Ужас Рокдейла - Иван Борисович Кустовинов

спустились вниз, но все же надеялся, что другие участники операции все еще ждут его сигнала, поэтому достал рацию и попытался связаться с Ричардом:

— Ричард, ты слышишь меня? Это детектив Фальконе, прием. Меня слышно?

— Здрасте, детектив, давно не виделись! А вы как раз вовремя, у нас все готово. Были небольшие трудности, но я все уладил, так что теперь все путем, — весело ответил ему голос Джека.

— Пускайте воду, — еле слышно проговорил Питер.

— Вы сказали, можно пускать воду? Я правильно вас расслышал, детектив? А то мне на секунду показалось, что, может быть, вы сказали…

— Пускай воду, кретин, скорее пускай воду-у-у! — из последних сил заорал Питер Фальконе и упал без сознания.

— Ну хорошо-хорошо, чего орать-то? Тогда я жму на рычаг и пускаю воду? Ну вот, я уже все сделал, вроде дело пошло. По крайней мере, тут все здорово начало ухать и дребезжать. Эй, детектив, вы еще здесь? С вами все в порядке?

Вода быстро начала покидать водохранилище и вот уже весело летела по трубам, плескаясь и резвясь, неся в себе частичку божественной силы. Никогда еще, наверное, мир не видывал такого, чтобы святая вода текла к людям по трубам и струилась ручьями в системе канализации. Но именно это сейчас и происходило в Рокдейле.

Дух Билла Уотса метался по всей канализации, по всем трубам города и безумно выл от боли, пытаясь найти избавление от этой напасти, но святая вода была везде, и не было ему от нее спасения.

Оставшиеся в городе люди, услышав безумные потусторонние вопли, доносившиеся из ванн, туалетов и раковин, со страхом вжались в кресла, забились под кровати, спрятались за шторами.

Призрак еще долго носился по городу, визжа и воя от боли, пока наконец не смолк. В Рокдейле наступила блаженная тишина.

Жители с трудом приходили в себя, гадая о причине зловещих звуков. Предположения строились разные, но большинство версий сводилось к одной: Билл Уотс действительно возвращался из небытия, но теперь, по-видимому, снова погиб. А значит, теперь можно больше не беспокоиться за свои жизни и спать спокойно.

В это время Питер Фальконе лежал возле канализационного люка у фонтана на площади, и теплые лучи заходящего солнца нежным светом озаряли его недвижимое тело.

Похороны

Питер проснулся рано утром в своей постели. С того момента, как его в полном бесчувствии обнаружила миссис Дарлинг, отправившаяся на поиски разбежавшихся по всему городу испуганных воем призрака кошечек и котов, прошло уже два дня, но тело детектива по-прежнему не покидала ужасная боль, а ноги до сих пор едва двигались.

И все же Питер Фальконе нашел в себе силы подняться. Всем своим видом он напоминал сейчас маленького ребенка, который впервые стоит на своих двоих без помощи постороннего.

За окном всех еще радовала солнцем прекрасная летняя погода, хотя далеко на горизонте уже маячили темные тучи, которые должны были принести с собой дожди и похолодание.

Питер Фальконе думал о том, почему время, проведенное в канализации, так сильно отличалось от того, что было наверху. Неужели злоба Билла Уотса была настолько сильна, что оно там текло совсем иначе? Или причина в чем-то другом? А эти вечно меняющиеся коридоры? Было ли это подстроено призраком специально или просто саму природу выворачивало наизнанку от присутствия потустороннего зла? Ответа на эти вопросы у детектива не было, как и свободного времени, которое можно было бы потратить на размышления.

Скрипя зубами от боли, Питер сделал несколько шагов, а затем, пересиливая мучительные ощущения, еще парочку. Ноги понемногу начинали слушаться его: все же он был еще молод, и физические раны заживали на нем, как на собаке.

Однако с ранами душевными все обстояло иначе: смерть Дика, а потом еще и убийство на его глазах Фрэнка Дугласа, который пожертвовал собой ради спасения его и всего города, сильно ударили по психике Питера. Потом была эта ужасная погоня… Фальконе до сих пор казалось, что он все еще бежит по этим темным сырым коридорам, не имевшим начала и конца, а мерзкая тварь следует за ним по пятам, намереваясь разодрать его плоть и прикончить. От этих воспоминаний его бросало в дрожь, а по телу пробегал тот самый жуткий, пробирающий до костей холод. Но даже и без этого спину то и дело пронзала жгучая боль, словно на ней был огромный незаживающий ожог. Это было очень странно, ведь когда он очнулся и попытался разглядеть в зеркало спину, то не обнаружил у себя сзади ни единой царапинки. Эта рана, видимо, была следствием того, что призрак без конца пронзал его спину своим огненным взглядом во время погони.

Но, несмотря на бесконечную муку, он обязан был собрать в кулак все остатки своих душевных и физических сил, потому что на сегодня были назначены похороны. Хоронили всех жителей Рокдейла, погибших за последние несколько дней от рук восставшего из ада маньяка. Среди них были бедняжка Алиса Уолш, по злой иронии явившаяся как последней жертвой Билла Уотса живого, так и первой жертвой маньяка уже мертвого; их бывший противный судмедэксперт Джозеф Раковски; его дорогой друг, детектив Дик Лэнс; супруги Хаммонд и местный пьянчуга Джордж Маклейн, а также героически погибший Фрэнк Дуглас и, конечно, Розалия Сандерсон. Хотя последняя дамочка и пала жертвой своих собственных козней, а не погибла от рук призрака, как другие, ее все же решено было хоронить вместе со всеми, потому что как-никак она тоже являлась частью этого города и умерла в одно время с остальными. Кроме этого, не все жители Рокдейла вообще верили в то, что злой дух был в городе, и считали, что этим загадочным смертям можно найти вполне логичное объяснение.

Как бы то ни было, но детектив Фальконе просто обязан был присутствовать на этом печальном событии. Он прошел в ванную и, посмотрев в зеркало на свою успевшую как следует зарасти физиономию, взял бритву и начисто сбрил с лица все это волосатое безобразие, которое ему еще и явно не шло. С растительностью на лице он походил больше на какого-то необузданного викинга из давно ушедшей эпохи, готового по первому зову броситься грабить, насиловать и убивать, нежели на вполне современного честного и добропорядочного гражданина, а к тому же еще и детектива полиции. Своей столь необычной для итальянца внешности Питер был обязан матери, которая была немкой, вот так и вышло по странной прихоти природы-матушки, что человек, имевший все повадки жителя Апеннинского полуострова, имел чисто арийскую внешность.