формирования социальных проблем (наркомании, порнографии и загрязнения окружающей среды) указывают на некоторую более или менее устойчивую последовательность. Она начинается с ощущения некоторых людей, что существует некая проблемная, сложная, опасная или угрожающая ситуация, которая требует действия: «С этим надо что-то делать». Из общей ценности, которую, как считается, следует защищать или отстаивать, выводится конкретное правило и, при необходимости, предлагается метод контроля.

Первые исследователи социальных проблем предусматривали довольно жесткую последовательность от осознания до политической решимости, реформы или контроля[167]. Как и с моделью амплификации, подобные формулировки предполагают слишком механистический поток, не признавая, что, например, безусловное отторжение не является единственной реакцией на девиантность и что переход от одной стадии к другой следует объяснить. Впрочем, даже менее детерминистские модели должны учитывать определенные универсальные условия, из которых я хотел бы предложить по крайней мере три: легитимирующие ценности, инициатива и власть.

Чтобы легитимировать то, что Беккер называет «бить тревогу»[168], т. е. применение существующих правил или попытку утвердить новые, должны быть ценности. (Аналогия со свистком в некотором смысле неудачна, поскольку подразумевает присутствие непременного свойства арбитра – беспристрастности. Но в игре с девиацией это вряд ли так: общество является одновременно и противником, и арбитром.) В своих исследованиях закона о налоге на марихуану Беккер анализирует легитимирующие ценности гуманизма, протестантскую этику, в частности самоконтроль и неодобрение действий, направленных исключительно на получение удовольствия[169]. Но одно наличие этих ценностей не гарантирует успешного создания правил или определения социальных проблем, должен также присутствовать фактор предприимчивости: кто-то заинтересованный берет на себя инициативу и использует методы общественного резонанса, чтобы заручиться поддержкой важных организаций. Наконец, этот кто-то должен либо сам находиться у власти, либо иметь доступ к таким власть имущим институтам, как СМИ, юридические и научные организации и органы политической власти, и уметь их убеждать.

Если эти условия соблюдены, к частному случаю применяются общие призывы («все здравомыслящие люди осудили бы…», «мы не можем это терпеть…»), поддержанные системой верований – описательными образами, мотивами мнений, – которая транслирует сообщение о том, что данное явление действительно подходящая мишень для действия. Такие кампании и воззвания зачастую обоснованы полностью или частично мнимой девиантностью. Так, например, Сазерленд показывает, что все утверждения, на которых основаны законы о сексуальной психопатии, явно ложны или по меньшей мере сомнительны[170]. Мнимая девиантность также была задокументирована в таких областях, как наркозависимость[171].

В случае с модами и рокерами члены общественности, действующие как неформальные агенты контроля, оказывали давление с целью создания правил, т. е. они передали свою «местную» проблему законодательной власти. Важно, что это действие обрело именно такую форму, а не просто требовало более эффективных действий со стороны агентов контроля. В случае неожиданных форм девиантности институционализированные агенты часто оказываются застигнуты врасплох и любые недостатки становятся очевидными. Иногда самих агентов контроля обвиняют в девиантности: это обычная реакция на политические убийства, которые выявляют несостоятельность мер безопасности. В случае с модами и рокерами, впрочем, полиция и суды пользовались широкой поддержкой – считалось, что они выполняют свою работу наилучшим образом, несмотря на препятствия в виде недостаточных полномочий и необходимости разбираться с проблемой не местного, а правительственного уровня. Вина и ответственность, таким образом, были перенесены выше по иерархии.

Исследователи природных катастроф заметили схожий процесс поиска «козла отпущения»: тех, кто непосредственно принимает участие в устранении последствий, обычно оправдывают – «они просто делали свою работу», – а государственные лица становятся мишенью для нападок и протестов в ситуации, за которую они не несут непосредственной ответственности[172]. Сходным образом, и «неприродные» бедствия, например, инцидент на стадионе «Айброкс Парк», когда в давке после футбольного матча погибли зрители, тоже должны быть определены как часть национальной проблемы, в данном случае – безопасности зрителей и контролирования толпы во время спортивных соревнований. На самом деле, я бы предположил, что