Теория бесконечных обезьян - Екатерина Звонцова

В трубке долго молчали. Но едва я собрался снова позвать Варю, как услышал тихое:

– Я так и знала, черт… Давайте закончим, а? Напишите ей, что Игорь погиб или хотя бы постриг принял. Жесть какая-то, черт, черт… – И она повесила трубку. Через пару минут перезвонила сама и принялась умолять о том же. Заикалась, сбивалась и даже клялась выплатить неустойку, если надо. Отдать следующую книгу бесплатно. Две. Три. Четыре.

– Я же не вру, я никогда не вру, о чем я только думала?.. Сука малолетняя!

Она была младше меня на море лет. Молодости, согласно некоторым стереотипам, свойственны эгоизм и жестокость, особенно в одной упряжке с успехом. Мол, продаешься – радуйся! Но нет, а теперь, слыша и чувствуя Варькин стыд, и я понял, что, в сущности, случившееся не смешно. Может, письмо и драматичное, может, и косноязычное, но… какого черта я вообще смел судить о нем по-редакторски, будто это рукопись? Кто тут сука независимо от возраста? Какая-то одинокая тетка повелась на наш обман, выстроила воздушный замок – при научном-то мышлении! А обман устроили лишь из-за того, что женщинам «нельзя» писать фантастику, а нам – издавать рискованные книги. Чушь.

Вскоре мы вовсе отказались от мистификаций: проворачивать их все равно становилось сложно, учитывая массовое вылупление соцсетей и сайтов. Авторы все еще издаются порой под псевдонимами, но живут вполне себе невыдуманными жизнями. Только агроном так и остался пожилой травницей: слишком прикипел к образу. Но он был чудаком и в школе, я его помню.

Что касается Вари, мне уже тогда не хотелось объявлять о смерти ее литературного альтер-эго – физической ли, мирской, неважно. Я испытывал смутное беспокойство, теперь я понимаю: сродни предчувствию. Конечно, я выбрал вариант с постригом: а ну как поклонница наложила бы на себя руки, узнав, что предмет ее нежности мертв? Без неустоек обошлись. «Звездный крест» годами остается дилогией того, кто покинул людей. Автора до сих пор ищут в монастырях – чаще всего почему-то на Валааме и Соловецком острове. Не находят его, но находят что-то другое. Возможно, для метафоры о Господе это и хорошо.

Прошло несколько лет, а ситуация не забылась. Более того, остро вспоминается сейчас, из-за Джудовых чудачеств. А с памятью пришел и муторный какой-то, зыбкий страх перед любыми мистификациями, которые раньше приводили меня в восторг…

Не отпускает даже сейчас – когда, немного отведя трубку от уха, я слушаю монотонную речь, где чаще всего мелькают «премия “Урюпинское Алмазное Перо”» и «признанные заслуги». Урюпинское. Урюпинское, понятно? Нет, город-то прекрасный: столица российской провинции, королевство теплых козьих платков… Но надутые эти щёки и интонации, некое подспудное «восхищайтесь, я снизошел к вам с высот» – такое, будто мне, плебею, рассказывают о Нобеле? Хотя и его-то порой вручают спорным книгам.

За фоновой, с утра не отлипающей тревогой из-за понимания, что уже творится в инстаграме, уныло плещется мысль: «Какого черта?» У меня есть секретарь. Младшие редакторы. В конце концов, ведущие. Ну кто, кто перенаправил очередного гения ко мне? Впрочем, возможно, он просто прошел уже через все руки и добрался до верхней инстанции. Выше – только Горыныч. С которым (которыми) мне лучше сейчас не ссориться.

– Вы получите ответ по электронной почте, если ваш роман нам подойдет.

– Когда? Я хотел бы знать сроки. У меня правда стоящая вещь, очень актуальная, очень…

Голос вроде даже вполне приятный. Интеллигентный. Молодой.

– Я ничего не могу вам сказать наперед. Мы очень загружены.

– Я хотел бы знать сроки, – попугайски повторяют мне, и я тоже повторяю:

– Мы очень загружены и не можем их прояснить. Извините. До свидания.

Попугай с попугаем поговорил. Я опускаю трубку. Господи. Кто вообще придумал это клювокрылое чудовище, обратную издательско-издевательскую связь?.. Через несколько столов я строю Динычу зверскую рожу. Она потупляет глазки.

Мы ненавидим, когда авторы нам звонят. Точнее, не так: когда звонят наши, мы рады – несмотря на все заповеди недружбы, порой мы общаемся неформально, кормим друг друга пирогами, даже в бары вместе ходим, по крайней мере у меня так. Такой звонок редко несет что-то действительно раздражающее или утомительное, максимум ворчание: «Дайте денег». Но когда названивает или пишет – упорно, раз по шесть на неделе – посторонний человек, месяц назад впервые отправивший рукопись, с целью узнать, получили ли мы ее, а завуалированно – восхитились ли и готовим ли уже золотые горы? – это приводит в вялое бешенство.

Я терпел в доперестроечные и ранние перестроечные времена: понятно, такой чудо-вещицы, как электронная страница «Условия для новых авторов», не было. Но прошло, черт возьми, не год и не два, теперь у каждого издательства есть сайт, где, как правило, написано что-то вроде: «Мы сами свяжемся с вами, если текст нас заинтересует. Срок рассмотрения <от месяца до года, у нас, например, стоит 3 месяца>». Какое из слов непонятно? Сами? Заинтересует? Неужели со стороны вправду кажется, что мы болезные? Непременно рукопись драгоценную потеряем, забудем в туалете или кофе на нее поставим и опять же забудем? А вот если позвонить… если названивать день за днем или проводить ковровую бомбардировку письмами, то тогда… И хоть забывай этику, прыгай на стол и ори: «Если ваш текст хороший, я с вами свяжусь! Свяжусь!» Кстати, здесь загвоздка. Авторы с хорошими рукописями нам, как правило, не звонят и не пишут больше, чем раз-два. Казалось бы, уважение к чужому времени не должно коррелировать с уровнем работы… а вот поди ж ты.

– Сабина, простите, пожалуйста. Ну и денек…

Риночка – именно она сидит сегодня на том стуле, где вчера страдал от похмелья Джуд, – только сочувственно кивает. Она из адекватных: тех, кто не звонил сто раз. Отправила первый роман, да и забилась в темную кладовку самоедства – ждать ответа и терпеливо принимать грудью все удары внутреннего критика, каждое «Да никому ты не нужна, таких полно». И вот сейчас она подписала договор на четвертую по счету книжку. Горда. Довольна.

– Наверное, это как с дюжиной деток, да? Всем внимание нужно…

– Нет, не как с дюжиной. Как с целой китайской провинцией.

Тихо смеясь, она качает головой, и на лоб падает прямая челка с красными кончиками. Риночка кажется очень молодой. Ей трудно, например, купить шампанское без паспорта. Вообще всё это поколение поздних восьмидесятых и ранних девяностых какое-то такое – худенькое, маленькое. Голодное перестроечное детство. Или, может, метафизическое объяснение: вся энергия космоса ушла на вводы и выводы танков, бархатные революции и прочие политические потрясения, а на детей адекватного