Ужас Рокдейла - Иван Борисович Кустовинов

— Дайте-ка подумать.

Питер, глядя на проплывающие мимо него фекалии, погрузился в размышления. Сначала ему в голову совершенно ничего не приходило, но потом одна смутная идея все же посетила его светлую голову.

— Вы сказали, что этих двух проходов здесь быть не должно?

— Совершенно верно, — не понимая, к чему клонит детектив, ответил Фрэнк.

— А теперь присмотритесь хорошенько и подумайте: вам хоть чем-то знакомо это место? В смысле, есть ли подобное разветвление в других тоннелях, не здесь?

— Хм… сложно сказать… но вообще… Стойте, а ведь мне и правда знаком этот участок! Это же те два прохода, которые находятся под зданием почты. Но этого просто не может быть, поскольку это очень далеко от того места, где мы спустились. Мы никак не могли здесь оказаться, мы же прошли всего ничего, — в замешательстве повторял Дуглас.

— В городе орудует призрак маньяка, который убивает людей, вылезая из унитазов и раковин, так что все может быть. Не забывайте, мы находимся сейчас не просто в канализации, а в том месте, которое стало его обиталищем, поэтому, видимо, теперь тут все несколько изменилось. Возможно, это какие-то перемещения в пространстве и времени или еще что-то в этом роде? Я понятия не имею, что это может быть и как это происходит, но очень надеюсь, что все это не подстроено специально лично Уотсом для того, чтобы мы сами пришли прямо к нему в лапы.

— О боже, так, может, нам тогда стоит сначала подняться наверх и все тщательно взвесить с учетом новых фактов? Здесь за левым поворотом должен быть выход на поверхность.

— Если все это подстроено злобным призраком, то едва ли он даст нам улизнуть, а если нет, то нам тем более не стоит терять времени. Неизвестно еще, сколько придется здесь ходить, прежде чем мы найдем нужное нам место, так что в любом случае я считаю, что мы должны продолжать путь. Какой из этих коридоров быстрее приведет к нужным нам задвижкам?

— Хорошо, наверное, вы правы. Тогда нам нужно идти направо, здесь должно быть гораздо короче.

Питер и Фрэнк с упорством продолжили искать путь, который вывел бы их наконец к цели, но по-прежнему безуспешно слонялись по бесконечным коридорам канализации, попадая то в одну, то в другую его часть. Несколько раз им казалось, что они почти достигли долгожданных вентилей, но каждый раз, когда за поворотом должно было появиться нужное место, они попадали в совершенно другую части канализации, за много миль до необходимого им участка.

Детектива уже воротило от этого мерзкого стойкого запаха человеческих отходов, и он готов был сдаться и, плюнув на все, попробовать выбраться наружу. Но Фрэнк, который какое-то время назад сам высказал эту идею, теперь упрямо шел к цели без отдыха, не останавливаясь ни на минуту. Несмотря на свой жалкий вид, Дуглас, казалось, воспрянул духом, и в его глазах вновь горел огонь. Убитому горем отцу придавала сил мысль, что дочь его должна быть отомщена, а ублюдок, ее убивший, — понести заслуженное наказание, пусть даже если он и так уже мертв.

Так они и шли, позабыв о времени и не зная, смогут ли когда-нибудь снова увидеть солнечный свет. Питеру стало казаться, что конца этому бесконечному лабиринту не будет никогда, и он, совершенно выбившись из сил, настроен был умолять Фрэнка оставить эту затею и попытаться найти выход.

По правде сказать, если бы не стойкость Фрэнка Дугласа и не прекрасное знание им всех поворотов и ответвлений, они давно бы уже заблудились без всякой надежды на спасение из этой вонючей дыры.

Когда после очередного поворота они снова оказались совершенно в другом месте, а вдали замаячила очередная развилка, Фальконе остановился и пересохшим ртом окликнул рвущегося вперед Дугласа:

— Стой, Фрэнк, я больше не могу, давай бросим эту затею. Нужно признать, что у нас нет никаких шансов найти эти проклятые вентили. Мы никогда не сможем до них дойти, ведь путь все время меняется: идешь тем, который должен быть короче, а оказываешься еще дальше от нужного места… Нет, нам действительно стоит подняться наверх и придумать план получше.

Фрэнк остановился и призадумался. Он не готов был сдаваться, он решил идти до конца, но сил у него едва ли хватит надолго. Фрэнк прекрасно понимал, что, как только его пыл пройдет, он снова станет немощным стариком и тогда все равно придется отступить назад. Но пока еще жажда мести снабжает его дряхлое тело энергией, он будет продолжать идти вперед. К тому же в голове у него неожиданно родилась одна прекрасная идея.

— Подожди, детектив, мне кое-что пришло на ум. А что, если нам попробовать сворачивать не в те коридоры, где путь должен быть более коротким, а туда, где он обязан являться самым долгим? Ведь может же быть такое, что теперь здесь все стало работать наоборот?

— Ну, может, в этом что-то и есть, давай попробуем, но только в последний раз. Если мы снова окажемся совершенно в другой части города, то станем выбираться наверх.

— Идет.

Из трех возможных путей Фрэнк на этот раз выбрал самый дальний, и они, скрепя сердце, пошли по нему, надеясь, что на этот раз их предположение окажется верным. Через какие-то метры храбрецы вновь оказались в другом месте, но, по словам Дугласа, уже гораздо ближе к цели. Преодолев несколько таких поворотов и развилок и выбирая каждый раз самый дальний путь, они добрались наконец, к неописуемой радости обоих, до цели.

Дуглас тотчас же показал Фальконе, какие вентили следует повернуть, и Питер, взявшись за них своими могучими руками, сделал это, пусть и не без труда: задвижки действительно довольно сильно проржавели и захрясли, так что детективу изрядно пришлось попотеть — и это несмотря на царящий в канализации жуткий холод.

Покончив с треклятыми железяками, они обменялись рукопожатием и поздравили друг друга с завершением основной части миссии. Наконец-то можно было со спокойной душой отправиться наружу и дать команду остальным участникам этого дела пускать воду. У Фрэнка от переполнявших его чувств даже выступили на глазах слезы: неужели сегодня, впервые с того дня, как он похоронил свою дочь, он сможет заснуть спокойно, зная, что у него получилось покарать убийцу своей ненаглядной малышки?.. Питер, совершенно забыв о сильнейшей усталости и о ноющих от боли ногах, широко улыбался и тоже готов был вот-вот разреветься, глядя, как плачет от счастья бедный старик.

Радость их, однако, быстро иссякла,