И загорится снег (СИ) - Ивлев Кирилл Юрьевич

Погруженный в свои мысли, я опомнился, только когда меня с силой усадили на какой-то стул и тут же привязали к нему. Послышались знакомые голоса, и вот с меня сорвали мешок, в глаза тут же ударил яркий, слепящий свет.

Комната, в которую меня грубо доставили, оказалась небольшой, но довольно уютно обставленной, резной стол, высокий стул, шкаф с книгами, оружие на стене, кто-то явно любил уют. Возле меня стоял капитан Протар де Каат, рядом Зелела фон Далхот, уже без своего плаща, а чуть поодаль гвардейцы, двое высоких и явно не дружелюбных мужчин.

— Можете идти, капитан. — Скомандовала девушка, от чего тюремщик даже вздрогнул. — Ваше присутствие здесь не нужно.

— Это все-таки мой кабинет, госпожа маг, да и я все еще начальник тюрьмы. — Настойчиво, даже с вызовом ответил ей де Каат. — Я, как представитель власти генерал-губернатора, должен присутствовать на допросе.

— Не твое дело, солдат. — Уже более настойчиво сказала ему Зела. — Гвардейцы, проводите капитана.

— Вы не имеете права тут командовать!

— Радуйся, что ты не с ними, де Каат. — В голосе Зелелы прозвучала угроза. — Я свое обещание выполнила, девушка не пострадала, остальное тебя не касается.

— Но, она же в камере!

— Я обещала, что твоя драгоценная не пострадает, а свободу ей никто не обещал. Гвардейцы, увести его, и да, де Каат, я бы на вашем месте не покидала тюрьму, до особых распоряжений. — Сказав это, девушка махнула рукой, и двое гвардейцев, под руки, вытянули начальника тюрьмы из собственного же кабинета, закрыв за собой дверь, от чего я и Зелела остались наедине.

Как только дверь закрылась, девушка подошла к столу де Каата, стала в нем что-то искать, а когда нашла, тут же явила на свет свою находку — маленькая металлическая фляжка. Открыла ее и пригубила содержимое, слегка поморщившись.

— Давно мы не виделись, Эмерик. — Начала она, усевшись на столе. — Давно, с того самого момента, как ты меня чуть не убил, там, в облаках, помнишь?

— Да, помню.

— Дед мне все рассказал, ты не представляешь, как я расстроилась, когда узнала, что во всем виноват ты. — Она вздохнула, и в ее глазах я увидел лютую, ледяную ненависть ко мне. — Ты же мне ведь сердце разбил, ты знаешь?

— Прости меня, я не хотел…

— Это и не важно, хотел ты или нет, но ты это сделал. — Она улыбнулась еще веселее. — Но, благодаря тебе, я теперь магистр, ты заставил меня учиться дальше, да и дед меня на службу к себе взял. Собственно, поэтому мы с тобой и беседуем, дорогой Эмерик.

— Чего ты от меня хочешь?

— Правду, Эмерик, правду. И ты мне ее скажешь, хочешь ты или нет. Поверь мне, я слышу твое сердце, узнаю, когда ты солжешь. — Она подошла поближе. — А теперь давай по порядку. Ты работаешь на де Фаттена?

— Нет, я простой наемник, отряд — «Горные лисы», можешь проверить. — Сказал я, и тут же получил сильный удар по лицу этой же флягой, которую Зела держала в руках. Девушка засмеялась, а потом произнесла: — Твое сердце тебя выдает, Эмерик, что здесь забыл де Фаттен?

— Не знаю.

Последовал еще удар, магическая удавка начала сжиматься, сердце бешено заколотилось, а в глазах помутнело. Но, неожиданно, все закончилось, словно ничего и не было.

— А если попробовать по-другому? Гвардейцы, привести сюда девку! — Рявкнула она в сторону двери, там послышалась возня, и через некоторое время в комнату ввалился здоровенный солдат, тянувший, словно мешок, связанную Илону.

Он, не церемонясь, бросил ее прямо между нами, на пол, кивнул Зеле и оставил нас вдвоем, покинув кабинет начальника тюрьмы. Внучка архимага сплела воздушное заклинание, которое я, как и свою удавку, никогда не видел, и, зажав связанный рот у Илоны, запустила его прямо в нос, от чего северянка задергалась.

— Давай еще раз, Эмерик. Каждый раз, когда ты лжешь, я буду использовать воздушные путы на ней, рано или поздно, она не выдержит боли и умрет. — Девушка напитала заклинание силой из своего Источника, от чего Илона тут же взревела, из ее широко открытых глаз полились слезы. Увидев, что я вздрогнул, Зелела перестала питать заклинание, от чего бедная северянка сразу же успокоилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Увидел, как работает? Мне тоже нравится. Воздух в легких и горле становится острым и тяжелым, и начинает колоться, от чего человек испытывает очень сильную боль. Так вот, теперь повторяю, ты работаешь на де Фаттена?

— Да.

— Что он здесь забыл?

— Он выслеживает «Черную правду», хочет выйти на ее главных и устранить их, отправил меня с ними, убить твоего деда.

Она засмеялась, да так звонко, что на мгновение показалось, что девушка безумна. Отсмеявшись, она со вздохом сказала: — «Черная правда» — это его детище, он их создал.

— Ты лжешь!

— Не лгу, Эмерик, не лгу. Неужели ты думал, что тайная стража Мирея не заметила, как сотни добровольцев уплывают воевать в Ратарт? Кто, по-твоему, им помог?

— Но ведь они воевали против нас, там!

— Да, и отлично они справились, он их неплохо испытал в настоящей войне. Если бы победил принц, было бы тоже не плохо, с обеих сторон выгода. А так, он неслабо укрепил свою власть после падения Троакастера, потом после поражения в Ратарте, ну а теперь его оружейная мануфактура самая большая в Мирее, он самый влиятельный человек, мешает только император. Которого как раз и свергнет «Черная правда», а он героически ее победит и займет трон.

— Это не правда! Ты лжешь! Колгар бы мне сказал!

— А Колгар и сам не знает, твой доблестный и храбрый командир верно служит империи и выполняет все поручения. Де Фаттен уже отчитался, что они внедрили нужного человека в «Черную правду» и что скоро он всех переловит. А теперь скажи мне, как вы должны были убить моего деда?

— Кагалит, особый кагалит, усиленный.

— Умно, ничего не скажешь, умно. Дурак ты, Эмерик. Только мой дед стоит между падением Империи и ее спасением, а ты, дурак, ему мешаешь.

— Ты лжешь, я уверен.

— Твое право так думать, Эмерик, я тебе в честь старой дружбы говорю, а ты так в штыки все принимаешь. Ладно, посидишь пока тут, в тюрьме, а потом вас в столицу отвезем, будет суд, где ты все это повторишь, после чего власть де Фаттена закончится.

Она позвала гвардейцев, один из них схватил связанную Илону, другой подхватил меня, и мы уже было покинули кабинет начальника тюрьмы, как я сказал: — Он совершает ошибку, Гасбеас слишком опасен.

— О, ты и про это знаешь? Поверь мне, мой дед не ошибается. С таким оружием никто не будет угрожать Империи. — Она в след крикнула. — В отдельные камеры их, чтобы не переговаривались.

Моя камера оказалась похожа на клетку шамана, такой же узкий коридор и одна, одинокая клетка в конце, в этот раз даже без маленького окна и без соломы на полу. Меня развязывать никто не стал, так и бросили связанного на пол, словно игрушку, причем не очень удачно, так, что голова, словно тыква, стукнулась о камни пола, и я потерял сознание.

Пришел в себя, голова болела ужасно, ощутил, что разбил ее до крови. Попытался привстать, получилось с трудом, болело все, что может болеть, руки опухли и онемели в веревках, магическая удавка все так же светилась на шее.

Пробовал потянуться к Источнику, как она тут же легонько сдавила мою шею, словно давая понять о том, что играть со мной никто не будет.

Вот так номер, я теперь в тюрьме Хотрена и меня будут использовать против де Фаттена, моего самого большого командира, а потом, скорее всего, казнят за измену. Так себе будущее меня ждет, если честно.

Оперся спиной на холодную стенку камеры, и попытался было привстать, но сил не нашлось.

Не знаю, сколько времени я так просидел, пытаясь хоть как-то ослабить веревку, иногда напевая все песни, которые вспомнил, иногда просто поскуливая, как окончательно выбился из сил и бросил все попытки, закрыл глаза. Но заснуть мне не дало то самое чувство тревоги, которое я уже ощущал, сердце забилось, мурашки побежали по коже, открыл снова глаза и сказал: — Кто здесь, это ты, Фема?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})