Снежное сердце - Людмила Толмачева

– Миша, иди погуляй.

Оставшись одни, женщины долго молчали. Дана подыскивала нужные слова, а Софья Прокопьевна безразлично смотрела в окно. На ее отекшем морщинистом лице трудно было прочесть хотя бы что-то, о чем она думала в это время.

– Я закурю, не возражаете? – для проформы спросила она, вынимая из кармана пачку сигарет.

– Пожалуйста.

– Что же вы молчите? – щурясь от дыма, пробасила хозяйка.

– Я ищу подходящие слова, – созналась Дана. – Но лучше прямо. Ведь так?

– Ради бога.

– Мишу скоро заберут в детдом?

– Пусть только попробуют.

– Они и спрашивать не станут.

– А мы уедем.

– Куда, если не секрет?

– Так я вам и сказала.

– Вас все равно найдут. Пойдете за пенсией, и ваша конспирация закончится.

– Хм. А вам-то что за печаль, не пойму? Вы без году неделя завучем, а уже лезете во все дыры.

– Это моя работа.

– Эти, из опеки, которые тут околачиваются, тоже работают. Работнички, кузькина мать!

– Кстати, мне она тоже не понравилась. В зеленом пуховике.

– А-а, Жерякова! Та еще сука! Ничего, господь все видит.

– Софья Прокопьевна, отдайте мне Мишу!

Сердце Даны забилось с такой силой, что она невольно прижала ладонь к левой груди. Так и сидела, ожидая своей участи.

– Что, сердечко шалит? – кивнула на ее руку Мишина бабка.

– Нет, это от волнения.

– У моего мужа тоже сердце слабое было. Умер в сорок шесть лет. И дочь схоронила недавно. А сама вот живу. Никому не нужна, а живу зачем-то.

– А Миша?

– Я ведь пью. Разве вам Жерякова не сказала?

– Сказала. Я усыновлю Мишу. Воспитаю его и дам образование. Возможно, он станет художником.

– Не возможно, а точно станет. Взгляните сюда.

Нагнувшись под стол, Софья Прокопьевна что-то искала в старом чемодане. Выпрямившись, она подала Дане пухлую папку, перетянутую резинкой. В папке лежали Мишины рисунки.

И вновь Дана сделала открытие. Да еще какое! Это были не детские каракули с домиками и солнечным кругом на небе, а вполне зрелые, своеобразные работы, наполненные глубоким смыслом, говорящие о большом предназначении их автора.

Потрясенная, она долго перебирала альбомные листы с изображением людей, животных, природы и космоса.

– Я подумаю над вашим предложением, – услышала она голос хозяйки.

– А? Да, пожалуйста, подумайте. Но я бы очень хотела…

– Он уже замерз. Я позову его домой.

– Можно, я сама?

– Идите. Только не сильно надейтесь. Если я брошу пить, мы прекрасно обойдемся без чужой помощи. Я мечтаю побывать на его первой персональной выставке. Муж у меня был художником в доме культуры, писал афиши и всю жизнь мечтал о выставке. Но не сбылось. А Миша… Он другой. У него получится. Я вижу. Ладно, зовите внука.

Комнату для проведения музыкально-литературных вечеров отремонтировали довольно быстро. Дана попросила Илзу и Марию помочь ей в мытье двух огромных итальянских окон. Вооружившись ведрами, тряпками и стремянками, они с энтузиазмом взялись за работу.

Стояли солнечные дни, хотя по утрам на земле долго не таял иней. Густая синева высокого неба и освещенные солнцем крыши домов создавали иллюзию бесконечности теплых дней. Но близкая зима уже обдавала своим студеным дыханием, сковывала первым льдом небольшие лужи, гнала на юг припозднившихся перелетных птиц.

Девушки, ободренные и этой синевой, и солнцем, и какими-то своими тайными мечтами, щебетали как те птицы, весело и беззаботно. Кто-то предложил спеть, и они дружно затянули романс Рощина из фильма «Разные судьбы».

Почему ты мне не встретилась, юная, нежная…

Каждая из троих вкладывала в этот романс свой смысл и личный опыт.

Дану немного коробило содержание романса. Перед глазами возникал Шполтаков и плотоядно улыбался.

Тряхнув головой, она прогнала ненавистное видение, и представила Олега. Но и эта картинка не радовала. А вдруг он поет своей Рынкиной: «Ты еще моложе кажешься, если я около»?

С трудом дождавшись окончания романса, она предложила спеть другой, «Глядя на луч пурпурного заката» – любимое произведение Даниного отца.

Илза с Марией не знали слов, поэтому запевать пришлось Дане. Они дважды повторяли каждый куплет, чтобы выучить текст.

В разгар хорового пения, на строчке «Мою любовь, и ту забыли вы…» вошел Шполтаков. Девушки умолкли и застыли на своих стремянках, как ласточки на проводах.

Чиновник, словно жених на смотринах, разгоряченный близостью молодых красавиц, ходил по комнате, вел пространные речи и бросал оценивающие взгляды на ножки, обнаженные шейки и прочие девичьи прелести.

Дане надоело сидеть на стремянке, к тому же дорогое время уходило, а работа стояла.

– Виктор Анатольевич, мы высоко ценим ваше внимание, но окна надо домыть, – заметила она.

– Ах, да. Конечно. Не буду мешать. Надеюсь, мы не раз еще увидимся и поговорим. До свиданья, девушки.

Он ушел, и работа возобновилась. Но петь уже не хотелось. Как будто Шполтаков своими загребущими руками утащил их вдохновение. Труд превратился в скучную обязанность, но они довершили начатое до конца и, довольные собой, отправились по домам, готовиться к педсовету.

До него оставалось не больше двух часов – надо успеть принять душ, пообедать, привести себя в порядок.

Надев «линялый» голубой костюм, Дана поправила прическу и внимательно оглядела себя со всех сторон. Кажется, немного поправилась – юбка не крутится на талии, пиджак сидит как влитой. И лицо посвежело. Слава богу!

Она до сих пор не привыкла к своему новому профилю, поэтому каждый раз, когда брала в руки туалетное зеркало и вставала рядом с большим, висящим в прихожей, подолгу и во всех ракурсах изучала свой нос.

Нет, правильно она поступила, расставшись с прежней жизнью! Здесь ее узнали в новом обличье и даже успели полюбить. Не все, конечно, но те, к кому тянулась ее душа, отвечали взаимностью. А этого вполне хватает, чтобы дышать полной грудью, делать повседневную работу и заглядывать в будущее.

Доклад директора, эмоциональный, немного сбивчивый, приправленный поговорками и шутками, слушали с интересом. В основном, ее речь сводилась к хозяйственным проблемам и борьбе по их преодолению.

Следующее выступление, Данино, касалось непосредственно учебно-воспитательных задач. Хотя свои тезисы она тщательно подготовила, нервы давали о себе знать – руки противно дрожали, горло пересохло. Но уже через минуту волнение улеглось.

Уверенно, хотя и спокойно, не играя модуляциями, она говорила об успеваемости, посещаемости, выполнении учебных программ и планов.

Но вот первая часть ее речи была завершена, теперь можно высказать свое, личное, о чем не раз думала по вечерам.