Б.В.Г - Ольга Макарова

— Клот сказал, что ты знаешь, что сделать, чтобы Аполлон поплыл! — сходу выпалил будущий Капитан.

Дар пожал плечами и шкодливо улыбнулся. Что и говорить, он сейчас чувствовал себя не только невесомым, но и всемогущим…

— Пойдем, покажешь мне, как все управляется, — сказал он Лёну.

Сердце Корабля давно стало своеобразным храмом, куда Приморцы иной раз заглядывали, чтобы взглянуть на молчащие приборы и восхититься тем, что ушло… Капитаны же из поколения в поколение изучали их. Искусство управлять кораблем передавалось от отца к сыну. Правда, Аполлон уже давно не отзывался на попытки завести двигатель.

Лён закрыл дверь и поставил на специальную подставку масляный светильник.

— Показывай, — сказал Дар. И потом долго наблюдал за тем, как терпеливо и не торопясь, Лён разъяснял ему все, чему научился от отца.

Мальчишка не нажимал кнопок не трогал рычагов, лишь бережно касаясь их. И каков же был его ужас, когда Дар, с присущей ему сегодня беспечностью сказал: «Я все понял. Надо сдвинуть вот это… нажать вот это… — передвигая рычаги и преспокойно тыкая священные кнопки… А потом добавил: — И полный вперед!»

Черный Аполлон вздрогнул и зарычал, как разбуженный зверь. И скоро, вздымая полосу пены и разрывая последние беспомощные веревочные лестницы, связывающие его с берегом, точно паутина, отчалил…

— Правь! — сказал Дар, похлопав Лёна по плечу… — А то я не запомнил дальше…

…Дрожащие мальчишеские руки легли на штурвал… Наследник стал Капитаном…

Глава сорок третья. Черный Аполлон и Пластилин Лжи

Я шел по набережной в черной кожанке, которую трепал холодный сырой ветер. На мне были и мои любимые старые джинсы, и растоптанные кроссовки — реликвия тринадцатилетней давности. Я не просто влез вчера в эти вещи — они на мне болтались. Казалось, я снова был на тринадцать лет моложе. Снова вернул тот возраст, когда у меня не было еще ни Рон, ни Дара… ни Шуры. И это было хорошо.

Меня вела интуиция, и я ей доверял. Так даже проще: не надо ни о чем беспокоиться, мое дело сумку с пожитками тащить на плече…

Приехал я на старом пазике с надписью «Southern trail» (по-нашему — южный след). Я зашел туда спокойно, как к себе домой. С меня никто не стал требовать платы, и никто не удивился, почему так… Я начал превращаться в мастера лжи и пластилина правды: я лепил правду такую, какую хотел. Хотел я вначале верить, что кредитка — это проездной — и ездил зайцем. Хотел верить, что и сейчас никто не потребует платы — и ехал.

Я ощущал, как ко мне возвращаются силы; как та энергия, из которой не получилось пока ни ненависти, ни любви, струится по моим венам… Хотя, пожалуй, ненависть начинала брать верх. Мне хотелось, искренне хотелось вылить ее на тот, распрощавшийся со мной мир… Я не думал, зачем…

…По борту корабля тянулась серебристая надпись: «Черный Аполлон». Он стоял в порту одиноко — никто не поднимался по спущенному трапу, никто не бегал вокруг с чемоданами. Казалось, он ждал. И ждал меня…

А я не торопился. Я просиял в лучезарной улыбке и пошел к нему неторопливым широким шагом.

У трапа скучал мальчишка лет двенадцати. Он смотрел под ноги и гонял носком сапога обкатанный древним морем камешек… Почувствовав мой взгляд, мальчик поднял глаза…

— Здравствуй, парень! — поприветствовал я его. — Скажи-ка мне, что это за корабль… название у него интересное!..

— О! Это… это наша организация так называется, — затараторил наскучавшийся мальчуган. Он был явно рад, что я пришел: хоть какое-то разнообразие… — Мы защищаем природу, следим, чтобы не исчезли редкие виды… вот.

— А что означает «Черный Аполлон»? — поинтересовался я.

— Это… это бабочка… — мальчишка оттопырил ворот курточки, чтобы показать мне металлическую брошку изящной работы. Брошка была в виде белой с черными пятнами бабочки. — Parnassius mnemosine, — добавил юный защитник природы с многозначительным видом.

Я даже развеселился и заулыбался по-настоящему…

— А отец у тебя, небось, капитан? — хитро прищурился я.

— Ага! А как вы догадались?!

— Да по тебе видно, что и ты будешь капитаном!

Мальчишка аж зарделся от гордости.

— Кого ты ждешь? — спросил я как бы невзначай.

— Александра Армани… я должен его встретить и проводить на корабль…

— А корабль идет в Штаты… — плавно продолжил я.

— Угу, — охотно кивнул мой собеседник…

— Александр Армани — мой отец, — сказал я с безупречной искренностью мастера лжи и пластилина правды. — Только сегодня он собирал вещи, как вдруг ему взбрело в голову, что он уже стар для таких поездок. Я его час уговаривал, но все равно пришлось отправиться вместо него.

…Но малец оказался крепким орешком… Он не стал согласно улыбаться и кивать, а наоборот, наморщил лоб и начал сомневаться.

— А зачем тогда вы расспрашивали про корабль?

— Я хотел поговорить. Наша фамилия очень знаменита. Поэтому, когда люди знают, что я — Армани, они не могут говорить со мной на равных… А так мы с тобой славно пообщались. Надеюсь, и дальше будем общаться… Никогда не преклоняйся перед авторитетами, ладно?

Он кивнул… Кажется, я его убедил…

— Я Владислав, — сказал я и протянул мальчишке руку, как равному.

— Леонид, — представился он…

«Коллеги», в отличие от стойкого мальчика, встретили меня на ура. Кое-кто даже начал вспоминать, как держал меня маленького на коленях… Среди всеобщего веселья и предчувствия приключений мне осталось время поразмыслить над тем, что, оказывается, сила воли и чувство истины не определяются возрастом. Когда я пожимал мальчишке руку, я не лукавил: я чувствовал уважение к тому, кто сумел мне противостоять… может, потому и убедил, что в одном этом был искренен…

Когда вдали скрылся берег, я решил, что начало положено, осталось подготовиться к Возвращению туда, где меня не ждут.

Развалившись на своей койке в каюте, я включил ноутбук — его я самым честным образом одолжил у Мартина и обещал вернуть по возвращении. Кстати… Мартин… не думаю, что он сам по себе лучше стал ко мне относиться. Просто я очень этого хотел… наверное… Так что же, в мире нет ничего, кроме того, что нужно мне?.. И если уйдет моя неожиданно проснувшаяся сила, то все от меня отвернутся? И я снова превращусь в щепку на волнах?..

Я прогнал тревожную мысль, хотя и чувствовал, что она верна на все сто. Никто не будет меня любить бескорыстно. И никто не любил… и Рон — тоже…