Право на нас - Марина Анатольевна Кистяева

встречи с Карпитовым она выбрала простое черное платье. Классика. Не облегающее, приятно скользящее по фигуре. Ни одного украшения Нина надевать не стала. Зачем позориться?

Поверенного Варанова она увидела сразу. Такой... всё-таки интересный мужчина. Чего уж.

Более того, он сразу увидел её. Как только она появилась в зале. Неужели прямо ждал-высматривал?

По мере того, как она приближалась к столику, он встал, приветствуя её.

Джентльмен фигов.

Где-то в глубине души, там, куда давно спряталась «девочка-девочка», что-то всколыхнулось, обрадовалось и даже, кажется, запищало от восторга. Но Нина быстро погасила душевные порывы.

- Прекрасно выглядишь, Нин.

Он улыбнулся.

А она...

Она сразу перешла к делу.

- Тоня больше не поедет к Богдану, - решительно произнесла Нина, чуть заметно вздергивая подбородок кверху.

Что с ней? Откуда эта нервозность? Нет, нервозность можно как раз понять. Она о судьбе дочери печется. Но только ли она этим обусловлена?..

Или тем, как смотрит на неё Карпитов?

Взгляд у него, конечно, дай Боже. Тяжелый. Сегодня так точно. Вроде бы раньше она не замечала, чтобы он так властно смотрел. Пронзительно. Обычно с легкой иронией.

Нина выбрала не тот день для разговора? Или что?

Она начала теряться?

А ещё девчонкой какой-то несмышлёной себя чувствовала. Честное слово.

- Кто сказал?

- Валер...

-Ладно. Давай я иначе спрошу. Почему?

Нина вздохнула и занервничала сильнее. Протянула руку и схватила бокал с нетронутом до этой поры вином. Всё-таки неплохо, что он его заказал для неё.

- У них что-то произошло. Нехорошее. Тоня плачет ночами. По утрам выходит к завтраку с красными глазами. Мне ничего не говорит, но...

Нина сильнее сжала ножку бокала.

- Я её больше к Богдану не пущу, - тихо и решительно закончила она.

Валерий не спешил отвечать. Откинулся на спинку дивана и продолжил на неё смотреть.

- Странно...

- Что странного? Что моя дочь плачет?

- Женщина, режим разъяренной кошки, заступающейся за своего детёныша, выключи.

Никто Тоню не обижает.

- Да неужели? - съязвила она.

Ничего Нина выключать не планировала.

- Нина...

- Что, Валерий Дмитриевич? Лично ты возил мою девочку к парню своего патрона. Сказки на ночь, наверное, читать, да?

- Пожалуй, выпей вина, Нина-а... Успокойся.

Он подозвал официанта. Тот мгновенно материализовался.

Нина заставила себя тормознуть. И напомнила себе, что она «просящая».

Вино оказалось божественным. Она никогда в жизни не пила такое. И никогда в жизни не признается в этом Валерию.

Тот продолжил лениво смотреть на неё.

Интересно, что увидел этакого-такого?

- Успокоилась, - сказала Нина с трудом сдерживаясь, чтобы не плеснуть остатки вина в лицо Карпитова.

Её, наверное, в этом случае за белые рученьки из «Мико» выведут и в черный список внесут? Трагедия всей жизни случиться!

- Не особо успокоилась, Нина. Но у меня встречный вопрос - а вы разве не в курсе, что Богдан вышел?

Глава 25.

Парни встретили Богдана с шумом, гаканьем. Дема запрыгнул на него, и уронил в сугроб.

- Придурки, - засмеялся Даров, отплевываясь от снега.

Губищи сами расплылись в улыбку. Хотя не до радости было. И вроде бы вот, случилось то, о чем думал, мечтал.

Он на свободе.

Вышел. С него сняли все обвинения... По щелчку пальцев. И он даже знал, кто щелкнул.

Он должен радоваться. А в груди скребло. Когтями.

Его встречать приехали не только парни.

Но и человек отца.

Карпитов Валерий, кажется, Дмитриевич. Адвокат тоже был. Точнее, именно он сопровождал его на свободу.

Оказывается, как иногда быстро может поменяться расклад вещей. Вчера ты заключенный, сегодня - свободный человек.

- Чё сразу придурки? - Демьян протянул ему руку.

Он помог ему подняться и снова обнял, оторвав от земли.

- Эй-эй, ну-ка...

Николай. Леонид. Андрей. Все приехали.

Иначе и быть не могло.

К ним подошёл Карпитов.

- Отец ждет завтра к десяти.

Коротко и по существу.

- Буду.

Надо же... Не сразу к себе велел доставить. Просёк, что ему сначала к своим надо? Туда, где тихо. Где поймут. Где не надо делать серьезную мину при плохой игре.

Дома его ждал ужин. Жареная картошка с...мясом.

- И даже не сожгли?

- Обижаешь!

- Лопай давай, что дают! Привык к ресторанной еде. А у нас тут всё по-простому.

На самом деле по-простому ничего не было. Андрюха сдался первым.

- Бога, ты реально подумал, что мы тебя только картошкой потчевать будем?

- Да я запах шашлыка за версту учуял, конспираторы херовы.

Они достали из холодильника огромную кастрюли замоченного мяса.

- По рецепту дяди Васи, надеюсь, делали?

Богдан, поддерживая игру, открыл кастрюлю. Запах, от которого дуреют все мужики, растекся по кухне.

- Ну и чё столбом застыли? Мясо пойдемте жарить. Картошку оставьте на вечер...

Они гурьбой вышли во двор. Толковой мангальной зоны ещё не соорудили, летом планировали заняться. Причем, хотели варить сами. Лёня даже сварку уже купил.

Кто-то притащил деревянные стулья. К ним сидушки. Одна подушка, вторая. Даже стол где-то достали.

- Водка, виски, пиво. Ещё что-то забыл? - Коля поставил ящик с неаккуратно накиданными бутылками на стол. Тот протестующе заскрипел.

- Нажремся, чую, сегодня...

- А чего бы и нет. Повод железобетонный.

Мясо пожарилось быстро. Богдан в основном молчал. Что-то говорил, но мысли его были далеки. Точнее, их совсем не было. С ним такое случалось нечасто. Когда впадаешь в некую прострацию, и нихера не понимаешь, как из неё выбраться.

- Кто мясо замачивал?

- Шикардос вышло. Ну, что, Бога, за твой выход?

- Давайте.

Богдан выпил одну стопку.

- Плесни ещё...

И сразу вторую.

Он пил и не чувствовал вкуса. Не брало его...

- Что думаешь делать? - спросил Андрюха, накладывая ещё мяса.

Они ели прямо на улице. И пофиг, что прохладно.

Хорошо же!

А главное - вокруг свои.

Богдан понял, о чем Андрюха.

Все поняли.

Демьян. Он был ближе всех ему. Стоял, гад, бровями играл, прямо, как девица на выданье в старые добрые времена.

Андрюха. По больше части молчаливый. Они вдвоем в это схожи были. В последнее время увлекся готовкой, отчего его парни нещадно стебали. А он пер, как бык, вперед.

Николай. Первый, кто кидался в замес. Тот самый парень с повышенным чувством справедливости.

И Леонид. Которого никогда не надо было звать. Он сам приходил, зачастую видя то, что другие заметят через несколько дней, а то и вовсе пропустят мимо.

Его четверка. Те, с которыми он рос, которых