Внутренняя красота - Маргерит Кэй

— Мне жаль. Мне так жаль, — повторяла Кресси, высвобождаясь. — Надеюсь, тебе сейчас не стало еще хуже оттого, что ты отвел душу. Мой опыт с признаниями, подобными тем, какие ты вынудил меня сделать, показывает, что потом ощущаешь страшную усталость. Однако, Джованни, тебе скоро станет легче, и ты начнешь видеть все яснее.

Кресси не хотелось уходить, но она знала его достаточно хорошо. Ему вряд ли понравится, если начнут копаться в его жизни и разбирать подробности. К тому же Кресси хотелось побыть наедине со своими мыслями, свыкнуться с тем, что она узнала. Она коснулась его щеки, подавленная тем, что испытывала, ей хотелось уйти до того, как с ней случится нервный срыв.

— Здесь ты создашь новую красоту, пока я буду твоей моделью. Правда? Теперь мне пора идти и написать письмо сестре. Спасибо за то, что доверился мне, рассказал о себе.

Кресси поцеловала его в щеку, закуталась в накидку и направилась к двери. Джованни стоял неподвижно, глядя в пустоту. Видя его таким, она чувствовала, как сжимается сердце. Она так любила его. Вот она и призналась себе.

Глава 8

— Я решительно отказываюсь принять его. Кресси, ты должна отделаться от него. Умоляю тебя.

Белла с мольбой вцепилась в рукав платья падчерицы, розового полосатого платья из шелка с простым круглым воротником, рукавами с буфами, сужавшимися книзу, с красивым волнистым подолом. Кресси любила его. Сейчас она пыталась отцепить пальцы мачехи, но Белла не отпускала рукав.

— Сэр Гилберт проделал долгий путь из Лондона, и вам следует хотя бы поговорить с ним. В таком случае вы проявите разумную предосторожность. Нельзя забывать о здоровье еще не родившегося ребенка. Спору нет, в своей профессии доктор на голову выше остальных.

— Нет! — Белла театрально рухнула на диван. — Нет, нет и нет! Я так и сказала твоему отцу. Я говорила с ним совершенно откровенно. Не потерплю, чтобы этот ужасный человек снова касался меня. Для такой профессии у него слишком длинные ногти. Кресси, к тому же они остры. Ты даже представить не можешь.

Но Кресси, к сожалению, могла это представить благодаря живописной тираде Беллы. Она вздрогнула и сжала колени.

— Вы не могли бы просто посоветоваться с ним, обсудить ваши симптомы, не подвергая себя тягостному осмотру? Как-никак вам ведь не совсем хорошо.

— Потому что в моем чреве девочка. У меня утренняя тошнота, вот и все.

Словно защищаясь, Белла сложила руки на своем не очень большом животе. Кресси показалось, будто Белла сама уменьшалась в размерах. Неужели она теряла вес?

— Кресси, прошу тебя. Не заставляй меня разговаривать с ним. Его голова напоминает яйцо, торчащее из гнезда птицы. Одна бровь все время приподнята, а как он смотрит на тебя, под его взглядом я чувствую себя так, будто совершила ужасное преступление. А его голос. Он говорит загробным голосом, все время шепчет, утомительно и монотонно. Вот что я скажу, его место на кладбище. Слушая его, мне кажется, я протяну не очень долго. А что до его рук, но я уже тебе все сказала о его руках.

Белла заламывала руки, точно в трагедии. Отчаянно трясла ногами в голубых атласных тапочках так, что получалось нечто вроде тустепа[27], о чем она, видно, даже не подозревала. Раз ей столь неприятен этот врач, почему же она допускала его к себе во время предыдущих беременностей? Кресси закатила глаза. Ответ очевиден. На этом, должно быть, настоял лорд Армстронг. Мачеха поступала неправильно, но Кресси невольно подумала, что будет неплохо хотя бы раз насолить отцу. Убедив себя в том, что так поступает ради Беллы, она согласно кивнула.

— Ладно. Боюсь, вы преувеличиваете, этот бедняга не столь смешон, как вы описываете, но я отошлю его. Должна признаться, в последнее время вы выглядите намного лучше.

— Утренняя тошнота прошла, это точно. — Леди Армстронг опустилась на диван со вздохом облегчения. — Благодарю, Крессида. Я тебе очень признательна за это. Я говорю искренне.

Похоже, эти слова шли от сердца. Кресси была тронута и довольна тем, как в последнее время развивались их отношения. Как сказала Белла, им не стать близкими подругами, но обе говорили честно и понимали друг друга, а это означало, что они смогут жить если не в полном согласии, то хотя бы в мире. Даже оба старших мальчика, похоже, заметили оттепель в их отношениях.

Джеймс и Гарри редко вели себя несносно, когда рядом находились их мать и Кресси, тогда как раньше переходили всякие границы приличия, пользуясь враждой между двумя женщинами. А это означало, что Фредди и Джордж больше не следовали их примеру и не устраивали истерик. Теперь Кресси почти не приходило в голову связать их, вставить в рот кляп или с воплем бежать из комнаты, от отчаяния дергая их за волосы. Раньше, когда она взяла на себя обязанность воспитывать мальчиков, такое желание возникало у нее неоднократно. Братья никогда не станут ангелами, но в последнее время почти всегда вели себя послушно и внушали к себе неподдельную симпатию. Кресси подумала, что школа Харроу изменит все это, если верить словам отца и несносного человека по имени Бани, которого он называл своим другом.

Кресси остановилась перед зеркалом в коридоре. Как обычно, на ее голове царил хаос. Кресси перестала закалывать волосы, ибо их приходилось распускать всякий раз, когда она позировала. Тогда она просто подвязывала их лентой. Сегодня Кресси взяла темно-розовую ленту в тон платью. Джованни говорил, ей идет именно этот цвет, более бледный оттенок не подойдет. Она вроде бы догадалась, что он имел в виду, когда заметила, сколь хорошо это платье смотрится на ней, но не поняла, почему именно оно ей подходит.

Держа ленту в руке, она уставилась на свое отражение. Минула почти неделя с тех пор, как она начала позировать в обличье мистера Брауна, как Джованни рассказал о своем прошлом, как она догадалась, что влюблена в него.

Она надеялась, что это чувство пройдет само собой. Исчезнет так же незаметно, как возникло. Кресси охватывала бурная радость всякий раз, когда она смотрела на него, становилось тепло на душе, когда думала о нем, но ныло сердце, когда напоминала себе, что с каждым днем близится час расставания. Она не желала приближения этого часа, и он не наступал. В действительности все было наоборот. Всякий раз, когда она видела Джованни, казалось, этот час отступает. Подобное ощущение наполняло ее страстным желанием не только физического свойства. Любое мгновение, проведенное без него, считалось потерянным. Любые мелкие факты, которые удавалось выведать, становились сокровищами. Кресси хранила их в своей памяти, точно кубики, которые можно складывать, пока не получится завершенная мозаика его жизни. Правда, она не верила, что удастся составить полную картину. Оставалось мало времени, а Джованни никому не расскажет о себе все. Он уже так поведал больше чем кому бы то ни было, и поэтому ей стало легче мириться с мыслью о предстоящей разлуке.