Капитан Сорви-голова. Возвращение - Павел Лагун

— Мы хотели бы спеть вам песню о любви. Пусть это чувство никогда не покидает вас и останется в ваших детях. Пусть они любят вас и никогда не предадут… Шейтоф перебирал пальцами гитарные струны, извлекая красивую, переливистую мелодию. Губная гармоника Строкера издала глубокий вибрирующий звук. Логаан, заглядывая для верности в блокнот, запел, выбивая пандерой ритм по колену:

Весь Мир сосредоточен на тебе.И словно нет далеких измерений.Нет разрушений, новых нет творенийВ пленительной покорности судьбе.Весь Мир сосредоточен на тебе.Ты как конечный пункт моих свершений,Ты как начальный символ вдохновений,Ты как победа в праведной борьбе.И кажется — не будет больше бед,Когда ты рядом каждое мгновенье,Я чувствую твое прикосновенье:Весь Мир сосредоточен на тебе!

Своим голосом Логаан владел неважно, хотя в музыкальном слухе ему отказать было нельзя. И вдохновение, с которым он пел, завораживало. Песня очень понравилась Жану и Жорисе. Они, сидя на кровати, дружно зааплодировали музыкантам и певцу. Те поднялись со своих стульев и чинно поклонились. Затем приняли еще по стаканчику и уже стали настраиваться на исполнение следующей песни, когда за палаткой послышались топот копыт и лошадиное ржание. Всадник спешился рядом и, несколько раз громко кашлянув, вошел, отодвинув полог палатки. Это был бур лет тридцати с темно-коричневой, хорошо постриженной бородой в элегантном, перепоясанном ремнем, мундире.

— Мне нужен капитан Сорви-голова, — сказал он, снимая шляпу. Жан поднялся с кровати. — Вас срочно вызывает к себе командующий, — сказал ординарец и вышел наружу.

— Вот и задание, — произнес Жан Грандье, целуя Жорису в щеку.

— Ну а наш концерт окончен, — проговорил Ольгер фан Шейтоф, убирая свою гитару в кожаный чехол.

— Вы должны отправиться на Олифант-ривер, мой мальчик, — сказал Луис Бота, пожимая руку Жану Грандье. — Там рассредоточена бригада генерала Питера Кофальофа. Вы отыщете его и передадите вот этот пакет. В нем оперативные сведения о планах английского командования по окружению и разгрому части генерала. Возьмите с собой несколько человек, надеюсь, знаете кого. На все сборы вам два часа. Придется ехать ночью. Так безопасней. Я пошлю с вами человека, хорошо знающего те места. Он даже ночью проведет вас по тропам. До штаба генерала отсюда миль шестьдесят. К середине завтрашнего дня вы должны туда добраться, если не случится ничего непредвиденного. От вашей миссии зависит судьба бригады.

— Я все понял, мой генерал, — по-военному отдал честь капитан Сорви-голова. — Разрешите, я возьму с собой тех, с кем я сюда прибыл. Я их знаю хорошо.

— Но ведь вы предполагали, что среди них может оказаться предатель, укравший английский план.

— Может быть, в этом походе этот человек как-то выявит себя.

— Ну что ж, вам, как говорится, и карты в руки. Желаю удачи, — и снова Бота крепко пожал Жану руку. Затем позвал адъютанта: — Пригласите, пожалуйста, проводника. Через несколько минут за перегородку зашел какой-то бур. При слабом свете керосиновой лампы Жану он поначалу показался незнакомым. Но, когда тот снял шляпу, обнажив лысину, капитан Сорви-голова признал в нем капрала Гегеля… Они тоже обменялись рукопожатиями…

— Я поеду с тобой, — заявила Жориса и стала решительно собираться в дорогу. Она переоделась в свой мужской костюм и не слушала слабых возражений Жана. И он этому, в общем-то, был даже рад. Оставлять любимую одну он не хотел. Если вместе, так — вместе. И он в знак согласия расцеловал Жорису. Она при жалась к мужу трепетным, уже не девичьим телом. А ей-то всего шестнадцать лет. Но в Африке девушки развиваются гораздо быстрее. Ехать согласились все. Даже почему-то Фардейцен, который перед этим прямо заявлял, что устал от всяких путешествий и сражений. Он мирный коммивояжер, коммерсант, а не солдат и он лучше отсидится здесь до окончания войны, когда можно будет свободно торговать с англичанами, а не убивать их. Такие "подрывные" речи не понравились комманданту Поуперсу и он пригрозил Фардейцену трибуналом. Кстати, Отогера тот самый трибунал приговорил к… изгнанию. Ему к запястью приложили специальную несмываемую печать, дали двухдневный запас продовольствия и пять патронов к винтовке. А потом выдворили за пределы лагеря. Он мог вернуться назад только через полгода, чтобы стереть печать специальным составом. Ни один бурский отряд, ни одна семья не должна за это время принимать к себе изгнанника. Некоторые из них переходили к англичанам. Другие забирались в густые леса или горы и вели там уединенный образ жизни. Их были единицы. Их презирали все. Предать свой народ во время беды, есть ли что-нибудь более достойное презрения. Выехали из лагеря уже в полной темноте. Март — первый осенний месяц, и уже начинают дуть прохладные юго-восточные ветры. Ночи не такие теплые, как летом, но днем по-прежнему жарко, ведь тропики здесь совсем недалеко, хотя климат в высоком вельде несколько иной, особенно в долине озер Крисси. Миновали последние бурские посты и брандвахты и при свете луны поскакали вереницей по травянистой степи, ориентируясь на гору Брейтен, хорошо видимую на ночном горизонте.

Неподалеку от ее подножия берет свое начало река Вааль. Гору отряд обогнул уже далеко за полночь. Затем переправились через узкую в своем истоке речку Комати и скорой рысью двинулись к реке Олифант, чтобы потом вдоль ее берега добраться до штаба генерала Ковалева, полновластного хозяина этих мест. Он, в отличие от самого Боты постоянно донимал английские гарнизоны дерзкими ударами. Бригада Ковалева сумела даже разгромить с десяток блокгаузов — железобетонных укреплений, которые англичане соорудили через каждые полтора километра вдоль важнейших коммуникаций: железных дорог, телеграфных линий, крупных населенных пунктов. Об эти крепости, по их замыслу, должны были разбиться мужество и отвага трансваальских бойцов. Но русский бур Ковалев доказал им, что и эти стены можно пробивать смелым напором и умелой тактикой. К сожалению, его наступательный порыв не был поддержан другими армиями буров, которые по-прежнему придерживались оборонительной доктрины. И англичанам такая активность небольшого, но очень настырного соединения противника, очень не нравилась. Они решили разгромить бригаду Ковалева решительным ударом. Они тайно сосредоточивали силы на предполагаемых местах дислокации бурских коммандо. Но все тайное иногда становится явным. У Луиса Бота в штабе английской дивизии, очевидно, был осведомитель. Он и известил командующего о наступлении англичан на бригаду Ковалева. И Жан Грандье со своим отрядом должен был предупредить генерала об этом наступлении. Они скакали всю ночь напролет и к утру стали уставать. Особенно притомились музыканты, не успевшие отдохнуть после концерта под "спиртным градусом". Шейтоф и Строкер, сидя в седле, откровенно клевали носами, засыпая на ходу. Логаан тоже сдерживался с трудом, частенько мотая головой, чтобы отогнать дрему. Да и остальные, признаться, чувствовали себя не намного лучше. Ночью обычно полагается спать. Но воинская служба не знает различия между днем и ночью. И отряд, возглавляемый неутомимым проводником — капралом Гегелем, без остановки и привала скакал по освещенному луной вельду на северо-запад, туда, где кончается степь и начинаются леса. Но до леса они добраться не успели. Когда солнце за их спинами вынырнуло из-за горизонта красно-оранжевым шаром и осветило степь своими длинными сверкающими лучами, коммандант Поуперс увидел в бинокль на западном горизонте довольно крупный кавалерийский отряд.