Поцелуй с дальним прицелом - Елена Арсеньева

– Сильно или нет, уж и не помню, но это была первая любовь… А Морт меня терпеть не мог, вот и переспал с моей Арьян – просто так, чтобы мне досадить. Он был весьма обаятелен, а она легко смотрела на жизнь. Мы подрались так, что чуть не убили друг друга. В конце концов оба мы уехали из Мулена, Арьян тоже вышла замуж куда-то в Оксер или в Тоннер, точно уж и не скажу, я постарался забыть эту историю, но, как ни странно, известия о Дени порою доносились до меня. Он завербовался в Иностранный легион, был там на высоком счету, считался чуть ли не лучшим снайпером, потом сам нарвался на пулю в живот, перенес не одну операцию, был комиссован, ну и начал подрабатывать тем единственным ремеслом, которым владел. Так что его фамилия себя оправдала.

Алёна кивнула. Да уж, фамилия у Морта еще та!.. Интересная это вещь – говорящие фамилии. В России был знаменитый фехтовальщик Кровопусков… А разве у самого Никиты Шершнева не говорящая фамилия? Ведь шершень – это большая оса, тревожить гнездо которой не стоит. Эти насекомые очень агрессивны, а укусы их весьма болезненны. Острая боль, отек, воспаление, головная боль, головокружение, сильное сердцебиение, повышение температуры, крапивница, порою затруднение дыхания, а в тяжелых случаях – анафилактический шок, доводящий даже до паралича центральной нервной системы, и самый настоящий сердечный спазм – вот что может приключиться из-за укуса потревоженного шершня. Потому Алёну и била весь вечер дрожь, потому она и прибегала к сильнодействующим транквилизаторам, что до сих пор не могла прийти в себя и поверить, что спаслась из гнезда русско-французского шершня без контрольного укуса в голову. Сердечный спазм у нее практически произошел в тот момент, когда появилась эта дурацкая Анастази. Причем спазм этот был так силен, что Алёна словно окаменела: ни рукой, ни ногой шевельнуть, ни в бегство удариться.

Ей надо было, конечно, изобразить ледяное изумление, принять вид, будто Анастази ее с кем-то перепутала, однако Алёна только и могла, что стоять, будто приколоченная к полу, да лупать глазами, в то время как Никита удивленно повторил вслед за секретаршей:

– Нашли блокнот?.. Какой блокнот?

– Да ее шефа, какого-то Баре, – ляпнула Анастази, у которой, видимо, было недержание речи. – Говорила, он был у вас вчера и забыл тут блокнотик с русскими буковками на обложке. Только мы его не нашли.

– А когда это было? Когда вы его искали? – спросил Никита, и Алёна поразилась тому, насколько изменился его голос. От веселого и гостеприимного хозяина, обворожительного собеседника не осталось и помину. Полное впечатление, что в лице Алёны к нему явился враг, разделаться с которым он мечтал всю предыдущую жизнь. И будет жалеть всю оставшуюся, если не удастся воплотить эту мечту в реальность!

– Да примерно час назад, перед тем как мне в джим-саль идти, – продолжала болтать проклятущая Анастази.

Нет, вот же свинство какое, а? Алёна была убеждена, что Анастази на сегодня свое отработала и свалила домой. Почему же она не предупредила, что всего через час вернется? Свинство, честное слово, другого слова не подберешь! И почему ее не угораздило задержаться в этом самом джим-сале, в спортзале, говоря по-русски, еще хотя бы на полчасика? А главное, почему у нее не отсох по пути на работу ее противненький язычок?!

– Баре – ваш шеф? – Никита повернулся к Алёне и уставился на нее с непроницаемым выражением. – Очень интересно… И давно вы к нему устроились? Не позавчера ли, после нашей встречи на Монтолон? А с какой целью? Неужели тоже для сбора информации к роману? Однако, я смотрю, ваша любознательность поистине безгранична.

То, что он знал Бертрана, было несомненно. И, конечно, связал все концы с концами. И обо всем догадался…

Ну, тут и круглый дурак догадался бы, а Никита Шершнев дураком отнюдь не был.

– Да, вы и в самом деле дамочка с фантазией, как характеризуете себя в одном из ваших романов, – проговорил Никита, подтверждая, что и впрямь познакомился с творчеством писательницы Алёны Дмитриевой. – Ну, что молчите, как убитая? Может быть, все-таки скажете что-нибудь в свою защиту? Или нечего?

– Да почему? – наконец-то смогла выдавить Алёна, изо всех сил убеждая себя, что Никита просто-напросто употребил расхожую идиому и ничего такого не имел в виду под словами как убитая. – Иду по Фобур-Монмартру, смотрю – табличка с вашей фамилией. Дай, думаю, зайду, еще раз поблагодарю хорошего человека. А когда узнала, что вас нет, я и ляпнула насчет блокнота – первое, что в голову пришло. Не пересказывать же вашей секретарше всю ту дурацкую историю, которая приключилась в сквере на Монтолон. А потом, мне до смерти захотелось хотя бы на минуточку заглянуть в ваш кабинет. Никогда не приходилось бывать в святая святых человека вашей профессии. Вы сами виноваты, что у меня разыгралось любопытство!

Надо надеяться, Никита не сочтет за намек эту дурацкую обмолвку: до смерти захотелось?..

– Стоп! – махнул рукой Шершнев, останавливая безудержный поток ее оправданий, и повернулся к секретарше: – Настя, она оставалась одна в кабинете хоть на минуточку?

Персиковые щеки ощутимо поблекли. У Алёны уже начался было очередной сердечный спазм, однако Настасья явно боялась Шершнева почти так же, как и она сама.

– Нет! – почти выкрикнула перепуганная красотка. – Нет! Зашла на минутку, огляделась – и…

Врала она никудышно: бегала глазами (вернее, линзами), нервно тискала руки… Поверит Шершнев? Не поверит? И если не поверит, что сделает? Обыщет Алёну? Ой-ой…

– Почему же вы не подошли к телефону, Настя? – внезапно рявкнул Никита. – Я же настрого приказывал вам принимать все звонки! Сколько раз можно говорить о том же самом?!

– Как это не подошла?! – возмутилась Анастази. – Подошла, но там перепутали номер. Нужен был офис какого-то мсье Ламартина… – И она осеклась, поняв, что попалась на самую нехитрую удочку, какую только можно вообразить.

– Чей офис? Ламартина? Любопытно! – Никита слегка усмехнулся, глаза блеснули, и Алёна ощутила, что ее почти смертельный ужас отступает перед поразительным обаянием этого человека. Она вдруг ощутила себя приговоренной к смерти, в последнюю минуту перед казнью получившей помилование. Может, и впрямь обойдется, а?..

– А с чего вы взяли, что кто-то звонил? – вызывающе спросила Анастази, которую, несмотря на ее молодость, жизнь уже успела научить, что лучший способ обороны – наступление.

– Настенька, вы случайно не читали стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Глупой красавице»? – ласково спросил Никита. – Вижу, что нет… С того я это взял, что на вашем телефоне стоит определитель номера. Придя, я проверил звонки. Номер, с которого сюда звонили в три часа три минуты, мне хорошо известен. Он принадлежит некоему мэтру Баре.