Сумеречный судья - Денис Чекалов

— Как знать, — пробурчал я. — Может, Багдади застрелился из-за того, что друг его доставал. А теперь он возьмется за нас.

— Майкл, — ответила она. — Ты отдал мне свою душу, в том числе, потому, что не любишь принимать правильные решения. Особенно, когда сам знаешь, что они правильные.

— А ты взяла ее оттого, что в душе садистка.

Демонесса самодовольно улыбнулась.

— У меня нет души, и ты это знаешь.

Зденек Лишка остановился в дверях. Единственное, чего ему недоставало — шляпы в руках, которую он стал бы мять. Ветер подхватил его длинные волосы и хлестнул ими по лицу.

Сложно было сказать, сколько лет этому гному. Он навсегда остановился в том неопределенном возрасте, когда ничто земное больше не трогает сердце.

Жизнь и секс делают человека молодым; самокопание и печаль превращают в старика. Зденек Лишка был далек и первого, и второго; я понял, что жизнь его сосредоточилась в одном Серхио Багдади.

Он принадлежал к тем по-собачьи преданным спутникам, которые часто бывают у харизматических художников и поэтов. Влюбленные в своего кумира, не видящие пятен на сияющем солнце — и в то же время слишком слабые, чтобы поддержать того в трудную минуту.

Прошлой ночью Зденек умер вместе с Багдади.

— Ченселлор Майкл, — произнес маркиз, протягивая для пожатия дрожащую руку.

Я ее не заметил.

— Я так часто перечитываю ваши трактаты. В них столько глубины. Когда мне сказали, что вы в Санта Хаване, приехали в то самое время, когда погиб наш несчастный Серхио… Я понял, это знак судьбы.

Мысль о том, что такой человек, как Зденек Лишка, мог читать мои книги, заставила меня задуматься, — стоило ли вообще браться за перо.

— Думаете, это причина и следствие? — поинтересовался я.

— Что? — переспросил он.

— Мой приезд и смерть вашего друга.

Он смутился.

Франсуаз протянула нашему посетителю руку.

— Не обращайте внимания на тон ченселлора, — мягко произнесла она. — Он, как и все мы, глубоко потрясен трагедией…

Я никогда не читал Багдади, и, говоря откровенно, мне было плевать — застрелился он или нет.

— Садитесь. Выпейте бокал нектара и расскажите, что привело вас к нам.

Франсуаз — демон, и способна сильно влиять на умы и чувства людей. Я видел, как от одного ее слова собеседник мог прийти в бешеную ярость или исполниться глубоким спокойствием.

Зденек Лишка принял у демонессы бокал, и, подойдя к бару, налил его до краев. Он выбрал не цветочный нектар, но марокканское вино — и довольно крепкое.

Я отозвал девушку в сторону.

— Любовь к бутылке — неотъемлемая черта богемы, — заметил я. — Теперь мы с тобой сыграем. Я скажу тебе, зачем к нам пришел этот прихвостень знаменитого алкоголика. Если я прав, мы выставим его и уедем из Санта Хаваны.

— А если нет?

— Френки, я прав…

Бокал марокканского вина так глубоко увлек Лишку, что мы могли разговаривать, не боясь его ушей.

— Так почему он пришел, Майкл?

— Сейчас он скажет, что Багдади убили.

— С чего ты взял?

— Френки… Надо говорить — не «с чего ты взял», а «Холмс, как вы догадались». Да какой поклонник смирится с мыслью, что его кумир жил, как свинья, и умер, как свинья? Вот они и выдумывают байки про заговоры, и плачутся об этом со страниц газет.

— Лишка тебе не нравится?

— Я вообще презираю людей, Френки. А нашему пьянчужке Зденеку еще и повезло — в городе оказались мы. Если начнем расследовать это дело, никто не усомнится в правоте его выдумок. Итак?

Зденек Лишка уже успел вылакать бокал марроканского вина — и мне показалось, что наслаждение от напитка он получил, только прочитав этикетку. Его рот и горло настолько привыкли к спиртному, что не отличили бы «Дон Периньон» от жидкости для очистки магических кристаллов.

— Что же привело вас к нам? — ласково спросил я.

Я всегда проявляю долготерпение к тем, кого собираюсь спустить с лестницы.

— Никто не поверит мне, — начал Лишка.

— Я поверю, — солгал я.

Он взглянул на меня, и в его глазах сверкнула тоска законченного алкоголика.

— Серхио убили, — произнес маркиз.

— Серхио убили, — сказал я. — Всех их убили. Поэты прошлого имели хоть мутную каплю достоинства — умирали на дуэли. Сейчас их даже на это не хватает.

Зденек Лишка взволнованно наблюдал за тем, как мы с Франсуаз совещаемся у парапета террасы.

— Возможно, у него есть причины так думать, — заметила демонесса.

— Бесспорно, — согласился я. — И ты сама видела, как он принял внутрь еще двести грамм таких причин. Погляди на него, Френки — это же полусумасшедший. Такие открывают музеи и собирают по всему миру булыжники, на которые когда-то вытошнило великого поэта.

— Неужели ты собираешься выставить его?

— О, да! Я не собираюсь окунуться в ту отстойную яму, где плавают воспоминания о застрелившемся гении.

Франсуаз поджала губы.

— Нельзя отказывать человеку в помощи.

— Да, ему нужна помощь, — согласился я. — Анонимных алкоголиков.

Я подошел к нашему посетителю.

— Вынужден огорчить, мастер Лишка. Сейчас мы не в состоянии заняться вашим делом. Уверен, в полиции вас выслушают с большим интересом.

Лицо гнома стало бесконечно несчастным. Такое бывает у человека, который никогда не утруждал себя тем, чтобы добиваться цели. Получив отказ, он преисполнялся грусти и обиды на весь несправедливый мир, и глубоко уходил в себя, не помышляя о борьбе.

Произошло это и сейчас.

Я не слушал его сбивчивые возражения; крепко взяв Зденека Лишку под локоть, отвел к двери, и запер за ним замок. После этого счел обязательным вымыть руки с душистым мылом.

— Он на самом деле верит, что поэт был убит, — заметила Франсуаз.

Девушка не была согласна с моим решением; но скорее, из чувства противоречия.

— Самое скверное не это, — произнес я. — Лишка думает, что его поэт когда-то существовал.

— Не стоило останавливаться в такой гостинице, — пробормотал я. — Здесь не понимают, что означает просьба не беспокоить.

Я застегнул левую манжету и, окинув себя взглядом, счел, что мой костюм не может вызвать нареканий. Дверной звонок продолжал делать то, для чего его вмонтировали в дверь — мешать постояльцам.

— Раз мы уже покидаем это гнездо буревестника, — сказал я. — То сможем отделаться от новых посетителей, пока станем спускаться по лестнице.

Голос звонка смолк, и я сделал неопределенный жест, констатируя, что наши гости сами сдались. Внезапно раздался громкий треск, и дверь вылетела с петель.